Говоря о «разности» Онегина и автора, невозможно не вспомнить, конечно же, ещё одно – их отношение к любви.
Я много писала про изученную Онегиным «науку страсти нежной», в которой он «истинный был гений».
А что же автор? Я не буду сейчас анализировать его любовную лирику. Хочу только напомнить слова В.Г.Белинского: «Есть всегда что-то особенно благородное, кроткое, нежное, благоуханное и грациозное во всяком чувстве Пушкина». Давайте посмотрим на то, что дано в романе. После довольно лёгкого отступления о женских ножках:
Ах! долго я забыть не мог
Две ножки… Грустный, охладелый,
Я всё их помню, и во сне
Они тревожат сердце мне -
идут знаменитые строки:
Я помню море пред грозою:
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к её ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами!
Эта строфа была написана позднее основного текста главы (на основе наброска стихотворения, над которым Пушкин работал в 1822 году), о ней ведутся яростные споры – в основном о той, кому она посвящена. Конечно, всем известны строки из воспоминаний М.Н.Волконской: «Увидя море, мы приказали остановиться… Оно было покрыто волнами, и, не подозревая, что поэт шёл за нами, я стала, для забавы, бегать за волной и вновь убегать от неё, когда она меня настигала; под конец у меня вымокли ноги; я это, конечно, скрыла и вернулась в карету. Пушкин нашёл эту картину [если помните, она воссоздана в фильме «Звезда пленительного счастья»] -
такой красивой, что воспел её в прелестных стихах, поэтизируя детскую шалость; мне было тогда только 15 лет». Другие исследователи называют имя Е.К.Воронцовой, но так ли это важно, если есть изумительные, завораживающие строки?
Мне всегда при чтении их вспоминается другое, менее известное стихотворение Пушкина (написанное примерно тогда же) – «Буря»:
Ты видел деву на скале
В одежде белой над волнами,
Когда, бушуя в бурной мгле,
Играло море с берегами,
Когда луч молний озарял
Её всечасно блеском алым
И ветер бился и летал
С её летучим покрывалом?
Прекрасно море в бурной мгле
И небо в блесках без лазури;
Но верь мне: дева на скале
Прекрасней волн, небес и бури.
… И вот снова не могу не сказать. Отыскивая это стихотворение, наткнулась в интернете на достаточно, на первый взгляд, солидный сайт «РуСтих». Стихотворение приведено с пометой: «Александр Пушкин — Буря: Стих» (стихом составители сайта именуют стихотворение, а вовсе не стихотворную строку, как сказали бы грамотные люди). А вот после текста идёт потрясающий комментарий, связывающий «Бурю» с именем Волконской (что, конечно, вполне возможно): «С семьёй этой знатной дамы Пушкин был знаком уже несколько лет, но в 1829 г. произошло максимальное сближение, они вместе объездили южные просторы страны: Кавказ, Крым, Таганрог. Существует версия, согласно которой два произведения поэт посвятил своей тайной любви с юга — это “Бахчисарайский фонтан” (1829 г.) и “Буря” (1825 г.)». Комментировать не буду, знающие сами всё поймут. Сайт должен нести знания, но ведь не дай Бог сюда заглянуть кому-то, мало знакомому с биографией поэта…
… Вернёмся к основной теме. Необыкновенные по красоте строки-признания Пушкина явно противостоят описанию того, что «мог» и «умел» Евгений: «Как рано мог он лицемерить, таить надежду, ревновать», «Как он умел забыть себя».
В той же самой первой главе автор напишет, что сам, «любя, был глуп и нем».
Прошла любовь, явилась муза,
И прояснился тёмный ум.
Свободен, вновь ищу союза
Волшебных звуков, чувств и дум;
Пишу, и сердце не тоскует,
Перо, забывшись, не рисует,
Близ неоконченных стихов,
Ни женских ножек, ни голов…
К счастью для всех нас, Пушкин здесь немного лукавит: хотя действительно многие его стихи написаны после расставания, но мы прекрасно знаем и шедевры, созданные в момент увлечения, – это и «Ночь», и «Мадона», и «Я помню чудное мгновенье…» И все его обращения к женщинам проникнуты удивительной искренностью. Да, любил много и многих, но КАК любил!
И в «Евгении Онегине» мы увидим в лирических отступлениях немало откликов на «любви безумную тревогу»:
У ночи много звезд прелестных,
Красавиц много на Москве.
Но ярче всех подруг небесных
Луна в воздушной синеве.
Но та, которую не смею
Тревожить лирою моею,
Как величавая луна,
Средь жён и дев блестит одна.
С какою гордостью небесной
Земли касается она!
Как негой грудь её полна!
Как томен взор её чудесный!..
Но полно, полно; перестань:
Ты заплатил безумству дань.
Эту строфу прокомментировал П.А.Вяземский: «Вероятно Александрина Корсакова, дочь Марии Ивановны, после княгиня Вяземская». Мы мало знаем о романе Пушкина с Корсаковой, сведения собираем по крупицам: её он упоминал в письме брату в Тифлис от 18 мая 1827 года: «Письмо моё доставит тебе М.И.Корсакова, чрезвычайно милая представительница Москвы. Приезжай на Кавказ и познакомься с нею — да прошу не влюбиться в дочь». О ней планировал писать «Роман на Кавказских водах». О ней вспоминали как о высокой, стройной, с бархатными глазами красавице, девушке с твёрдым характером. Предполагают, что это она на рисунке Пушкина:
Одна строфа – и подарено бессмертие…
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал.
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь
"Оглавление" всех статей, посвящённых "Евгению Онегину", - здесь
Навигатор по всему каналу здесь
