Дорогие наши читатели!
Это продолжение статьи «Генеральное сражение» или «небольшая стычка?»
Начало статьи читайте по ссылке:
Вписав бой у Сарыча в контекст борьбы Черноморского флота с «Goeben» и «Breslau» в кампаниях 1914 и 1915 годов, В. Ю. Грибовский пришел
к выводу о том, что «обе стороны не проявили настойчивости
в достижении цели». В. Сушон «явно поторопился скрыться, оказавшись под огнем сравнительно более слабого противника»; со своей стороны
А. А. Эбергард, по мнению Владимира Юльевича, «не использовал всех возможностей комбинированного применения своих многочисленных сил».
В. Я. Крестьянинов, автор подробной хроники борьбы на Черноморском театре, воссоздал ход событий 5/18 ноября 1914 года с использованием не только советских и германских, но и некоторых эмигрантских материалов и акцентировал внимание, в частности, на том, что «в русской и советской литературе назывались явно завышенные цифры потерь германского линейного крейсера в личном составе».
Без преувеличения событием в современной российской историографии стала публикация компактной, но весьма содержательной статьи
С. Е. Виноградова, который, по-видимому, первым из отечественных специалистов привлек к исследованию боя у Сарыча оригинальные германские боевые документы — в частности, отчет командира «Goeben» капитана цур зее Р. Аккермана из собрания ВА/МА (Bundesarchiv Militärarchiv).
На их основе автор уточнил некоторые нюансы маневрировании флагманского корабля германо-турецкого флота и данные о его потерях
и повреждениях от попадания 305-мм снаряда с «Евстафия», оказавшихся гораздо более тяжелыми, чем считалось ранее.
Чрезвычайно важна для контекстуализации событий у мыса Сарыч еще одна работа С. Е. Виноградова, посвященная показательной стрельбе
по «исключенному судну № 2» (бывшему броненосцу «Екатерина II»)
7/20 октября 1914 года, в ходе которой были продемонстрированы,
среди прочего, возможности централизованной стрельбы 1-й линейной бригады с управлением по радио со среднего корабля —
«Иоанна Златоуста».
Последняя перед началом войны с Турцией проба сил Черноморского флота вполне подтвердила все достоинства и недостатки принятой организации использования корабельной артиллерии. К первым автор справедливо отнес возможность (по существу, единственную) компенсировать подавляющее артиллерийское превосходство дредноутов перед броненосцами, спроектированными в «доцусимскую» эпоху; ко вторым — большую протяженность и «скованность» боевого ордера бригады линкоров, уязвимость радиосети, с помощью которой средний корабль выдавал целеуказание на мателоты, и др. Обстоятельства, ход и итоги боя не оставляют без внимания
и исследователи истории военно-морского искусства.
Так, в третьем томе хрестоматийного труда Н. Б. Павловича «Развитие тактики военно-морского флота» бой у Сарыча упомянут как характерное для начала Первой мировой войны «столкновение отрядов надводных кораблей, которые использовали только артиллерийское оружие».
Рассуждая о значительной роли, которую играла в действиях Черноморского флота против «Goeben» и «Breslau» скорость кораблей (германо-турецкие крейсера были приблизительно вдвое быстроходнее русской эскадры), автор выдвигает тезис о том, что для лишения неприятеля этого преимущества «требовались искусная организация
и управление боем… но этого командование Черноморским флотом добиться не смогло».
Правда, как явствует из приведенных здесь же примеров, недостаточно искусны оказались и англичане (при Коронеле), и немцы
(при Фолклендах), и вообще вопрос о путях лишения противника преференций, обусловленных превосходством в скорости, был оставлен открытым.
В. Д. Доценко в многотомной «Истории военно-морского искусства» описал бой у Сарыча вполне по лекалам М. А. Петрова, сделав традиционные выводы о «неудачно выбранном боевом порядке»
и «слабой организации управления, особенно артиллерией».
Любопытно, что автор, характеризуя результаты артиллерийского состязания, упоминает лишь об одном попадании в «Goeben»
(первым залпом «Евстафия»), однако подобно К. П. Пузыревскому продолжает настаивать на тяжелых потерях противника в людях
(115 убитых и 59 раненых), не усматривая, очевидно, противоречия между этими утверждениями.
