Из Индии сейчас приходят тяжелые новости: число умерших от коронавируса снова побило мировой рекорд. Я хочу поддержать эту прекрасную и любимую мной страну и выложить небольшой репортаж о нашем путешествии по Индии десять лет назад. Подумайте о жителях Индии с любовью. Пусть у них все как можно быстрее наладится.
31 декабря
Ашхабад
Я много лет мечтала об Индии. Мое существо влеклось к ней, как к источнику мудрости, который несет успокоение и свободу. Точка духовного отсчета была найдена в России, а мечта постепенно перестала быть мечтой. Но, как это бывает с мечтами, они неминуемо исполняются. Я еду в Индию.
Сижу в Аэропорту Ашхабада в ожидании нашего рейса и читаю книгу Пелевина, как обычно в это время года. “Ананасная вода для прекрасной дамы”. На соседней лавке спит Лелик. Через ряд – краснощёкая от дьютифришного виски русская девушка задумчиво перебирает струны гитары, а в соседнем зале орут по-новогоднему пьяные туркмены. Жизнь застыла, будто-то кто-то нажал на пульте “судьбоносную паузу”, чтобы я вдруг почувствовала то, чего не испытывала уже давно – “новогоднее настроение”. И для этого не понадобился бой курантов, президент в телевизоре и оливье в хрустальной миске. То самое НОВОГОДНЕЕ НАСТРОЕНИЕ! Я спокойно наблюдаю, как оно пришло и ушло. Можно читать дальше.
1 января
Дели
И почему меня это уже даже не удивляет? Ну да – совпадение, ну и пусть Индия, буддизм, ананасы, Маша, в конце концов. Я прочла ее за 8 часов и закончила 1.1.11. (Жаль, не в 11 часов, была бы полная конгруэнтность).
Наверное, символично. Наверняка, что-то означает. Как обычно, он будто написал обо мне. Только это не трогает, как раньше, потому что я стала взрослая и знаю, так же думают еще несколько тысяч его читательниц. Он опять уловил волну, снова актуален. Любопытно, переживут ли тексты Пелевина его самого? С очень актуальными писателями это всегда вопрос…
3 января 2011
Бодхгая
Сидим в Карма Темпл (резиденция Кармапы в Бодхгае). Отхватили blessing. Ждем пуджи. Мысли редкие и простые. Чувства улеглись. Спокойно. Расположились на матрасиках слева от Будды, ведем дхармические девчачьи разговоры: о ежемесячном совпадении пмс и кармического очищения, хвастаемся подарками, благословениями и именами знакомых ринпоче.
В храме красиво, ярко и весело. На стенах красочные сцены из жизни Будды, трон напротив огромной статуй обращен лицом к нам. Вдоль прохода – на красных ковриках монахи и поют хором. Пуджа. Кармапа закрыл глаза и едва заметно покачивается. Умиротворение и благовоний дым. И вдруг! Как загудят, как грянут звуки труб, медных тарелок и гонга! И снова песня. Ритм успокаивается. Ом! Ом! Ом! Мой ум входит с пением в резонанс, и постепенно рассасывается головная боль от вчерашнего виски. Несмело прошмыгнула мысль: “Хочу есть”, и я вспомнила, что ничего так и не написала про ступу Махаботхи и Монлам…
Место Просветления Будды – это огромная многоуровневая и сложная, как фрактал, ступа. Рядом с ней растет дерево бодхи, “пра-правнук того самого, ну вы понимаете” (Пелевин “Ананасная вода”), а вокруг садик и много других ступ и статуй, строений, дорожек, закоулков и укромных мест. По легенде все Будды этого мира будут достигать Просветления именно здесь. Тут какая-то особенно устойчивая и глубокая тектоническая плита, точка опоры в бесконечно-меняющемся мире, на которую может опереться Будда во время решающего искушениями Марой.
Фонтанирую здесь пожеланиями. Некоторые исполнятся в тот же миг.
Монлам – это Великое Пожелание, которое Кармапа, Шамарпа, другие ламы и монахи поют каждый день в течение недели. Остальные подпевают, простираются, медитируют, глазеют по сторонам, делаю круги (коры) вокруг ступы или попрошайничают.
