1.
То, могут ли быть множества истинных и ложных высказываний- результатом возможной биекции, или даже просто сами по себе биекцией, может быть не риторическим вопросом. Во всяком случае аргументы в пользу такого положения дел могут быть следующими. Коль скоро, в логике высказываний, единственном исчислении полнота которого доказана, может быть всего три множества высказываний: тождественно истинные, тождественно ложные и "нейтральные", условно "переменные", то первоначально можно рассмотреть множество переменно-"нейтральных" высказываний. Это множество может быть попеременно, неким диффузным образом, но состоять из ложных и истинных высказываний, что таковы, ложны или истинны, в зависимости от ситуации. Образно это можно наглядно изобразить в виде цвета музыки, в которой всего два цвета для логических значений, экстенсионалов: один для истины другой для лжи, и несколько цветов для обозначения наличия, того или иного статуса ситуации, ситуативного "параметра", обстоятельства; ближайшим образом к логике высказываний: времени, места, нормы, и т.д. В зависимости от ситуации для каждого такого «нейтрально- переменного» высказывания, загорались бы все те цвета, вместе и/или по отдельности, что определяют его истину или лож, в зависимости от ситуации. Например, если активировался бы цвет, обстоятельства времени, то соответственно зажигались бы и те цвета истины или лжи, для высказывания «идет дождь», что соответствовали бы такому обстоятельству, в формально логической оценке, для высказывания «идет дождь», если когда-то теперь дождь идет, и, если, когда- то теперь, не идет. Таким образом, могло бы быть наглядным, что каждое такое высказывание, будучи элементом такого множества может быть, то истинным, то ложным, в зависимости от ситуации, в том числе, от обстоятельств: замыкания или размыкания сети, открытости или закрытости потока, той или иной температуры воздуха и т.д., обстоятельств, прежде всего, опыта, будет ли структура которого, относительно под контролем или нет, будет ли он предварительно устроенным или приходящим сам с собой. Все это множество истинных и ложных, прежде всего, теперь, здесь, в норме, и т.д. формализованных высказываний можно всякий раз, для каждого пакета, набора обстоятельств, поделить на два множества, что могут не пересекаться, истинных и ложных высказываний. Таким образом, можно понять, что количество возможных высказываний, что могут быть то истинны, то ложны, для всего универсума ситуаций, одно и то же. И относительно логической ситуации- это возможная биекция. (Это, как если бы камни были бы, то овцами, то камнями, как и овцы, но количество камней и овец было бы всегда одним и тем же, не в том смысле, что овец или камней не могло бы быть в конкретной ситуации больше или меньше, или в равных величинах, но что, каждая овца и каждый камень, могли быть, то овцой, то камнем, при том, что количество, и тех, и других могло бы быть не ограничено. Дело видимо в том, что количество возможных высказываний больше чем действительных. «Правда, можно вспомнить примечательное рассуждение, Канта о том», – говоря с соответствующими изменениями, – что если высказывание, которое может быть реализовано как действительное считать таким же образом действительным, и не таковым только в виду времени, то кроме возможных высказываний, что могут быть действительными, могут быть только невозможные. Но что это за высказывания? Кант находил что область невозможности – это область ничтожности, и потому кроме возможных и действительных никаких других формальных нет. И область возможности не больше области действительности. Сложность в том, что невозможные высказывания формально, это противоречивые высказывания. А реализация- это движение. Коль скоро, движение - это действительность возможности. Движение же, формально, это как раз противоречие. Что критерий невозможности высказывания в формальной логике. То есть, без "невозможных высказываний" не мылима реализация возможных высказываний. В свое время, Гегель, только в иных терминах сделал этот вывод, придерживаясь в формально логическом отношении, исключительно традиции. Для него формальная логика со времен Аристотеля, не претерпела никакой истории, едва ли не таким же образом, как и для Канта. И потому, кроме прочего, Гуссерль отчасти поэтому, что мыслил позже и наследовал достижения мысли, справедливо полагал, что область возможности шире чем область действительности. Может быть еще одна сложность такого уровня. Если, «идет дождь» - это высказывание, что может быть теперь, когда-то истинно, а теперь когда-то ложно. То какое из высказываний: " когда-то теперь идет дождь" или " идет дождь", – может быть, то ли истинным, то ли ложным? Если первое, то второе, ближайшим образом: ни истинно, и не ложно, коль скоро, содержит риторическую фигуру эллипсиса, и таким образом, возможно, не противоположно истинному или ложному, но всему классу таких «переменных нейтральных» и тожественно постоянных высказываний. Если второе высказывание, это нормально истинное или ложное, то зачем добавление временных операторов, операторов места и нормы, зачем такое многословие, что явно может противиться чувству языка, и т.