В отдельный раздел представляется уместным выделить «исторические портреты» кораблей, скрестивших шпаги с «Goeben» в ноябре 1914 года. Первый из них — книга классика этого жанра Р. М. Мельникова о судьбе корабля, встретившего Великую войну под именем «Пантелеймон». Обновленные разделы этого исследования, посвященные годам мировой войны и революционных потрясений, увидели свет в формате обширной статьи, опубликованной в сборнике «Гангут».
Перу Р. М. Мельникова принадлежит ряд работ о боевом пути еще одного участника боя у мыса Сарыч — линкора «Ростислав», В. Ю. Усовым
и А. Ю. Царьковым воссоздана история «Трех Святителей».
Биографии однотипных «Евстафия» и «Иоанна Златоуста» стали предметом научных поисков Л. А. Кузнецова. Яхте (по классификации 1907 г.) «Алмаз», первой обнаружившей неприятеля 5/18 ноября 1914 года, посвящены работы Г. И. Зуева и Л. А. Кузнецова.
В этих хорошо фундированных исследованиях содержатся не только исчерпывающая и профессионально изложенная информация
о проектировании, постройке и испытаниях кораблей, но и ценные сведения об их службе и боевом пути. Л. А. Кузнецов, например, подробно характеризует повреждения «Евстафия» и приводит текст рапорта его командира капитана 1 ранга В. И. Галанина об участии корабля в бою
у Сарыча.
Весьма нетривиальны рассуждения Р. М. Мельникова, который напоминает о проводимых в 1909 году на «Пантелеймоне» испытаниях системы звукоподводной связи Р. Г. Ниренберга и сетует на традиционное «пренебрежение верхов к новейшей (особенно приборной) технике»,не позволившее должным образом обеспечить связь и организовать управление стрельбой бригады линкоров.
«Будь эта система в готовности, — полагает автор, — каким навеки поучительным историческим событием — решительной победой устаревших кораблей (но приборно-артиллерийски совершенных)
над новейшим дредноутом — мог бы стать бой 5 ноября 1914 г.».
Не оставлена без внимания история создания и службы «Goeben»
и «Breslau», однако, как представляется, отечественные публикации такого рода пока носят не более чем ознакомительный характер.
Слабым звеном советской и российской историографии Первой мировой войны остается военно-морская биографика, что выражается, в частности, в отсутствии полноценных научных биографий флотских деятелей последних лет существования Российской империи (исключение составляет А. В. Колчак, однако военно-морские аспекты его деятельности пока не стали предметом целенаправленного научного поиска).
Основательного исследования, безусловно, заслуживает судьба
А. А. Эбергарда, и первый шаг в этом направлении сделал внучатый племянник адмирала А. С. Гутан, избравший для своего произведения необычный, но, как представляется, весьма перспективный формат «книги-архива».
В этом издании найдено удачное сочетание авторских размышлений, основанных в значительной мере на малоизвестных архивных материалах, с результатами изысканий историков, свидетельствами современников и документами из семейного архива.
Особенностью исторических исследований представителей русской военно-морской эмиграции является их пограничное положение на стыке мемуаристики и научной литературы. Авторами трудов о Первой мировой войне в большинстве своем являлись ее непосредственные участники, поэтому научный анализ осуществлялся ими через призму личных воспоминаний и впечатлений, тем более что оказавшиеся
в изгнании исследователи работали, как правило, без опоры
на необходимую источниковую базу.
Первым из представителей Русского зарубежья обратился к нашему сюжету редактор бизертинского «Морского сборника», а впоследствии известный военно-морской писатель Н. А. Монастырев. В первой части краткого обзора военных действий на Черноморском театре, опубликованного в 1922 году, Нестор Александрович осветил ход боя у Сарыча и проанализировал его итоги.
Если описание боя конспективно и не свободно от некоторых неточностей, что вполне объяснимо отсутствием в распоряжении автора полноценного корпуса источников («не имея и поныне никаких документов», он вынужден был справляться о деталях боя у его участников, оказавшихся в Бизерте), то аналитическая часть очерка содержит весьма любопытные рассуждения.