***
Прикольно простираться с монахами. Странное возникает чувство. То ли чего-то давно забытого, то ли, наоборот, очень нового и интересного.
Простираться на их отполированных руками досках по-особенному легко и приятно. Сами монахи подолгу стоят, смотрят, думают, потом делают простирание и снова стоят. Так весь день, с шести утра и до захода солнца.
***
Таня, блондинка, изрекающая истины, сказал вчера, что, если бы можно было жить у ступы и не выходить в грязный, суетливый мир Индии, она жила бы здесь вечно. Сложно не согласиться с ней. Индусы живут тяжело, грязно, ужасающе.
Дети ползают в грязи, как щенята; те, что побольше, бегают за европейцами, чирикают что-то типа: би-би, би-би и смотрят жалостливыми глазами. Буддийские монахи дают им лепешки. Монахи всех угощают соленым чаем и лепешками во время монлам-пуджи. Прекрасная практика щедрости.
***
Возвращаюсь на огненную пуджу “for dead people” в Карма Темпл. Стоило мне подумать, как материализовались монахи с чайниками и начали раздавать пластиковые стаканчики с чаем. Я начинаю привыкать к его соленому масляному вкусу.
Кармапа зажег в большом подносе листки с именами умерших. Большой огонь!
– Как же хорошо! Вообще, как здесь классно! – говорит Таня, и я опять мысленно соглашаюсь с ней.
Хочу описать свои впечатления от всего и не могу подобрать слов.
– Очень хорошие чувства! – говорит Таня, озвучивая мои мысли. Я киваю и записываю ее слова.
Здесь очень быстро синхронизируешься с пространством. Я постоянно замечаю совпадения. Например, вчера заслуженный путешественник Рома (автор путеводителя по Востоку), рассуждая о том, где хотел бы жить, сказал: “Если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря” (строка из Бродского, которая цитируется на первых страницах книги, прочитанной мной в аэропорту). Рома Пелевина не читал. Просто совпало.
***
А монахи все читают и читают пуджу. Второй раз предложили чай. Я рассматриваю картинки на стенах храма и переживаю очередное “АГА!”
***
Мы приехали почти без фотоаппарата. Тот, что у нас есть, на батарейках, но местные не работают, нужны duracell.
Словесная фотография:
Сидят четыре бабушки и ребенок. Жгут пластиковые бутылки. Греются.
***
Устроили погоню на двух мото-рикшах за джипом Мипама Ринпоче (папа Кармапы). Хотели догнать и попросить благословения. Погоня была захватывающей, то настигали джип, то отставали из-за встречных машин и повозок. Наконец, джип встал в пробке, мы подъехали, заглянули в окно, а ринпоче спит, приоткрыв рот. Старенький.
4 января
Бодхгая
Приехали в пещеру Махакаллы (где Будда медитировал в аскезе), а тут Кармапа! Вот повезло! Вместе с ним ходили и трогали только что появившуюся в камне букву «А». Потом нас завели в тайную комнату в отвесной горной стене и показали тайную статую белого Махакаллы. Вернее, показывали Кармапе. Мы, как его приближенные (или нагло приблизившиеся), тоже заглянули за шторку после него. Потом выпросили blessing. Я несколько минут стояла сзади, очень близко, почти дышала в затылок. Кстати, у него на голове шрам. У меня первый раз с ним такая близость. Good karma!
***
Опять случайно встретили Кармапу у ступы. Мы его постоянно встречаем!
***
Про русскую сангху:
– Где, где! В Чистой стране!
– Кто, кто! Бодхисаттвы в пальто!
***
Индусы в Бодхгайе одеты так, как у нас бомжи. Но пахнут иначе.
5 января
Гая
Запах немытых замотанных в тряпье тел, сваленных в беспорядке на полу вокзала, торчащие тонкие обезьяньи ручки, грязные пятки и заспанные несчастные глаза. Холодно, наверно, спать на бетоне.
***
Заметили на вокзале, что купили билеты не на ту дату. Наш поезд ушел месяц назад. В кассе билеты только в секонд-класс: общие вагоны без мест с железными, двухъярусными полками и решетками на окнах. Лелик сказал: «Сделаем морду кирпичом и будем прорываться».
Через двадцать минут.