д. Мало кто, если ни никто, в соответствующей ситуации языкового употребления, ни говорит: "теперь когда-то идет дождь", но скорее говорит понятнее:" идет дождь". Если же по умолчанию операторы не добавляют, имея в виду что, все же, они задействованы, то и таким образом, и это афоризм.) Сложность здесь в том, что действительно кажется, что в конкретной ситуации отнюдь не необходимо, чтобы формально истинные и ложные высказывания меняли свое логическое значение всякий раз "симметрично". То есть, всякий раз, в данной ситуации распределяясь по множествам равной мощности. Это и действительно не требуется в любой ситуации, но общее количество возможных высказываний не ограничено и каждое из них может быть, или формально истинным, или формально ложным. Принимать, то ли логическое значение истина, то ли логическое значение, лож, и таким образом условно, но вне зависимости от опыта, это могут быть два множества высказываний, каждый элемент, каждого из которых, может быть однозначно противоположен по логическому значению элементу иного множества, просто и не просто потому, что так эти высказывания можно распределить, приписав формализованному высказыванию соответствующее искомому распределению, логическое значение и/или найдя дополнительные, недостающие, коль скоро эти множества могут относиться к порядку эксперимента с закрытой системой, порядка физико- математического естествознания. Но конечно, прежде всего в ходе формально логического -размышляющего эксперимента, в построении языка и теории, или тестировании формализованного исчисления высказываний. Электрическую цепь можно: замыкать и размыкать, поток открывать и закрывать, среду нагревать и охлаждать, и т.д. Условно подобным образом, но ответ Шестова на вопрос, сколько ангелов или бесов могут поместиться на кончике иглы, мог бы быть следующим: сколько угодно Богу столько и поместиться, коль скоро тот всемогущ и свободен. Впрочем, известны так же и весьма сильные возражения против возможного тезиса абсолютного конструктивизма и произвола по отношению к конечно мыслящему. «Беспросветно умен», быть может ошибочное в этом смысле в адрес Шестова, одно из них.
Тем не менее, то, что множества тождественно ложных и истинных высказываний, это может быть биекция таким же образом можно обосновать, каждое из этих множеств это н-ка таких высказываний. То есть, каждое из множеств равны по числу, коль скоро, логических значений только два, то и распределение может быть биекцией. В случае тождественно ложных и тожественно истинных высказываний, в выше приведенном аргументе может быть видимость софизма, подмены понятий, связанная с тем, что н-ка, это вообще говоря неопределенное число высказываний, множество, открытое по числу. И потому ничего не говорит о численном равенстве или не равенстве количества элементов множеств и их одно однозначном соответствии, о возможной или не возможной равной мощности множеств. Верно. Но равным образом невозможно доказать, что это число всякий раз различно для каждого из множеств. По логическому значению это биекция. Но только это и может ближайшим образом утверждаться. Коль скоро, логические тождества не меняют логического значения, то утверждать можно только то, что, и то, и другое множество, это н-высказываний по числу и таким образом соответствуют друг другу, коль скоро, невозможно видимо и доказать, что какое-то множество точно больше другого или меньше, ибо эти множества открыты. Вообще говоря, нет логического противоречия в том, что могут быть открыты или откроются дополнительные элементы, как раз до равенства по числу в том или ином множестве, в той или иной ситуации, просто и не просто потому что н-ка множества тавтологий выделенного логического значения в каждой такой, это скорее всего целое, натуральное, рациональное число, от четырех и более. Число таких тавтологий открыто, ибо они ни абсолютно бессодержательны, только условно таковы. Мера такой условности, это, в том числе, логическое описание состояния. Тем не менее, если выделенное логическое значение может быть обозначено знаком 1/2, то количество тавтологий логики не может быть равно полутора или 4-м с половиной. То есть, числа количества тавтологий в известной норме (логических описаний состояния и правил построения формул логики высказываний), не могут и обозначаться дробями, и быть дробными.