Прежде всего, Н. А. Монастырев, напоминая о целях рейда крейсеров
В. Сушона к побережью Крыма, высказывает сомнения в справедливости расхожей точки зрения о случайном характере встречи противников и недоумевает, «почему он (неприятель. — Д.К.) при благоприятных обстоятельствах погоды для него, а именно тумана, не использовал свое преимущество, т.е. скорость, свободу маневрирования, скорострельность артиллерии и другие качества своих кораблей».
В частности, «Breslau», по мнению Н. А. Монастырева, мог бы «отвлечь на себя наши более тихоходные крейсера с 6-дюймовой артиллерией и таким образом разделить нашу эскадру», а «Goeben» не воспользовался возможностью обрушиться на «Евстафий» подавляющей мощью своей артиллерии на минимальной дистанции.
В результате В. Сушон «не выдержал характера и отступил», действия же А. А. Эбергарда «были гораздо выдержаннее и правильнее действий германского адмирала». Более того, последовательный поворот линейной дивизии на параллельный с противником курс, весьма рискованный
в непосредственной близости от неприятеля, свидетельствовал
о намерении командующего флотом дать решительный бой,
а не ограничиваться короткой перестрелкой на контркурсах.
Критики, по мнению Н. А. Монастырева, заслуживала лишь пассивность
1-го («нефтяного») дивизиона эсминцев, который в условиях плохой видимости имел все шансы на успешную торпедную (в терминах того времени — минную) атаку. В целом же, как резюмирует автор, первая встреча германо-турецких крейсеров с русской эскадрой «была совершенно неудачна для них и дала нам уверенность при последующих столкновениях, а неприятелю, как мы увидим дальше, осторожность, которая не всегда соответствовала мужеству немцев».
Спустя десятилетие — в 1932 году — подобные оценки были кратко воспроизведены в описании борьбы на российских морских театрах Великой войны, включенном в ретроспективную работу об истории отечественного флота, изданную Н. А. Монастыревым в соавторстве
с С. К. Терещенко на французском языке. По мнению авторов, при Сарыче «германскому адмиралу не хватило решительности и доверия к своим кораблям», русский же флот одержал «моральную победу, значение которой ощущалось до конца войны».
Любой обзор эмигрантской историографии стал бы неполным без упоминания о книге-дилогии Г. К. Графа, который большую часть войны прослужил на одном из лучших и активнейших кораблей Балтийского флота — эскадренном миноносце «Новик» — и лично участвовал во многих боевых делах. Автор встроил свои личные наблюдения в общий очерк борьбы на морских театрах Великой войны и таким образом создал первое «сквозное» описание деятельности Российского флота
в 1914–1917 годах, хотя и не избежал многочисленных фактологических неточностей и не вполне обоснованных оценок.
Книга Гаральда Карловича, впервые изданная в Мюнхене в 1922 году, приобрела широкую известность за границей и, более того, долгие годы являлась для западных исследователей едва ли не единственным источником информации «с русской стороны» о событиях в Балтийском
и Черном морях. Как ни странно, эта работа до сих пор воспринимается некоторыми зарубежными коллегами как одно из лучших достижений русскоязычной историографии: современный австралийский исследователь Г. Стафф, например, назвал ее «наиболее масштабным трудом» («most extensive work») о Российском Императорском флоте. При описании боя у Сарыча Г. К. Граф немногословен и оценивает его результаты как «хороший урок» неприятельскому дредноуту: «Вряд ли теперь он будет так безнаказанно бродить по Черному морю…».
Наиболее, на наш взгляд, содержательной и полемически острой эмигрантской работой по нашей теме является статья редактора «Зарубежного морского сборника» Я. И. Подгорного, опубликованная
к 15-летию боя у Сарыча. Кратко описав столкновение 5/18 ноября 1914 года и охарактеризовав его результаты, Яков Иванович — и это представляется весьма существенным — предпринял первую попытку анализа сформировавшейся к 1929 году советской и германской историографии вопроса. Тональность суждений автора на сей счет задана первой же ремаркой о достижениях военно-морской исторической науки в СССР:
«Все, что пишется в сов. России о славном прошлом Императорской России, в частности, о действиях нашего флота в мировую войну,
не только перевирается, но и еще и перевирается по особому Иудиному заданию, а именно: необходимо писать, как будто придерживаясь и ссылаясь на официальные документы, но не стесняться передергивать (благо документы в их грязных лапах), чтобы все, что было хорошего, очернить и замазать грязью,
а все, что было плохого, раздуть и представить как можно красочнее и выпуклее».