Проводник заметил, что не та дата. Долго смотрел на нас, потом на неправильные билеты, затем на правильные на следующий поезд, принял решение, что мы не мошенники, и сказал: «Ok! Be my guests!» И не захотел брать денег.
6 января
Варанаси
Варанаси – это Венеция, отраженная в адских мирах.
Мне страшно.
Индусы – существа другой породы. Мы для них нечто особенное, они нам завидуют, желают прикоснуться, хоть что-то у нас выпросить или нам продать, но в душе как будто презирают и считают нас дураками. Во мне появилось пренебрежение к ним. Неприятное, непривычное чувство. Везде одни и те же мальчики в замызганных курточках, коротких штанишках, плюшевых наушниках цвета «леопард» и мужчинки, одетые так же, но на головах шарфы. Одежда заношена, в пятнах, в дырах, в катушках, в чем-то еще. Их не отличишь друг от друга.
***
Стоим недалеко от Маникарника Гат и смотрим на горящие в кострах тела умерших, чувствуем дым и жар похоронного костра на берегу священного Ганга. – Смотри! Смотри! – говорит Лелик, – череп раскололся и выпал мозг. Видела?
Индийская мудрость:
Лайф – Кремэйшн
Донэйшэн – Эдьюкейшен
***
Многие индусы растирают в левой ладони белый порошок, смешивают с табаком и засовывают под губу, а еще почти все постоянно жуют бетель. Его нарезают кусочками и продают торговцы, сидя в нишах в стене или в маленьких грязных квартирках, которые открываются дверью-стеной сразу на улицу. Бетель заворачивают в листочки вместе с корицей, шоколадом, чили, специями и какой-то красной хренью, от которой у мужчин красные зубы и плевки.
***
Индию нельзя описать словами.
Сказать «грязные улицы» – это ничего не сказать. Потому что это не грязь, это обрывки газет и оберток, прилипшие к дерьму, играющие в мусоре щенки, пакеты с остатками еды, коровьи лепешки, одноразовые тарелки, лепестки цветов, подтеки воды, мочи и чего-то белого. И красные плевки повсюду.
***
У меня глюк или европейцы действительно стараются не смотреть в лицо друг другу. Как будто всем стыдно. Почему?
***
Я спрашиваю у Лелика:
– За что ты любишь Индию.
Он говорит:
– Здесь пространство пластичное и живое.
– Это как?
– Не могу объяснить.
Через несколько минут мы встречаем Алису с детьми.
Я вчера думала о ней, глядя на рубины в ювелирной лавке. Однажды я купила у нее три красных мутноватых поцарапанных камня. Ей нужны были деньги, я хотела помочь. Рубины ей дал сумасшедший муж и отец ее детей, Серафима и Рады.
– Вот это я и называю – живое, – говорит Лелик после того, как мы договариваемся с ней о встрече. Он, конечно же, в курсе той давней истории, как я влюбилась в безумца, у которого жена и двое детей.
***
Алиса вызывает у меня сложные чувства. Я была любовницей ее мужа. В свое оправдание скажу, что не знала о ней. После, когда узнала, возлюбленный предстал несколько в ином свете.
С тех пор много утекло воды, все стало неважным. Осталось только восхищение ее смелостью, легкостью, красотой. И благодарность. Спустя два года, когда я сама стала матерью-одиночкой, я часто думала о ней; каждый раз, когда было страшно – вспоминала ее. Одна в Индии, с двумя детьми: двухлетним сыном и новорожденной дочкой. Вдохновляющий пример.
Впрочем, мне кажется, встреча со мной была для нее не очень приятной.
Сарнатх – место, где Будда дал первые поучения. Это просторное, солнечное пространство, пустое и чистое: только деревья и кирпичные фундаменты, какой-то замысловатый и аскетичный сад камней. В углу огороженного периметра стоит ступа (Дхарма чакра ступа), похожая на укороченную водонапорную башню из кирпича. Вокруг нее ходят гуськом монахи. Мы сели медитировать. Два круга Алмазного ума, и мир опять прозрачен и ясен.
***
Вечер. Идем вдоль Ганга.
– Это самая священная река мира! – говорит Лелик.
Я вспоминаю прошлый год, зимнюю поездку, Хабаровск, где мы первый раз поцеловались, Благовещенск, Амур, который благодаря Пелевину ассоциируется у меня со Стиксом. Амур и Стикс… Любовь и смерть…
А теперь – Ганг.
