Чердаки и подвалы домов маленького захолустного городка хранят иногда удивительные тайны. Эти несколько листков, исписанных мелким почерком, были найдены совершенно случайно, во время очередной экспедиции местного музея. Судя по всему, послание так никогда и не было отправлено адресату. Отчего и почему – ответов нет. Предлагая читателю текст этого письма, мы нарушаем тайну переписки. Извиняет нас только один факт. С 1838 года прошло очень много лет - все участники описываемых событий, включая автора послания и адресата, как их дети и внуки, давно уже покинули этот мир.
Для удобства читателя мы изменили орфографию оригинала, убрали все «яти» и устаревшее правописание некоторых слов. Указанные изменения никоим образом не изменили содержания письма.
Мари, ангел мой, здравствуй!
Прости, что долго не писала, но меня извиняет тот поток трагических событий, о которых, я надеюсь, ты ещё не знаешь. Приготовься, моя дорогая, пережить самые глубокие чувства. Я сама была очевидицей многого из того, что начну тебе сейчас рассказывать.
Я уже писала, что папенька мой получил место управляющего имения графа П**. Мы переехали в просторный дом в парке, недалеко от господского дворца. П** и вся его семья оказались очень милыми людьми – скоро мы коротко сошлись с дочкой хозяина Эмили, а маменька упросила графа, чтобы я могла вместе с нею заниматься с приходящими наставниками. Общие наши занятия сдружили нас так, что никаких секретов друг от друга мы вовсе не имели.
Сразу после прошлогоднего Рождества граф давал, по своему обыкновению, торжественный обед для местного дворянства. Музыка была от городской пожарной команды. Вообрази себе: пожарные в золочёных касках, с трубами и литаврами. Грому было больше, чем нужно, но танцевали все. Вокруг Эмили кружилась толпа кавалеров, особенно те, кто мечтал попытать счастья в качестве возможного жениха. Глупцы! Они даже не догадываются, насколько тщетны их усилия! Эмили мне рассказала, что в роду П** есть традиция: их главное имение может перейти по наследству только к представителю рода мужеского пола и непременно с родовой фамилией. Моя подруга – единственная наследница, и ей уже нашли суженого среди дальней родни.
Да, Мари, дорогая, каких только традиций не имеют аристократы! Но Эмили совершенно покорна была родительской воле и никаких поводов для надежды никому не подавала. Во время этого званого обеда с танцами и приключилось то, что перевернуло нашу жизнь с ног на голову.
Среди приглашённых было много офицеров, по соседству стоит их полк, я не вспомню названия, но гусарский, а ты знаешь мою слабость к этому сорту людей. Так вот, один из офицеров, поручик, обращал на себя внимание больше других. И вовсе не красавчик. Вообрази: высокий, худощавый до невозможности, лосины велики настолько, что сзади свисают просто неприлично. Что уж говорить про лицо: нос велик, глаза белёсые, да и лысоватый. Ну прямо вот совсем не красавец. Из поляков, а имя – Иосиф. Нелепее и придумать нельзя. И вот это недоразумение в ментике проявило самую неприличную настойчивость в ухаживаниях за графиней. Разумеется, она была холодна, как и ко всем другим. На том дело и закончилось, а мы с Эмили ещё неделю вспоминали об этом пассаже не иначе как со смехом. Но последовавшие за этим события, и самые воспоминания об оных, заставляют моё сердце биться сильнее.
После рождественского обеда Эмили с поручиком виделась только случайно, но случаев этих становилось всё больше. Кончилось тем, что на масленой неделе они объяснились. Графиня отказала решительно, но вежливо. Однако дома в тот день всё плакала и даже к ужину не спустилась, сказавшись больной.
Поручик и не думал оставлять своих попыток завоевать сердце графини. Поначалу Эмили отказывала ему в свиданиях и даже запретила принимать от него записки. Но скоро дала согласие на короткую встречу в воскресенье, после заутрени, возле церкви. Они говорили не больше минуты, пока графиня шла от церковного крыльца до своего экипажа. Поручик в чём-то горячо убеждал мою бедную подругу, она же не сказала в ответ ему ни слова. Весь день до вечера графиня была так задумчива и тиха, что даже её отец спросил: не больна ли она часом? Эмили как-то отшутилась и ушла к себе.
С того самого дня графиня и поручик стали обмениваться письмами. Послания доставляла горничная Авдотья, которая пользовалась полнейшим доверием своей хозяйки, и скорее бы согласилась быть выпоротой, нежели выдала бы доверенную ей тайну.