Одним из исполнителей «иудиного задания» и изготовителей «фальсифицированной литературы» Я. И. Подгорный аттестует
М. А. Петрова, на дискуссии с которым и построена статья.
Автор, не слишком стесняясь в выражениях, последовательно разбирает основные тезисы книги «Два боя» и дает развернутые ответы на критику действий русского флота, содержащуюся в «до смешного нелогичном, лживом и неумном так называемом ”исследовании” советского военно-морского писателя, вольно или невольно, но явно выполняющего ”социальный заказ”».
В частности, рассуждения М. А. Петрова о причинах упущенной победы при Сарыче («искусственность» системы централизованного управления стрельбой и, как следствие, неудачное построение боевого ордера линейной дивизии — в одну кильватерную колонну) Я. И. Подгорный парирует указаниями на противоречивость аргументации оппонента. Действительно, с одной стороны, русский флот, значительно уступавший неприятелю в скорости, был, по М. А. Петрову, лишен возможности выбора «тактических условий боя, для себя выгодных», не мог разделять силы и «был принужден выполнять свои операции соединенно». Следовательно, встреча с противником могла быть только случайной
(ибо «рассчитывать пойти и догнать его — наш флот не мог»),
а это обязывало командование Черноморского флота «сосредоточить все внимание к Босфору, стремясь пресечь операции противника
в исходном пункте, при выходе его в море, ибо затем — задача погони
и принуждения в бою была недостижима».
С другой стороны, М. А. Петров признавал, что при наличии лишь единственной базы — Севастополя, удаленного от устья Босфора
на 280 миль, «постоянное наблюдение Босфора, а тем более его блокада… являлось почти недоступным для русских сил». Иными словами,
Я. И. Подгорный доказывал, что и со «стратегической»,
и с «тактической» точек зрения действия Черноморского флота были вполне обоснованными и, более того, в сложившейся обстановке единственно возможными. Именно поэтому он с особой тщательностью препарирует обвинения в некомпетентности, предъявленные
М. А. Петровым адмиралу А. А. Эбергарду. По мнению Якова Ивановича, командующий флотом, напротив, проявил и «чутье опытного старого флотоводца», и способность «возложить на себя все бремя ответственности и проявить личную инициативу».
Изрядно досталось от Я. И. Подгорного и Г. Лорею — автору германского официального описания черноморских компаний Великой войны
(о его труде подробнее будет сказано ниже). Усмотрев в этой работе
и «беззастенчивую ложь», и «хвастливые заявления», Я. И. Подгорный все же признает «немецкую фальсификацию исторического события много умнее таковой же г-на Петрова».
Как ни странно, претензии, предъявленные к книге Г. Лорея на страницах эмигрантского журнала, почти совпадают с упреками, которые высказал, хотя и в не столь энергичных выражениях, Е. Е. Шведе — советский переводчик и рецензент германского труда.
Основным источником исходных фактических данных для построений
Я. И. Подгорного стали записные книжки и заметки бывшего старшего штурмана «Алмаза» Н. С. Чирикова. Последний, будучи активным членом Парижского военно-морского исторического кружка, плодотворно занимался исследованием истории Черноморского флота времен Первой мировой и Гражданской войн.
Центральное, по нашему мнению, место в научном наследии Николая Сергеевича занимает объемная (242 машинописных страницы) рукопись «Материалы по истории войны на Черном море в 1914–1917 годах», созданная во второй половине 1930-х годов в соавторстве с другим бывшим черноморским офицером — Николаем Рудольфовичем Гутаном (племянником адмирала А. А. Эбергарда). Это произведение среди других бумаг Н. С. Чирикова было передано в Россию известным русским парижанином, потомком морских офицеров Александром Владимировичем Плотто и ныне хранится в РГАВМФ
(Ф. р-2246 — «Материалы по истории флота, поступившие
из-за границы»).