Лелик говорит:
– Жизнь.
Нашей совместной жизни сегодня исполнился год.
***
Сидим в Шива-кафе с Алисой и ее детьми. Мы встретили их на Ганге. Они сидели на ступеньках и смотрели на пуджу, посвященную реке. Горел священный огонь, брахман, одетый в огненно-рыжую юбку, с яркой точкой на лбу, танцевал и пел на помосте. Вокруг лежали цветы. Мы вместе пустили по Гангу тарелочки с цветами и свечой, потом пошли ужинать.
Дети на ходу сочиняли стихи и пели сами себе какие-то бесконечные песни. Я влюбилась в них. Сама Алиса спокойная, совершенно адекватная (я побаивалась, что она окажется несколько экзальтированной, как ее муж). Наша неловкость (скорее – моя) прошла. Она спросила, а я рассказала, как выглядела та история с моей стороны, и мы об этом больше не говорили. Алиса с тех пор так и путешествует с детьми.
***
Для многих именно Ганг становится Стиксом.
Снова стоим на его берегу. Ночь. Другой берег исчезает в мутном тумане. Кажется, что там ничего нет, только где-то воет собака. Очень холодно. И влажно.
Днем, когда светит редкое в эти дни солнце, видно, что на том берегу песок и пустынное чистое пространство.
Странно, что город переполнен, но ютится на одной стороне реки, на другой – совершенно пусто. Индия! Здесь живут по каким-то другим законам.
Я все думаю про Алису. Наша встреча взбудоражила меня, во мне поднялось и никак не уляжется странное чувство, которое я не могу описать. Будто мы уже не единожды встречались в прошлых жизнях. Я хотела попросить у нее прощения, но что-то помешало мне.
7 января
Варанаси
We are leaving!
Последний раз заглянули в туманную даль другого берега. Монетки не стали бросать. Пошли завтракать, кутаясь в пледы. Холодно…. Бррр!
Завтракаем в самом дорогом ресторане “Dolphin”. Я смотрю, как Лелик ест яйцо всмятку и записываю: «Индусы только выглядят грязными. Их внешняя нечистоплотность компенсируется внутренней чистотой. Они – наивные идеалисты, проводят свои пуджи по несколько раз в день, делают по утрам йогу, омываются в невероятно грязном Ганге и знают про карму. Все здесь насквозь пропитано духовностью, но она какая-то оторванная от земли, от практического смысла. Их образ жизни – крайняя степень романтизма, мечтательности, религиозной мистики и самой минимальной жизненной суеты. Им не важно внешнее пространство, они заняты внутренним.
Или просто очень бедны…
8 января
Мумбай
Подъезжаем к Мумбаю. Наконец-то жара!
Мы уже двадцать часов в пути. Вагон – слиппер. Соседи – милая пожилая пара. Он – коричневый хоббит в свитере, куртке и синем берете. Она – добрая бабушка и тоже хоббит, но в сари. А еще парень и девушка, которые едут отдельно. Они лежат на третьих, самых верхних полках и о чем-то целомудренно хихикают.
***
Мумбай пахнет цивилизацией: машинами, специями, духами, нагретым асфальтом, листвой и совсем немного навозом. Здесь есть “Макдональдс”. От отчаяния или истосковавшись мы позавтракали в нем.
***
Весь день гуляли. Видели море. Были у главных ворот Индии (Main Gateway), смотрели на корабли. Прошли через весь город и проводили закат солнца на Nariman Point, кушая Subway-sandwich. Море и раскаленный уголек солнца, начавший остывать. Справа – бухта и длинная косая полоса города.
– Похоже на Майями, – сказал Лелик.
Дошли пешком до вокзала через индийский рынок. Устали. Сели в поезд Мумбай– Гоа и уснули на нижних местах.
9 января
Гоа
Ночь в поезде, и мы подъезжаем к Гоа. Лелик кинул монетку, где выходить: в Пернэм или в Тивим. Выпало – Пернэм. Через двадцать минут мы в Гоа! Ааааа!
***
Райское местечко. Пахнет разомлевшей на солнце зеленью, фруктами, морем, жарой, любовью и счастьем. У меня от радости подпрыгивает диафрагма.
