Есть такие приборы, которые знают норму и могут ее показать. Например, градусник. Весы. Измеритель давления. Пульсометр. У меня еще есть люди, которые знают норму и, поскольку я постоянно опасно выхожу за ее пределы, мне ее показывают. Такие люди-градусники, люди-ориентиры. Это могут быть и люди, которые давно умерли, с которыми я никогда не была знакома лично. В фейсбуке и в контакте есть пара-тройка человек, которые сами того не зная, являются моими «весами», моими «градусниками». Наверное, я бы давным давно замкнулась и перестала общаться, как это сделали несколько очень уважаемых людей в моем возрасте или не в моем. Но я продолжаю барахтаться в некотором человеческом омуте в том числе и чтобы знать эту норму. Социальный круг (умфельд), как говорят немцы, мне важен, пожалуй, ради этого – балансирования в пределах нормы. Видеть людей ясно – это видеть людей через себя, через свою совесть. Восторгаться – Катя такая героическая, я так, героически жить, не могу. Удручаться – Джулия такая мелочная, во мне этого качества совсем нет. Разочаровываться. Удивляться. И еще – не понимать. Есть люди, которых я не понимаю. Они живут в другом измерении и их образы мне недоступны. Я не могу ощутить их, расчувствовать, я не могу их познать, даже если мы будем общаться нос к носу круглосуточно. Это за пределами моего воображения. Например, я могу, не осознавая и не понимая, общаться с трансгендерами. Но они всегда будут для меня как квантовая механика. Можно менять имена и места жительства, профессии, мужей, мировоззрение, идеи, но я не понимаю, как можно путешествовать от пола к полу. Также я не могу понять людей, которые продолжают тебя уговаривать, хотя ты уже сказала своё «нет». Я не могу понять матерей, которые отказались от своих детей, они для меня тоже – трансгендеры. Психа понять могу, безумца, самоубийцу отлично понимаю, понимаю человека, который врет ради денег, понимаю человека, который наживается на чужих страданиях, который одинаково любит жену, любовницу и секретаршу, хотя это все за гранью, но тут мое воображение еще работает. А вот людей, которые были, скажем, мужчиной, а стали, скажем, женщиной, понять не могу. Что происходит в его голове? Как он чувствует? Какая у него температура? Тоже самое с людьми, которые искренне ненавидят свое отечество, это за гранью моего воображения. Они могут мне объяснять причины, законы, историю своих убеждений, даже свои трагедии. Я могу понять причины эмиграции из Отечества, но горячую ненависть, желания уничтожить свое отечество, желание его обнулить или аннулировать – это за границей моего ума и сердца. Допускаю, что мой ум и сердце слишком малы. Кажется, у Достоевского (или у Бродского, хотя, может быть, у кого-то другого, не помню точно) есть мысль о том, что вот есть гении, а есть просто талантливые и образованные люди. Их очень легко перепутать. И чуть ли не единственное отличие образованных талантливых от гениев в том, что таланты прекрасно могут мутировать, приспосабливаться, продаваться, вылезать там, где выгодно. То есть у просто талантов нет мерила, а в гениях внутреннее мерило, внутреннее чутье на лицемерие, ложь и прочие враки очень сильное. Они физически не способны переобуться ради материальной или какой-то другой выгоды. А если это с ними и происходило, то гении жестко мучились, боролись с самими собой вплоть до самоуничтожения, как это произошло с Маяковским. По сути все гении, уехавшие а рубеж, вынужденные уехать, очень сильно самоуничтожались там. Это, возможно было незаметно внешне, но в творчестве это самоуничтожение очень сильно работало. Цветаева писала гениальные стихи за границей лишь осознавая, что она всегда вернется. И вернулась, понимая, что обречена на Родине. И тут не стоит вопрос о том, какая это родина. Гнобящая, злая, жестокая, разрушающая или любящая, уютная, цветущая. Я не знаю ни одного гения, который бы поливал грязью свою родину из-за границы. А вот талантливые люди делают это легко и на их взгляд вполне оправдано. Потому что их личный внешний комфорт, личная устроенность и защищенность им важнее, чем какие-то корневые, выходящие за практическое, прикладное применение вещи. Физика им важнее метафизики. Отличие гения от таланта – это объем, охват сознания, наверное. Вот Ольга Берггольц не озлобилась же на Родину в тюрьме, хотя куда уж хуже. Мне кажется, она даже на людей не озлобилась. Потому что она – гений. А Солженицын озлобился, каким бы умиротворенным старцем себя не позиционировал.
Вчера сошедший с ума адвокат (я про него уже писала тут), у которого я изредка прибираюсь, подарил мне христианский календарик. «Можно я вам подарю одну вещицу?», - спросил. И очень робко протянул «вещицу». И попросил пыль с полок в его библиотеке вытирать только сухою тряпицею. «Потому что книги не любят влаги, как и деревянная мебель». В библиотеке его – тысячи, наверное, книг. Очень много математических. «Когда я был маленьким, я просил няню выгуливать меня на кладбище. Я очень любил кладбища. Потому что я любил считать. Мне было 5 лет, я смотрел на даты рождения и смерти и сразу же говорил, сколько лет прожил человек. А вот с буквами было проблематичное, читать имена я научился позже», - говорил этот адвокат. Мне очень захотелось говорить с ним дальше, но он снова вернулся к своей «работе». Мне кажется, я понимаю, зачем ходят по земле безумцы. Потому что они живут «за гранью». И эта их жизнь – это тоже такое мерило для тех, кто безумцем себя не считает. Этот адвокат потихоньку тоже становится моим градусником. Мне это нравится. И кладбища – тоже градусник меры. Всегда надо соизмерять свой шаг по супермаркету с шагом по кладбищу. Где больше жизни, не знаю. Где больше меня, настоящей, не знаю тоже. Знаю, куда и как сильно меня тянет. А если не тянет, знаю, почему все равно туда иду – чтобы испытать свои силы. Каждая уборка в чужом доме для меня – это такой внутренний Эверест. Иногда не дохожу до вершины, скатываюсь, физика подводит, но потом вытягивает метафизика. Такие дела. И недела.
Ваша уборщица.