В тексте указанной выше рукописи содержится предельно детализированное описание выхода флота к побережью неприятеля
2–5 /15–18 ноября 1914 года с указанием сигналов «адмирала-командующего» (так в рукописи именуется А. А. Эбергард), курсов, скоростей, счислимых и обсервованных мест эскадры, изменений
ее походного порядка, гидрометеорологической обстановки.
Столь же фактографически насыщено и изложение хода столкновения
с «Goeben» и «Breslau», которым завершился этот боевой поход.
Н. С. Чириков и Н. Р. Гутан обратили внимание на некоторые ранее остававшиеся в тени нюансы хода боя, маневрирования и стрельбы его участников, например, на попытку офицеров походного штаба комфлота передать с «Евстафия» на «Иоанн Златоуст» правильные данные
о дистанции до «Goeben» с помощью откидных плакатов и семафора. Авторы отдали должное «спокойному и мужественному маневрированию флагманского корабля», который, «несмотря на тяжелую обстановку…
ни разу даже не вильнул на курсе… что производило на другие корабли эскадры впечатление, будто ”Евстафий” даже не получил попаданий…». Рассуждения о «нескольких попаданиях по неприятельскому крейсеру, каковые были видны с корабля («Три Святителя». — Д.К.)», стали, надо полагать, следствием недоверия авторов к данным немцев, которые «тщательно скрывали свои потери и повреждения и даже умалчивают
о них и теперь в своем официальном описании войны на Черном море».
Очевидно, уверенность Н. С. Чирикова и Н. Р. Гутана в тяжелых потерях
и повреждениях германо-турецкого дредноута предопределила и их оценку результатов боя у Сарыча:
«Эта первая встреча в бою современного линейного крейсера ”Гебен”
с нашими устаревшими кораблями додредноутного типа показала хорошую артиллерийскую подготовку и прекрасную стрельбу обоих противников. Но, несмотря на огромное преимущество ”Гебена”
в скорости, превышавшей эскадренный ход русских линейных кораблей почти вдвое, как тактический, так и моральный успех в этой встрече, бесспорно, остался на стороне русской эскадры».
Представляют несомненный интерес и некоторые документы, сопровождавшие рукопись «Материалов…» в личном архиве
Н. С. Чирикова. Речь идет о копиях, датированных маем 1938 года,
писем участников боя у Сарыча — бывших артиллеристов линкора
«Три Святителя» Константина Константиновича Милашевича
(младший артиллерийский офицер, управлявший огнем
152-мм артиллерии) и Анатолия Иосифовича Штехера (командир центрального поста), тексты которых объединены под заголовком «Материалы для разбора и описания боя 5-го Ноября ст. ст. 1914 года Русского Черноморского флота с германо-турецкими крейсерами ”Гебен” и ”Бреслау”».
Авторы существенно корректируют сложившуюся картину боя с точки зрения организации использования корабельной артиллерии:
по свидетельству А. И. Штехера, по своим данным стрелял не только флагманский «Евстафий», но и линкор «Три Святителя».
Открыв огонь по ошибочному целеуказанию с «Иоанна Златоуста»
и по ходу дела исправив неисправность «автомата» передачи прицела
и целика в кормовую 305-мм башню, корабль после третьего залпа главным калибром перешел на стрельбу по данным, определенным лейтенантом К. К. Милашевичем, «который поймал ”Гебен” на сетку бинокля» и с помощью «таблиц курсовых углов ”Гебена”» верно рассчитал дистанцию (40 кб).
Авторы, впрочем, не ограничиваются описанием действий своего корабля. А. И. Штехер, например, задается вопросом, почему после ошибки «Иоанна Златоуста» эскадра не перешла на «децентрализованную» стрельбу, ведь такой вариант предусматривался действовавшими инструкциями.
Анатолий Иосифович упрекает в этом флагманского артиллериста штаба командующего флотом старшего лейтенанта Д. Б. Колечицкого и всячески оправдывает старшего артиллериста «Евстафия» лейтенанта
А. М. Невинского, которому, как полагали впоследствии некоторые коллеги-артиллеристы, следовало взять на себя функцию управляющего огнем бригады:
«Я ставлю себя на место последнего: он дает установку, первый же залп ложится в борт неприятеля. Единственная мысль, единственная цель — удержать завесу попаданий на неприятельском корабле, всадить ему возможно большее число снарядов. Разве при подобных обстоятельствах управляющий огнем может думать о каких-то ”Правилах для руководства”? Этих правил были десятки,
а управляющему огнем времени только и было для корректировки».