В самый день Светлой Пасхи, когда принято делать визиты, к графу пожаловал поручик в парадной форме. Испросив личной аудиенции, он был приглашён в кабинет. Эмили осталась в гостиной и пыталась подслушать разговор графа и Иосифа. Скоро раздался громкий крик хозяина имения. Он кричал так громко, что было слышно даже в кухне: «Подите вон из моего дома!» Бледный поручик выбежал из кабинета, что-то шепнул моей графине, и просто вылетел из дворца. Граф выскочил следом, увидел дочь и увлёк её за руку в свой кабинет. Разговор не был долгим, но после него Эмили лишилась чувств. Был зван доктор, а прислуге запретили даже говорить об этом неприятном происшествии.
Но и это не конец, душа моя Мари! Пренебрегая строжайшим запретом на всякое общение с поручиком, Эмили виделась с ним едва ли не каждый день. Иосиф вышел в отставку, купил себе домик в городе и своих притязаний не оставлял. Теперь уже все понимали – это та самая любовь, о которой мы раньше читали в романах. На несчастную пару было обращено всё внимание общества. Многие хотели помочь им. Достоверно можно сказать, что хлопотать за Эмили и Иосифа к графу ездил сам губернатор и даже архиерей. Но всё напрасно.
Долгое время графиня довольствовалась тайными встречами, но все понимали, что эта двойная жизнь скоро перестанет быть утешением. Тем более, что всё настойчивее были слухи о скорой свадьбе: говорили, что жених приезжает на днях, что всё уже решено и даже оповещён священник о венчании.
Ах, Мари, я снова вся трепещу, ведь теперь я расскажу тебе о самом главном. В начале августа приехал жених. Граф принял его ласково и даже приказал приготовить ему комнату рядом со своим кабинетом. Эмили выполняла свою роль хозяйки, но всем было видно, что она этой ролью тяготится. Графиня всячески избегала своего суженого. Впрочем, графа это совершенно не волновало.
Наступил тот самый роковой день. Ничего не предвещало беды, правда, Эмили была какой-то особенно мрачной. Уже темнело, когда мы услышали выстрел. Затем в доме начался переполох. Никто ничего не понимал, все носились как угорелые, махали руками и кричали. Разобраться удалось только на следующее утро, но то, что выстрел пробил грудь и сердце Иосифа, мы узнали ещё ночью. У Эмили открылась горячка. Никто ничего не знал или не понимал. Но я нашла способ узнать правду.
Проснувшись рано утром, я отправилась на поиски той самой доверенной горничной Авдотьи, о которой уже писала. Нашла её, увела подальше от чужих глаз и с пристрастием допросила. Зная мою привязанность к графине, Авдотья со слезами на глазах поведала мне всё.
Эмили и Иосиф договорились, что в субботу, 4 августа, их судьба должна решиться окончательно, поскольку венчание было назначено на воскресенье, 5 августа. Вообрази себе: моя графиня должна была вечером отправиться к отцу и решительно объяснить ему, что коли он будет настаивать на союзе с нелюбимым и чужим мужчиною, она найдёт способ убить себя, дабы не предать своего возлюбленного поручика. Граф выслушал дочь и долго не отвечал ей, оставаясь в глубокой задумчивости. В этот момент раздался выстрел. Эмили лишилась чувств.
Как оказалось, влюблённые договорились в случае окончательного отказа графа уйти из жизни одновременно. Иосиф ожидал условленного сигнала: им должен был стать свет зелёной лампы в окне комнаты моей графини. Жёлтый свет должен был стать сигналом счастливого разрешения обстоятельств. Эмили приготовила для себя яд, а поручик должен был застрелиться. И в тот момент, когда дело должно было быть решено в пользу влюблённых, в комнату графини за какой-то надобностью вошла ключница, прихватившая с собой зелёную лампу, обнаруженную в коридоре перед дверьми. Несчастный поручик увидел свет и исполнил задуманное.
Вот я и закончила свой долгий рассказ. Снова всё пережила и руки дрожат. Окончание напишу позже, когда успокоюсь.
Ну вот я и снова пишу тебе, дорогая моя Мари!
Граф учинил строгое дознание. Авдотья была отправлена на скотный двор, а к графине приставлен целый полк нянек, не спускавших с неё глаз. Яд оказался желудочными пилюлями, которые продал графине жуликоватый помощник городского аптекаря. Свадьбу отменили, и дальний родственник отправился восвояси. Родственники Иосифа похоронили его на месте трагедии: на кладбище ведь самоубийц не хоронят. А жизнь наша ещё долго будет…
Здесь письмо обрывается. Мы не можем утверждать, действительно ли имело место подобное происшествие. Недалеко от господского дома графа П*** до сих пор сохранилась одинокая могила. На скромном памятнике надпись: Иосиф Карницкий, 1808-1838. Ниже этой надписи едва можно разобрать цитату из Библии. Это 124 стих 118 псалма: "Сотвори с рабом Твоим по милости Твоей".