Удивительно, может быть, впрочем, в примере с овцами и камнями, с простым способом пересчёта, то, что собаки позволяли пастухам обходиться без такого пересчета прежде и после каждого выпаса овец, прежде всего, в том случае, когда число овец в стаде было не очевидно для пастуха, более 50 или 100. Количество овец в стаде с участим в выпасе собак, большей частью всякий раз оказывалось одним и тем же, даже в случае риска смешения стад. Пример, состоит в том, что задача на пересчет могла быть решена следующим образом, каждый раз выходя на выпас овец, пастух перекладывал камень, - после выхода одной из овец на выпас, - из сумки в кучку. После выпаса собирал камни в сумку. И если камней оказывалось больше чем овец, то какая-то затерялась из стада, если овец больше чем камней, то, откуда-то забрела в него. Если камней было столько же сколько и овец после выпаса, то и камней, и овец было столько же до выпаса, сколько и после. Этот пример иногда приводят, как простейший случай биекции, установления одно однозначного соответствия количества элементов одного множества количеству элементов другого, равенства их мощностей. Собака же, не нуждалась в камнях для поддержания большей частью равного количества овец в стаде. Можно спросить, кроме прочего, каким образом, кроме прочего ее мозг делал и может делать это?
Эта, выше приведенная аргументация, содержит намек на фрактальное распределение смысла, в части возможности для овец быть камнями и камням овцами. Кроме того, такая использованная образность смешивает означивание в логической функции с означиванием или перечислением логических законов. Это, таким образом, в известном смысле, очевидно афористическое иносказание, метафорические высказывания. Логический статус таких высказываний, это может быть, "не определено", это, ни истинные и не ложные высказывания.
Но главное в том, что "нейтральные" высказывания в классической логике высказываний, что могут быть, то ли истинными, то ли ложными в зависимости от ситуации опыта (высказывание «идет дождь» может быть истинным в одно время и ложным в иное время, в ином месте, в иной норме, словно это дождь из брильянтов или рубинов на далеких планетах Солнечной системы, и т.д.), не являются колеблющимися или трассирующими, они однозначны, но таковы в зависимости от ситуации. Фрактальные в известном отношении, скорее всего колеблются не зависимо от ситуации, они формально не однозначны, независимо от ситуации. Даже, если, генетики скрестят козла с оленем, это не будет мифологический персонаж, козлоолень, и облака никогда не станут сандалиями или горами, состояниями превращения мифического героя. Даже если горы превратить в пар, а пар превратить в лед. Но вообще говоря, распределение колебания смысла может зависеть от ситуации. Пример или экземпляр высказываний, с сандалиями, что облака, можно привести в книге по логике или в книге художественно фантастического характера - фэнтези. Если это может быть процентное соотношение, то оно видимо может меняться для отдельного фрактального высказывания, в зависимости от ситуации, но неизменным должно оставаться трассирование смысла, фрактальное распределение логических значений и неопределенность в этом отношении, фрактальное высказывание ближайшим образом ни истинно и ни ложно. Оно всегда не определено по логическому значению, и это для такого высказывания ближайшим образом, формально однозначно, при том, что эта неопределенность состоит в колебании, трассировке смысла. Этот однозначный экстенсионал отсылает к «природе» такого высказывания. Даже тогда, когда какой-либо из смыслов такого высказывания, принимается за аттрактор, становиться тяготеющим, выделенным, и поток смысла условно тормозиться, оно остается неопределенным по логическому значению. Именно эти обстоятельства и могут выражается в виде записи условно логического значения такого метафорического высказывания, в виде половинной части общего агрегата из четырех (пяти, включая слеш) частей, состоящей или из двойного(тройного, включая слеш) агрегата: И/Л, или Л/И. В собственном смысле это не запись однозначного логического статуса, но его приостановки, трассирования смысла, прерывание которого может быть выражено в свою очередь только в таком виде, в отличие от однозначных высказываний, чье логическое значение истины в силу однозначности и есть его логический смысл, аттрактор. Сама запись такого значения может расти по числу элементов в виду анализа именно в этом отношении. Единственность же логического значения совпадает и с единственностью содержательного смысла. (Человек не может быть свиньей, даже если он только и делает, что ест свинину. Коль скоро, можно предположить, что сущность свиньи и сущность человека различны, то единственность логического значения может быть эквивалентна единственности такой сущности в однозначно ложных или однозначно истинных высказываниях о таких сущностях. Не меняется дело, если у человека нет сущности такого же вида, или скорее способа бытия, как у свиньи, что не одно и то же, что и сущность свиньи. Коль скоро, у свиньи может быть сущность по способу бытия сущности козла или барана, обобщенно совпадающей. В таком случае, в виду афоризма: человек - это то, что он ест, мыслить питающегося свиньей - свиньей, тем более невозможно.) Могут быть, таким же образом условно, но тождественные фрактальные распределения, истины и лжи, что не зависят по такому значению от ситуации не меняя вес колебания, подобно тавтологиям классической логики высказываний, скажем, колеблясь тождественно: 50 на 50 между истиной и истиной, просто и не просто потому, что закон идемпотентности может быть приостановлен, как и, вообще говоря, любой иной такой формально логический закон для определенной логической ситуации.