Ценным дополнением к «артиллерийскому» сегменту историографии
боя у Сарыча стала статья Н. И. Бутковского, опубликованная в 1930 году
в пражском «Морском журнале». Автор — бывший младший артиллерийский офицер «Пантелеймона» — с позиций специалиста-оружейника проследил перипетии становления организации централизованной стрельбы бригады черноморских линкоров,
pro и contra ее апологетов и оппонентов и, что немаловажно, результаты ее апробации в ходе боевой подготовки.
Николай Игнатьевич констатировал, что даже последняя боевая стрельба по старому броненосцу «Екатерина II» в октябре 1914 года «доказала отличную подготовку личного состава, но большого количества попаданий не дала», а в военное время «централизованное» управление артиллерией оказалось и вовсе невыполнимым:
«За Великую войну не было ни одного яркого случая сосредоточения огня нескольких кораблей по одному кораблю противника» (последнее, строго говоря, не вполне справедливо, если только Н. И. Бутковский не имел
в виду действия только отечественного флота).
Однако автор, к сожалению, не предлагает развернутых объяснений
этой коллизии, ограничившись лаконичным замечанием о «технических затруднениях».
Возвращаясь к личному архиву Н. С. Чирикова, обратим внимание
на любопытные документы биографического жанра — тексты докладов «Славный флотоводец русского Императорского Черноморского флота, доблестный Адмирал Андрей Августович Эбергард» и «Адмирал
А. А. Эбергард (продолжение)», прочитанных Николаем Сергеевичем
в Париже в мае 1961 и июне 1962 года, соответственно, и около того же времени опубликованных нью-йоркским журналом «Морские записки».
В первом из докладов воспроизведено, быть может, эмоциональнее, описание дела у Сарыча из «Материалов по истории войны на Черном море в 1914–1917 годах», более насыщенное информацией о решениях
и действиях командующего флотом, который «проявил себя в этом бою смелым, решительным, искусным и удачливым флотоводцем».
К подобным выводам пришел и Георгий Михайлович фон Гельмерсен, который в большой статье «Черноморский флот в войну 1914–1917 гг.» (напечатана в двух номерах парижского журнала «Военная быль»
в 1972– 1973 гг.) привел достаточно подробное описание боя
5/18 ноября 1914 года:
«Успех этот явился исключительно результатом решимости адмирала Эбергарда, а также инициативы командиров и дисциплины в ведении артиллерийского огня».
И в этом случае мнение автора об «успехе» русского флота основывается на гиперболизированных сведениях о повреждениях и потерях «Goeben» и беспрецедентной «меткости огня черноморцев»:
«Евстафий», по подсчетам Г. М. фон Гельмерсена, добился 25% попаданий.
Завершая обзор эмигрантской историографии, отметим книгу отставного офицера австралийского флота Г. М. Некрасова, посвященную деятельности Черноморского флота в кампаниях Великой войны. Не вводя в оборот новых сведений и не высказывая неординарных суждений аналитического характера, автор тем не менее смог в значительной мере обобщить материалы, ранее опубликованные представителями Русского зарубежья.
Георгий Михайлович, впрочем, не выпускает из виду и некоторые советские исследования: так, в интересующей нас главе, названной «Первый бой», упомянуты книга М. А. Петрова «Два боя»
и опубликованный в 1975 году под редакцией И. И. Ростунова коллективный труд «История Первой мировой войны», где краткий обзор хода военных действиях на морских театрах в кампанию
1914 года написан Ф. С. Криницыным.
Г. М. Некрасов кратко излагает суть заочной полемики между
Я. И. Подгорным и М. А. Петровым, поддерживая, разумеется, доводы первого и указывая на «ошибки» и «непоследовательность аргументов» второго. В этом духе выдержаны и суждения автора об итогах боя
5/18 ноября 1914 года:
«Значение боя у мыса Сарыч заключалось в том, что… адмирал Сушон вынужден был перейти, пусть даже постепенно, к набеговому образу действий, по принципу ”ударь и отходи”, что является характерным для слабой (выделено в оригинале. — Д.К.) стороны. Наоборот, адмирал Эбергарт (так у Г. М. Некрасова, правильно — Эбергард. — Д.К.) получил возможность действовать со всевозрастающей интенсивностью. Когда ”Гебен” исчез в тумане, одновременно исчезло и намерение адмирала Сушона: ”Ich werde die Schwarzseeflotte zerschmettern!”»