Я сижу в кафе и ем самый вкусный в моей жизни фруктовый салат, запивая его кофе. Мимо проходят улыбающиеся и расслабленные люди, красивые как боги. Возбуждающая, приятная щекотка бегает по моим рукам. I am very happy!
***
Пляж. Жара. Искупались два раза. Я купила себе шляпу. Лелик арендовал мотоцикл. Акклиматизировались немного.
***
За противоположным столиком в кафе, прямо напротив меня, сидит загорелый, весь в татушках, с бусиками на шее и в кепке, крутой мужик, курит косяк, широко расставив ноги, из промежности шорт вывалилось … все.
Мужик с косяком, в бусиках и с торчашим перцем – вот образ Мефистофеля наших дней.
***
Фотография:
Годовалый малыш на четвереньках, ползком стремительно мчит в море. Мама заметила, вскочила с лежака и бежит за ним.
Фотография 2:
По пояс в волнах сидит прекрасная девушка с вьющимися волосами и голой грудью. В руках она держит костыли, которые возвышаются над ней, как штандарты над воинственной русалкой.
***
Мимо нас на мотике проехал знакомый – русский путешественник Игорь, с которым мы познакомились в прошлом году на Шри-Ланке. Бросились догонять. Погоня! Круто!
Догнали, поболтали. Оказалось, он так и путешествует с тех пор. Интересно, чем живут такие люди? В чем они видят смысл себя?
***
Ночь. Море. Звезды. Вечеринка рядом с нашим бунгало. Радость растанцованного тела. Офигительный секс.
Есть рай на земле. Это Гоа!
10 января
Гоа
Везде написано “No smoking”, и все курят. Угадайте, что?
***
Джуз-центр – это кафе, в котором подают только соки, настоящие, свежевыжатые, из всего, что можно выжимать.
Ждем соки. Я – ананасовый, Лелик – клубничный с киви. Я стараюсь выдумать какую-нибудь интригу, с помощью которой удастся уговорить Лелика поехать ночью на трансовую вечеринку в “Ликвид Скай”, наконец говорю:
– Поедем вечером в “Ликвид Скай”?
– Давай доживем, Машенька. Там видно будет.
***
У нас романтический ужин. Лелик говорит:
– Сегодня единственный в нашей жизни такой день.
– Какой? – спрашиваю я.
– Десятое января этого года. Удивительно, правда?
***
Арамболь – звучит, как музыка, которую настукивает индус на барабане, а пьяненькая туристка, подыгрывая, трясет маракас.
11 января
Гоа
Мы в сувенирной лавке рассматриваем гаджеты. Лелик говорит:
– Чилом символизирует Шива-Лингам. А гашиш называют чарис. Есть ответвления шиваизма, его последователи курят чарис через чилом и сидят под пальмами.
– Аааа, – задумчиво тяну я.
Мы покупаем сувениры, и торговец, маленький, хитренький, с большим, как слива, пупырчатым носом, прощаясь, напутствует:
– Go happy!
***
На пляже опять party. Растанцевалась до неги в суставах, до ярко-оранжевого огня в животе.
Танцевала для моря, для ночного неба, для луны, потом со своей тенью на песке, а потом пошла к людям. Танцевала их, повторяла движения, соединяя одного с другим. Очень хорош был седой сухощавый дед с длинными волосами. Его подпрыгивания – как программа с открытым кодом, настраиваешься на него, а потом вставляешь в ритм любые движения. Отожгли вместе, после чего раскланялись, отдавая дань друг другу.
Затем зеркалила сразу всех. Ни одной мысли в голове, только ощущение горячего тела, выходящего из своих границ. Пульсировал общий ритм танцпола, танцевала его, и одновременно импровизировала со своей тенью на движущихся фигурах людей.
Лелик устал и пошел спать. Я плясала до конца вечеринки.
***
Возвращалась домой ночью по пляжу, за мной увязался индус. Шел несколько шагов позади и канючил: «Mam? You wanna fuck? Mam! One sexy moment!»
Я крикнула ему: «Go away!» Он не послушался и продолжал идти. Я подумала, что бежать нельзя, он тогда осмелеет от моего страха и догонит. Но было так страшно, что очень хотелось бежать. Едва сдерживалась. И вдруг рядом показался большой белый пес. Он неторопливо трусил слева от меня до самого дома. Его спокойствие передалось мне.