То, что множество всех логических значений – «истина» и множество всех истинных высказываний- это биекция, таким же образом, как и множество всех значений истины – «лож», и множество всех ложных высказываний, это биекция, составляют одно однозначное соответствие элементов таких множеств, определяется описанием состояния и правилами построения формул логики высказываний. Но то, что множество всех возможных истинных высказываний и множество всех ложных, это биекция, видимо, может быть не столь очевидно. Тем не менее, выше были приведены аргументы в пользу этого тезиса.
Почему может быть так важно биекция это или нет, деление множеств высказываний с выделенными логическими значениями. Во-первых, так легче показать, что истина критерий самой себя и лжи. Если всех возможных ложных высказываний было бы всегда больше, то что что могло бы быть их мерой. И почему Аристотель настаивал на том, что утверждать о присущем, что оно не присуще и о не присущем, что оно присуще, это выказываться. Видимо потому, что только в таком случае можно отделить ложное высказывание от истинного и вообще говоря тестировать ложное. Курносый нос не «орлиный», с горбинкой. И таким образом, во- вторых, каждое новое выделенное логическое значение предполагает двузначный код, как достаточный, коль скоро, это возможная биекция с таким выделенным логическим значением истины. Коль скоро, та, в формальном смысле, это деление на попарно не пересекающиеся множества (что, может быть биекцией, коль скоро мощности множеств будут одинаковы, и их элементы могут находиться во взаимно однозначном соответствии).
Все эти размышления призваны еще раз показать, что может быть вполне обоснован тезис о том, что достоверности можно достичь только в формализованных логических исчислениях в ходе дедуктивных доказательств, но результаты таких, это лишь формально отрицательные критерии логической истины, а сами языки теории и построения таких исчислений, вне возможного применения, это "математическая поэзия", чья референция приостановлена. Содержательная же истина опыта, пусть кроме прочего и потому, что не может быть высказана, видимо, вне метафорического иносказания никогда не может быть такой с достоверностью. Все, кроме прочего, научные теории- это гипотезы, достоверность которых всегда меньше 1, хотя бы просто и не просто потому, что, если бы такие теории были бы в принципе не опровержимы, это были бы метафизические догмы. И иначе, таким же образом, как видимое никогда невозможно без остатка перевести в сказанное, это невозможно по отношению к любому чувству и ощущению, в общем смысле, боли или радости. Доказывать фактичность движение ходьбой в этом отношении столь же наивно, сколь и думать, что движение может быть истинным предметом исключительно истинных формализованных высказываний.
Иначе говоря, утверждение к которому можно свести все эти размышления, может состоять в том, что возможное количество истинных и ложных высказываний, в соответствующем формализованном исчислении может находиться во взаимно однозначном соответствии, и мощности множеств истинных и ложных высказываний могут быть равны, и тотально подавляющими ближайшим образом в опыте, чаще всего оказываются не ложные высказывания, но те, значение истинности которых не определено. Ни формально истинных высказываний в общем смысле всегда мало по сравнению с ложными, но скорее всегда больше, чем любых других высказываний и как раз количеству больше, высказываний метафорических, не определенных по формально логическому значению высказываний. Эти последние род для: фигур речи, метафор, парадоксов, иносказаний, парабол и афоризмов, и т.д. Иначе говоря, относительные истины опыта - это скорее не только высказывания, значения истинности которых могут изменяться в зависимости от ситуации, но прежде всего высказывания, не определенные по формально логическому значению, коль скоро опыт не может быть редуцирован только к опыту формальной логики и науки по образцу физико-математического естествознания.