Более того, автор склонен полагать, что с точки зрения развития военно-морского искусства дело у Сарыча стало событием, значимость которого не ограничивается рамками Первой мировой войны:
«Этот бой… с тактической точки зрения был не менее блестящим,
а с оперативной и стратегической точек зрения — не менее значительным, чем некоторые бои, скажем, во время кампании у Соломоновых островов в 1942 году».
При анализе историографии Российского флота периода Первой мировой войны необходимо иметь в виду, что на советскую и в меньшей степени эмигрантскую военно-историческую литературу наложили отпечаток особенности флотских отчетно-информационных боевых документов того времени, составивших основу источниковой базы исследований.
В свою очередь, эти особенности определялись спецификой составления делопроизводственной документации на кораблях и в штабах.
Вахтенные журналы, где с достаточной полнотой фиксировались обстоятельства плаваний и повседневной жизни корабля, не могли дать исчерпывающих данных о ходе боя (за исключением, как правило, моментов обнаружения противника и открытия огня), так как
с объявлением боевой тревоги ходовая вахта не неслась и заполнение журнала возлагалось на штурманского офицера, и без того обремененного обязанностями.
По этой же причине не решило проблемы и введение накануне войны корабельных исторических журналов, призванных восполнить недостаток сведений о полученных во время боя сигналах управления и данных целеуказания, маневрировании, использовании корабельного оружия, повреждениях, потерях и т.п. В результате, как отмечает компетентный современник, в корабельных журналах «факты, имеющие значение
в военном отношении, могут оказаться опущенными или недостаточно освещенными».
Анализ и оценка применения артиллерии затруднялись еще и тем,
что в боевых условиях (также из-за отсутствия свободных людей)
не велись записи значений прицела и целика, хотя при выполнении практических и боевых стрельб в ходе боевой подготовки для этого назначались специальные группы, что, по свидетельству А. М. Невинского, позволяло «составлять безукоризненные графики стрельб с учетом каждого произведенного выстрела».
Импровизированные попытки старшего артиллериста «Евстафия» решить эту проблему успехом не увенчались:
«Перед боем 18 ноября 1914 г. я поручил более свободным гальванерам — артиллерийским электрикам производить при встречах
с неприятелем записи установок орудий. Однако, поскольку это
не являлось единственной и прямой их обязанностью, мне не удалось ни 18 ноября, ни в других случаях получить хоть сколько-нибудь удовлетворительных записей, о чем я впоследствии очень сожалел».
Полнота и качество исходной информации, поступавшей от командиров кораблей (иногда отчеты представляли и старшие судовые специалисты), предопределяли содержание рапортов и донесений начальников соединений и командующих флотами вышестоящему командованию.
Как правило, первый доклад «наверх» ввиду срочности составлялся
в спешке и без опоры на полноценные данные, а «потом уже неудобно было противоречить первоначальному донесению, и ошибки оставались неисправленными». Это в полной мере относится к отчетным документам командования Черноморского флота, касающимся боя у Сарыча.
Так, и в первых телеграфных донесениях в Ставку, оправленных
5/18– 8/21 ноября 1914 года, и в докладе командующего флотом начальнику Штаба верховного главнокомандующего генералу
от инфантерии Н. Н. Янушкевичу «О бое флота с ”Гебеном” и ”Бреслау”
5-го ноября сего года» от 15/28 ноября (копия была представлена морскому министру) оставлен без внимания тот факт, что организовать централизованную стрельбу 1-й линейной бригады не удалось и бой
с «Гебеном» вел, по существу, только «Евстафий».
По наблюдениям А. М. Невинского, «штабу было неприятно признать
то невыгодное тактическое положение, в котором оказалась эскадра
с начала открытия огня, и тот недостаток организации управления артиллерии и связи, который не позволил использовать надлежащим образом все средства флота. Даже на прямо поставленный штабу флота запрос из Петербурга о причине успешности стрельбы одного только корабля ответа не было дано вовсе».