12 января
Гоа
Мы заблудились во время экскурсии по Реди Форт – красно-кирпичным развалинам португальского форта. Отсюда красивый вид на море. Я несколько раз крикнула в голубую бездну, стоя в бойнице. На крик прилетел орел и долго кружил в небе. Лелик говорит:
– Нужно идти по наитию.
– Найти наитие, – медленно отвечаю я, рассматривая, как перекатываются в воздухе звуки.
***
Скучаю по дочери. Очень хочется разделить с ней море, солнце, фруктовый салат. Провожаю взглядом мамашек. Представляю, как увижу ее, мою малышку. Ульянка сначала застынет от удивления и секунду будет молча на меня смотреть, потом вскрикнет: «Мама!», обнимет за шею и долго не захочет слезать с рук. Я буду дышать ею. А потом мы сядем на пол в ее игрушки, и она начнет показывать, что подарил ей Дед Мороз, а ее бабушка, моя мама, – рассказывать какие новые слова говорит Ульяна, как они гуляли, или к кому ездили в гости, или еще что-нибудь. А я буду медленно растекаться от счастья по полу.
***
Дни летят в райском времяпрепровождении. Два часа дня. Сижу на пляже в кафе. Лелик купается. Мне вспоминается Чакравартин, про которого рассказывала блондинка Таня. В Гоа чувствуешь себя властелином Вселенной. Здесь такая энергия, которой я не могу найти объяснение. Лелик чувствует тоже самое. Вчера вечером, рассматривая звездное небо, он сказал, что если бы пришлось управлять миром, то только из Гоа.
Именно так, наверное, и живут боги. Какая-то неземная благость разлита здесь. Это не Казантип с его столкновениями полярных сил.
Время убегает, хочется его удержать. Кто-то нашептывает в моей голове, что, если захотеть сильно-сильно, можно перекроить свою жизнь и остаться здесь. Но другой, более трезвый и требовательный голос говорит: «Тебе надо вернуться и жить там, там ты нужней». Но пока… Я не помню, как мы сюда приехали, не знаю, как будем уезжать. Мне кажется, что я живу здесь вечно…
***
Мы катаемся туда-сюда на байке. То на пляж в Ашвем, то на Парадайс Бич, то на рыбный рынок. Сейчас приехали на фли-маркет. Здесь продается то же, что в Москве в эзотерических магазинах по нереально высоким ценам: амулеты, благовония, статуэтки божеств, бусики, четки, необычная одежда. Купила себе модные штаны. Потом пошли смотреть на закат и пить ласси в кафе на пляже.
Лелик говорит:
– Отсюда все начиналось. Здесь Мекка Гоа.
***
Свободные викинги и обольстительные нимфы ходят вдоль морского прибоя на фоне заходящего солнца!
***
Я поняла, кто такие балдежники. Это бывшие боги, привыкшие прожигать. Карму, хорошие впечатления, заслуги. Вот откуда неуемная тяга к кайфу и чувство собственного превосходства. Приятно быть богом.
13 января
Гоа
Ну наконец-то – похмелье!
Мне плохо от всего съеденного, выпитого и выкуренного. Тошнит, болит голова и легкое отвращение к жизни. Добро пожаловать в мир людей.
Что-то осточертел мне отдых. Вот что называется, быть туристом. Пускаешься во все тяжкие, чтобы как можно сильнее устать от отдыха и радостно вернуться в свою обыденность с работой, семьей, жизненной бюрократией. Как предупреждал Пелевин, от слишком долгого лежания в депривационной ванной происходит падение в тартар.
***
Лежу на пляже. Мысли кажутся значительными, как крупные кучевые облака над морем. Я их рассматриваю, словно рыб в аквариуме. Каждую хочется запомнить, но сначала нужно выловить ее руками. Лениво! Посматриваю по сторонам.
На соседнем лежаке вижу белокожего нервного толстяка, который собирается свернуть joint. Он достал пакетик с гашишем, повертел в руках, бросил на коричневый дермантиновый матрас, снова презрительно взял, распечатал, отломил, покрошил кусок в миску из кокосового ореха (здесь все крошат в такие миски гашиш) и стал смешивать с табаком. На толстяке дурацкие коричневые очки, и он матерится по-русски. Противно!