Не менее сложным таким образом может оказаться вопрос о том, каким образом соотноситься истина и множество таких высказываний, значение истинности которых не определено. Если таковы все метафорические и утверждается тем не менее, что истину можно высказать только в таких предложениях, то имеется видимость противоречия. И потому стоит видимо еще раз повторить, что скорее всего истине противоположна не формальная лож, но заблуждение. Этому же, в соответствующих высказываниях, противоположны, как раз, содержательные истины в виде метафорических высказываний, что являются истинами опыта, и потому кроме прочего всегда относительны практики и структуры такого опыта. Нет формально логического противоречия в том, чтобы утверждать, что когда-либо могут появится технологии, что предоставят возможность, кроме прочего, преодолевать все те истины, достоверность которых, теперь, условно, но относительно не в переносном смысле, считается равной 1. Сложность таким образом, как и ранее состоит в том, что истин может быть две, логическая и истина опыта, как и противоположностей: формально логической истины и лжи, и противоположность истины и заблуждения, следовательно, и таких истин в целом, может быть, и миллион. Что и констатируется, что же что и в виду формальной фактичности в том числе многозначных логик, что все параконсистетны, около не противоречивы. В чем может состоять логическая машина такой границы или трассировки, приостановки, не определенности логического значения высказывания, видимо и призвана объяснить кроме прочего, фрактальная логика. Преимущественно этим и может исчерпываться интерес к ней философа, что занят и эпистемологией науки, в которой теорема может быть «не верна», науки, для которой история - это не досадное недоразумение, но условие ее возможности. Иначе говоря, формальная достоверность условна, потому что она формальна, тогда как содержательная никогда не может быть такой со статусом 1, но тем не менее, это шанс высказать действительную, а не только возможную содержательную истину.
Если афористически содержательные высказывания тяготеют к смыслу, то формально парадоксальные высказывания тяготеют к экстенсионалу, значению. И в этом может быть знаменательная противоположность.
Термины «смысл» и «значение», могут быть по-разному синонимичны в одном и другом случае, в разных отношениях. То есть, если в отношении формального парадокса важно, может быть понять: логический механизм такой трассировки экстенсионалов, к которой и сводиться его смысл, – и потому традиционно такое парадоксальное высказывание таким же образом бессмысленно, как и содержательная метафора, – может быть записан в виде кортежа смысла, что подобен однозначному экстенсионалу: илилил. Каков статус такого подобия может быть отдельным вопросом. И коль скоро, экстенсионал, или скорее параэкстенсионал, что-то около экстенсионала, что-то возле однозначной логической функции, логического парадокса, что и есть в большей мере, смысл логического парадокса. То в случае содержательного метафорического высказывания, речь может идти прежде всего о колебании или трассировке прямого и переносного смыслов, интесионалов, что вообще говоря, сам по себе, как смысл, склонен к суперпозиции, а к не исключительно к двум, таким, различным направлениям. И что, как бинарная возможна противоположность, видимо, проявляется, скорее, при считывании метафоры (иносказания, афоризма) и, более того, скорее даже, при логическом анализе метафорического выражения, языкового события. Что таким образом очевидно может перестраиваться по лекалу утвердительных высказываний. Метафора не имеет логического значения только в виду попытки построить ее логику однозначно, по принципу логики высказываний. Каково и в этом отличном случае может быть формально логическое устройство такого колебания или трассировки смысла, таким же образом может быть вопросом, на который можно ответить в виду фрактальных распределений. Важно может быть понять, что вне зависимости от того, каково намерение (сознательное или бессознательно психическое) говорящего, все эти отношения могут быть в силе, как языковые события (речи и/или письма), что относительно не зависят от таких намерений, говорящего, обманывать или говорить правду. Тем не менее, в случае с содержательными фигурами речи и письма, эта трассировка каким-то образом может быть и должна быть связана с референцией. Почему художественная поэзия может иметь познавательную функцию, при том, что, и ее смысл, и ее значение, могут быть приостановлены? Куча поэтов, о существовании которых большей частью может никто и не догадывается, пишут кучу стихов, референция которых приостановлена, никто и ни о чем, и что все же, имеют познавательное значение, "тихие мысли правят миром"?