Фактографические лакуны и «дипломатический», а иногда откровенно тенденциозный характер официальных бумаг заставляет обратить самое пристальное внимание на бумаги неофициальные. Воспоминаниям моряков Первой мировой войны в полной мере свойственны все природные недостатки мемуаров как исторического источника личного происхождения — субъективный, а подчас и идеологизированный подход к освещаемым сюжетам, трудность, а иногда невозможность проверить достояние человеческой памяти информацией из официальных документов, определенная фактографическая небрежность и, наконец, естественное стремление авторов оттенить, а может быть и преувеличить собственные достижения и успехи, несколько стушевав ошибки
и промахи.
Однако при всем том научная ценность этих текстов несомненна, так как обращение к мемуарам позволяет выявить многие детали, оставшиеся
«за кадром» в исторических исследованиях, истинные,
а не продекларированные мотивы управленческих решений, особенности характеров исторических персонажей и перипетий их взаимоотношений — словом, существенно дополнить, а иногда и актуализировать картину, сформированную на основе документальных источников.
И. К. Григорович в «Воспоминаниях бывшего морского министра» события у Сарыча не упомянул вовсе, что объясняется, очевидно, тем,
что с началом военных действий глава морского ведомства был исключен из контура управления действующими флотами. Став, по удачному выражению В. М. Альтфатера, «главным снабжателем и технически-хозяйственным заготовщиком», Иван Константинович и в своих записках почти не касался деталей хода вооруженной борьбы.
В эти детали был в полной мере посвящен А. И. Русин (начальник МГШ
в 1914–1917 гг. и Морского штаба верховного главнокомандующего
в 1916– 1917 гг.), однако мемуаров о службе в высших органах стратегического управления военно-морскими силами Александр Иванович, увы, не оставил.
Зато Д. В. Ненюков, возглавлявший в 1914–1916 годах Военно-морское управление при верховном главнокомандующем, высказался
о результатах боя у Сарыча со всей определенностью. По мнению мемуариста, это событие продемонстрировало, что «и так называемые старые калоши могут состязаться успешно с дредноутами», а тот факт, что «”Гебен”… провожаемый нашим огнем, быстро скрылся в тумане»,
он интерпретировал как успех, «сильной поднявший дух нашего флота». Более того, результаты столкновения 5/18 ноября дают основание полагать это «сражение» (Дмитрий Всеволодович использует именно этот термин) «до некоторой степени… генеральным, так как оно решило,
кто является господином на Черном море».
Князь Владимир Владимирович Трубецкой, бывший в деле при Сарыче начальником 3-го дивизиона миноносцев, поделился своими впечатлениями о бое в небольшой статье, опубликованной в 1930 году журналом «Часовой».
Н. А. Монастырев наблюдал дуэль «Евстафия» и «Goeben» с борта эсминца соседнего — 4-го — дивизиона «Жаркий», державшегося в числе других кораблей минной бригады с правого (подбойного) борта флагманского корабля А. А. Эбергарда и оказавшегося под перелетным огнем германо-турецкого дредноута. В своих записках Нестор Александрович описал
и похороны погибших моряков «Евстафия» в Севастополе.
Коснулись нашей темы и бывшие офицеры отряда заградителей Василий Викторович Безуар (флагманский минер штаба начальника отряда контр-адмирала Н. Г. Львова) и Михаил Михайлович Четверухин
(командир заградителя «Великая княгиня Ксения»).
Авторы, хотя и не участвовали в деле у Сарыча (в ночь на 5/18 ноября «Великий князь Константин» и «Великая княгиня Ксения» поставили минные заграждения у анатолийских портов и совершали самостоятельный переход в базу), высказались о результатах боя («Черноморский флот свою задачу с честью выполнил…») и изложили некоторые детали своего первого выхода к побережью противника.
М. М. Четверухин, в частности, в подробностях описал «радиоигру», которую, как полагает автор, вел «Goeben» с намерением перехватить возвращающихся в Севастополь «Константина» и «Ксению»...
Продолжение следует...
© Д. Ю. Козлов
Фрагмент статьи из сборника "Гангут" №94/2016
Ещё больше интересной информации и сами книги у нас в группе https://vk.com/ipkgangut