Ха! Вот оно и вылезло, это чувство отвращения к русским. А ведь я спорила, когда все наши знакомые русские говорили одно и тоже, что стало много русских, и стыдно за них, и как это все ужасно. Я тоже чувствую, но, не понимая природу чувства, стараюсь его отрицать. «Надо радоваться за нас», – говорю я. Но вот этот толстяк! Он настолько здесь неуместен. Его место в Адлере где-нибудь. И таких много. Они не нравятся мне и моим друзьям. «Гоа уже не тот!» Даже индусы говорят по-русски.
Вылез из моря друг толстяка, краснолицый, со светлыми бровями, худой, но тоже упырь. Они курят вдвоем свой косяк и рассуждают о том, как неприятно встречать русских в Гоа. Похоже, есть мысли, которые живут сами по себе. Интересно, как французы относятся к соотечественникам в Гоа, так же не могут выносить, или это исключительно русская черта?
***
Ночь. Сегодня старый новый год. Празднуем кофе и сендвичами с авокадо. Я уговариваю Лелика поехать тусить. Сегодня для меня последняя возможность. В Москве по клубам ходить некогда, там работа, ребенок, детский сад по-утрам. Нужно оторваться по-полной.
14 января 2011
Гоа
Старый новый год оправдал свое название. Я встретила его как в старые времена – трансовая пати до рассвета. Утром на танцполе остались самые стойкие и я. Силы на исходе. Хватит, больше не могу танцевать, итак всех наркоманов перетанцевала.
***
Утро. Мы едем на мотоцикле в Арамболь. Я обнимаю руками и коленями Лелика и рассматриваю Индию в последний раз. Пальмы, болота, цапли, буйволы, индийские женщины идут с узлами на голове, собаки, орлы в небе, море вдали и пляж, красочные гест-хаусы и бунгало, парк со статуей белого кролика, пляжные кафе. Все такое психоделичное, мистическое и сияющее на солнце. Мир прекрасен и чист. Я смотрю вокруг и щурюсь. Это волшебный край. Побывать в нем – счастье.
Мне нравятся плечи Лелика и его волосы, которые треплет ветер, пока мы мчим по шоссе. Мотор гулко рычит, и перехватывает дыхание плотный холодный воздух, но мне не страшно, я в безопасности за спиной моего мужчины. Когда мы едем вместе на мотоцикле, я по новой влюбляюсь в него.
15 января
Гоа
Последний день на пляже. В четыре едем в аэропорт. Сижу на солнышке, ем папайю и смотрю, как идет ко мне Лелик по песку. Он еще далеко, солнце слепит, и виден только силуэт, но я знаю его походку и любуюсь ею. Всю неделю в Гоа я размышляла о нашем с ним разговоре в Мумбайе на Nariman Point. Он попросил, что бы я родила ему ребенка. Я сказала, что пока рано, нужно сначала жениться, закончить институт. Он сказал, что свадьба – унизительный обряд и пережиток прошлого и требует больших затрат. Мы поссорились, потом помирились. И сейчас, пока он идет ко мне, я вдруг понимаю, что сама хочу родить второго ребенка. Я в расцвете сил, я уверена в нем, в своих к нему чувствах. Редкое совпадение большого количества благоприятных сил. Почему бы не родить ему сына?
***
В аэропорту увидели в аквариуме на полу рыбок. Оказалось, фиш-педикюр. Лелик сказал:
– Попробуй!
И еще одна моя мечта сбылась, я познала счастье кормить мертвой кожей ступней рыб. Звучит ужасно, выглядит абсурдно, а по ощущениям щекотно и смешно. К концу процедуры я даже почувствовала что-то вроде привязанности к этим рыбкам, как к своим домашним животным. Сам педикюр оказался не очень, все мои натоптыши остались со мной.
***
Мы взлетели и смотрим в иллюминатор на вереницы и узоры огней. Сверху и в темноте человеческие города похожи на сложные и запутанные микросхемы. Лелик говорит:
– Пролетаем над Арамболем.
– Прощай Арамболь. До встречи, Гоа. Пока, Индия. See you soon!