Что же к такой ставшей отчасти расхожей в среде знатоков Ницше истине, сводятся все эти размышления, скорее сухие и скучные, чем нет? Да, можно и так сказать. Действительно, то, что иногда называют возможностью принимать решения или поэтически творить на основе недостатка данных, интуитивно, на самом деле отсылает к тому простому не простом обстоятельству, что подобно римлянам, что не имели физической теории работы катапульт, современные военные и все вместе с ними пользуются не только военными, но и иными технологиями, физический принцип действия которых им может быть не известен, как и ученым физикам. Стабилизация истечения газов в ракетных двигателях - это до сих пор может быть вопрос правильной интуиции и метода проб и ошибок, чем верной теории. Интуиция утверждается – это свернутый алгоритм. Кто ни может понять этого теперь, когда картинки на экране монитора легко могут открыть свою цифровую «сущность»? Тем не менее, принцип такого свертывания или масштабирования до сих пор не открыт. Машины, несмотря на глубочайшее обучение до сих пор «требуют» миллионов повторов тогда, когда человеку в норме может быть достаточен всего один, для того чтобы он начал распознавать некий отличный от всех остальных "объект", новый, только что отрытый вид животных или растений, от всех остальных. Но если таким свойствам или повседневной гениальности хотят обучить машины, то видимо не худо было бы иметь логику такого масштабирования просто и не просто потому что она могла бы быть логикой масштабирования чего угодно. В таком случае, если бы вдруг когда-либо такое событие причастности машин к таким возможностям свершилось бы, с ними можно было бы начать диалог и в этом отношении, при таких условиях и на такой основе известной и людям, и машинам, логики. Можно иначе резюмировать вопрос, что может быть залогом возможности продолжений исследований в: языкознании, геометрии , физике, логике и философии, во всем комплексе наук, в этом направлении дальнейшего анализа фрактальных распределений и кортежей смысла, в чреде вопросов и ответов, что только и делает вопрос вопросом, а ответ ответом. Каким образом это возможно, что неопределенные по формально логическому значению речь и письмо, могут тем не менее иметь объективный, предметно практический содержательный смысл и объективное содержательное значение? Этот вопрос, отчасти, может быть смежен вопросу который в 19- 20 веке формулировали исключительно в терминах субъективности и сознания. Каким образом субъективное по форме знание, сознание, мышление может быть объективно по содержанию? Коль скоро, по большей части и общему признанию, мысль тесно и взаимно интегрирована с языком, то вопросы о сути дела познания можно формулировать и в языковых терминах.
И иначе, в Ю-туб и ФБ, можно увидеть довольно обширное многообразие видео, в которых мастера иллюзионисты с помощью действительно не хитрых средств показывают чудеса пористости восприятия обывателя. То, что на ловкость рук и никакого мошенничества, может накладываться как раз хитрости съемки, дела не меняет, как и то, что все видео можно поставить под сомнение, как постановочные. Эффект достигается. И он производится большей частью, может быть от участия импровизированных зрителей и мастеров искусства иллюзии и клоунады. Зритель может быть рад обманываться, рад тому что его слепого, вдруг, делают зрячим, хотя и совершенно непонятным способом, фоновым образом догадываясь, что возможно все наоборот, и его просто усыпляют крайне приятным образом в имя протокола защиты системы, что большей частью не выдерживает из-за простой банальности и, то ли в виду преувеличенной серьезности, то ли грубой насмешки, прежние такие протоколы. До сих пор иногда трудно, не то что точно объяснить, но и сформулировать, чем отличны фокусничество и иллюзионизм не только от художественного искусства, но и от философской и научной теории. УТС будут обещать скоро второй век. Свести алхимию к частному случаю управляемого термоядерного синтеза оказалось сложней, чем механику Ньютона к частному случаю теории Относительности. И скорее оказалось возможным, пусть ив моменте, но отдать БАК( Большой адронный коллайдер) грызущей критике мышей. И каким образом, просто и ясно показать в чем отличие этих обещаний от молчаливого обещания фокусника, что на глазах зрителя запечатывает открытую и уже пустую банку от Кока Колы и после открывает и пьет из нее, не имея в руках ничего кроме самих таких рук фокусника, и таким образом, от косвенного обещания напоить Кока-Колой весь мир, может быть не просто. И разве что: "нашему народу так много обещано, а ему все мало",- что в виду зравого смысла может разом отвергать и претензии современной науки и потери чувства юмора.
2. Можно взять пример из иной области, из языка образно фигуративной живописи и вспомнить картину Брейгеля «Слепые». Картина по общему признанию является шедевром. То есть, творением мастера, в котором форма соответствует содержанию и взаимно. Конечно термины «содержание» и «форма», кому-то могут показаться казенными. И почему не сказать, что в картине любящий спор самой сути дела истины, разверзается перед нами по способу бытия художественного искусства в борении земли и мира, нарисованном на холсте. Но мы смотрим и на слепых, которые друг за другом валяться в болотистую яму, и почему известного рода высокопарная вкусовщина должна быть формой выражения мыслей философской эстетики о таком произведении. Сложно сказать, быть может, термины "форма" и "содержание", еще не отжили свой век, как адекватные слова такой речи философского чувствования. Тем не менее, время создания этой картины это, все еще время, когда искусство претендовало на то, чтобы быть исключительной формой выражения и способом бытия истины. Конечно наука и философия, сильно сомневались в этом, и в то время, пусть бы и оставаясь все еще средневековыми большей частью, но что уже не были уже так тесно интегрированы с инквизицией и церковью, прежде всего в отношении к лояльным к церкви произведениям искусства. Тогда как, ранее, могли в силу такого тесного сотрудничества исключать любые, можно вспомнить тяжбу с иконоборцами. То, что, таким образом, это именно тот случай, известного рода лояльности, - которая часто совершенно может не входить в намерения художника, как не странно, отчасти, - таким же образом обще признано. Это, в том числе, и притча. Притча, кроме прочего о даровании веры, уверенности в невидимом.
И все же, не менее очевидно, что именно в такой ситуации лож во спасение – это кажется наиболее понятная стратегия персонажа, что явно не может быть исключительно спором схоластов логиков. «Братья, мы не погибнем, и как раз именно потому, что Христос спасет наши души». Но как стало ясно, несмотря на то, что могли быть и иные, и какой-либо мошенник, что же что и слепой, - разве могут быть иные в известном смысле, - мог бы и здесь, в такой ситуации, пытаться извлечь для себя гешефт, каким-либо из многообразных, одному ему ведомых, но действенных способов, это не меняет дела, он, как и его возможные визави, святая простота или пророк, стали бы большей частью говорить метафорически не однозначно. Живопись Брейгеля – это современница почти законченного становления, перспективной, реалистической, фигуративной, станковой техники живописи Нового времени. И все же, это не в полной мере реализм, это явно, если не его становление, то его провокация. Но это вызов не только реализму, но и его границе постмодернизму. Это таким образом фронтир. Тот самый шанс, высказать содержательную истину времени, что сам по себе может быть синонимом жизни и пути. И что же, погружение слепых ведомых слепым в болото, это и есть истина бытия, ни предмет хохота, но глубокомысленных раздумий? В известном смысле да, это аллегория поколений, что одно за другим идут по головам прежних в никуда, начавшийся проявлять себя черный гротеск Нового времени и одновременно его практически неограниченный цинизм. Средство от проблемы, всего один зрячий поводырь, ближний. И видимо – это зритель. Брейгель уже не нуждается в сложной технике, в том числе, и игры зеркал, обращения к зрителю Веласкеса, для того чтобы говорить с ним о том, что это произведение, все о нем. Что вот, кажется, незадача, как ближний, разве может быть средством? Можно конечно находить в картине некий визуальный и словесный каламбур (verbal pun), коль скоро, нисхождение фигур осуществляется по параболе, и в богатой романской филологии, параболой можно назвать притчу «Нового завета» о слепцах, ведомых слепыми. Возможно. Тем более, если такие изыски могут быть подтверждены историческими свидетельствами и художник специально так сотворил. Тем не менее, может не быть места прекраснодушию, когда смотришь на это плотно, как и надежды, таким же образом может не быть. Тем не менее, несмотря на это, и в силу известного цинизма, последний из слепых может и спастись, пройдя по всем предшествующим, поскольку яма не показана во всей ее широте. Коль скоро дно, ни ловить, ни поймать нельзя, и никто не скажет, когда все превратиться в тыкву. И даже, если на изображении картины, это река или озерцо, возле известной деревни Синт- Анна-Педе (Sint-Anna-Pede) неподалеку от Брюсселя, что когда-то вполне могли бы принять всех таких путников, но теперь в 21 веке та, от которой не оставили и следов, – видимо в виду стараний жителей не упасть, в отличие от, как раз, быть может церкви (Sint-Anna- Cherch) со шпилем и петухом на вершине, – остается надежда, что, оттолкнувшись случайно от предшественников, кто-то и смог бы выжить. И как возможный мотив, исходя из этого, явно, быть может, только усилием художника, что отнюдь не от усталости или от наскучившего мастерства не сделал изображение, теперь, можно было бы сказать фотографичным, сохраняя для зрителя дистанцию, которую позже Кант назовет суждением не заинтересованного вкуса, в данном случае быть может дистанцию от сентиментального сострадания, часто проявляющегося у людей как раз жестоких, – реакции тут же лихорадочно «спасать» кого-то, быть может и вроде «Брексита», так и от цинизма. Это все же притча о том, в чем и над чем зритель может быть и не властен. И все же, быть в нужном месте, в нужное время, это разве не таким же образом, мудрость, что читается в такой мизансцене? Питер Брейгель таким же образом, как Веласкес выводил изображение на весь мир. Только действительное, определенное отрицание действенно, и как ни странно, только оно путь к спасению. Более того, само человеческое существование, кажется, не мыслимо без него. «Зависнуть в Палм Спрингс», это будет все еще человеческим образом жизни? Хорошо. Быть может и действительно, не стоит упираться в любой антропоцентризм, как в стену, что как раз в виду притчи Брейгеля на мотив «Нового завета», «почему бы и нет».
Поводыри, собаки, электронные устройства ориентации в пространстве, что превращают чувство гаптического, так развитое у слепого, в зрение, это быть может все еще, известное «хорошо». И все же, пока не видно, что бы кто-либо мог бы сказать «не честно», в виду таких протезов. Но мало этого, даже современна ситуация удаленного доступа, что в виду развитости сети и средств цифрового электронного производства, не может позволить даже зрячим относительно свободное состояние с системой, что не было бы нуждой в странствиях, будет ли это банальный поход в соседний пункт ритейла или хадж, паломничество в Святую землю, на пути в которую, конечно же не хотелось бы попасть в болото. Так, что даже само такое состояние с системой электронно-цифрового производства, часто, все еще опознается отнюдь не как вновь открытая земля, и твердь, тем более небесная. Но болото, поглотитель желания и производитель скорее кошмарного сна, в которое человечество все более погружается ведомое слепыми. Почему бы это?
Можно ли отделаться риторическими вопросом от таких раздумий, без риска получить в ответ оценку: «дурак»? Но ответы были даны, и несмотря на то, что все еще находятся и в довольно большом количестве люди, что ни только поднимают шум, и которым не нужны лекции, но война и война гражданская, эти ответы на пути к истине. Почему все происходит так медленно? Легко ли быть первым, тем, к состоянию которого, как и сильного большей частью можно стремиться? Не последний из этой связки, ведь так же может, все еще спастись. Но разве это, быть первыми, теперь вновь, ни судьба, таких когда-то аутсайдеров, как Китай, или теперь все еще РФ в известном отношении? Вот эти истины о времени и о себе, кроме прочего: «трудно быть первыми», если ни «сильных не жалко», что и сказалась среди прочих, на картине великого мастера, будучи приостановленными перед поисками веры, и была его шансом не спасение, не только в нашей памяти. Но истина безжалостна, скорее бегут из Африки, чем нет, и в Китай трудно иммигрировать из-за языкового барьера кроме прочего, но прежде всего из-за того, что народ там и без того сделался и делается, в самый раз.
"СТЛА"
Караваев В. Г.