«Сибирский тракт» Андрея Пермякова — это травелог, дорожная повесть, и повесть не простая. Путешествие автостопом по бывшему Сибирскому тракту.
- Синюшкин колодец
Шло волшебное лето 2011-го года (Глава 9. Осторожная Катя).
Правда, классно было. Я тогда уже научился работать начальником цеха, бояться перестав. А чего бояться? План выполняем. Премии платят. И сотрудники ко мне относились хорошо. Опять-таки: а чего плохо относиться? План же выполняем. И премии платят.
В свободное от работы время я один или с Катей (она же — Каракатица, она же иногда — Кошка Средняя из девятой главы) ездили в экспедиции на юг от Москвы, сбирая материал для книги о верхнеокских княжествах. А во время, свободное и от работы, и от экспедиций… Впрочем, нет. Тут уже сочинительство начнётся. То свободное время я описывал в Живом Журнале. Он тогда и вправду живым был. Вот одна из записей позднего августа. Запись позднего Августа… Это так императорски звучит, да? А ведь и было императорски вполне:
«КВАртира выглядит так, будто в ней две недели подряд жили от четырёх до семи дополнительных человек и все эти человеки непрерывно КВАсили. Тем более, что так оно и было. Пост получится в стиле совершенномудрой Ульяны Дмитриевой, которая Ульяна_777 , ибо банальная клавиатура тут бессильна. Ульяна тоже про всех подряд, кого встретит пишет, не заботясь, знаете вы их или нет.
Прошлую неделю я попивал. Ну, не сильно, а так: от трёхсот граммов до бутылки в тротиловом эквиваленте ежедневно. А вы б не попивали, когда дома живут умные абитуриенты и один из них, к примеру, одновременно католик и диалектический материалист? То-то же.
Хуже сделалось в четверг. Собирались гости, получился аванс зарплаты, и я обрёл по этому случаю две бутылки коньяку. Гости, однако, прибыли непьющие, а студенты внезапно разбежались. Наливать же Фёдору, хоть он и тоже студент теперь, я счёл непедагогичным. В общем, две бутылки ушли в одну (мою) харю. Ну, там чуть помог один дядечка 78 лет, заблудившийся в нашей деревне подле пруда. Он в гости приехал к товарищу, а мне лекцию читал, будто если я стану гужбанить, то до его лет не доживу и буду выглядеть плохо. Но вы о нас не думайте, пожалуйста! Мы, например, исследовали заброшенную усадьбу Голицыцыных и если б ЖЖ не тормозил, тут бы были красивые фотографии.
Ладно. В пятницу первый раз в жизни решил не ходить на работу по причине бодуна. Позвонил, конечно, сказал кому чего делать, подумал, как хорошо быть начальником и собрался спать — ну, мы с девачкой Катей собирались вечером стопом ехать. Катя (полное имя отныне да пребудет «Каракатица», хотя она и хорошая очень) только что вернулась с Камчатки, где фотографировала медведей, лазая по вулканам снаружи.
Однако же, в половине девятого мне позвонил начальник и сказал:
— Бы-ыыы-ыстро!!!
Оказалось, наша вороватая родина изменила требования к оформлению документов на некоторые лекарства. Сделала она это, как водится, внезапно и задним числом. Начальник у меня хороший, поэтому он договорился с другим, совсем большим начальником, что документы ещё можно сделать по старому, но только сегодня и только до двух часов дня, а затем тампон превратится в тыкву, как сказал один персонаж из книги Натальи Ключарёвой.
Короче, с десяти и до этих самых двух я бегал как лось по разным корпусам (представили лося, бегающего с документами по корпусам? То-то же) и всё готовил. Приготовил. Вернулся домой, а вся эта гидропоника во главе с собакой Амкаром только-только просыпаются. Ладно, чо. Потом случилась встреча с Борисом Эренбургом, который издатель пермского журнала Вещь. Он этой Вещи много привёз и мы её в Билингву снесли. Приходите, покупайте. Ещё Борис привёз книжек Антона Бахарева и они тоже есть в Билингве. С Юрой Цветковым в Билингве мы не пили, а Данил Файзов скоро убежал на поезд. Он всегда скоро бегает. Ещё там сидела девачка Аня Румянцева, меня удивившая. БуКВАльно девачка Аня сказала:
— Я тут говорила с Чарыевой, ты, оказывается, начальник цеха на фармпредприятии? Я бы такого про тебя никогда не подумала, а думала, что ты несерьёзный.
Но я и после этого не выпил. А вот после-после да, выпил. Потому что пришёл Алексей Траньков. Впрочем, я долго держался и в Билингве-таки не выпил. А вот в Погребке выпил. В Погребке хоть кто выпьет, и моей вины тут нет. А потом Траньков и Катя (Каракатица) пели Мурку под караоке. Леха-то ладно, а Катя ж трезвая была. Театральный режиссер она, чо поделаешь?
Короче, автостопить я пошёл с бутылкой водки внутри. Ну, бутылка уже была не в таре, оттого водка всасывалась, потом высасывалась и я трезвел. Стоп получился неплохой, но об ём надо писать отдельно «в замечательной прозе». Вырубило нас только к вечеру субботы, когда мы плыли на маломерном судне Луч из Алексина в Калугу. В Калуге живут Калуши, мы забоялись Калуш и там ночевать не стали. А ночевали, наоборот, в городе Сосенском, что подле города Козельска. Мы б и в городе Козельск ночевали, но в тамошней ракетной части случилась присяга и город был исполнен военных солдат и их родителей. Весь-весь город и тем более гостиницы.
Потом мы ещё побывали в Оптимальной пустыни, во всём Козельске и почти в всём Перемышле. Вообще, хорошо стопили. Фоток, опять же, пока не будет, а осенью будут, оптом, со всех летних стопов. Только, блин, на метро мы опоздали, потому что на трассе «Украина» Тойота серебристого цвета залезла под дальнобоя и сделалась похожей на мятое куриное яйцо. И случился затор килОметров на двадцать. Ладно, чо. Добрались домой в третьем часу, а к восьми мне на работу. Ну, я поэтому и не пил в субботу и в воскресенье. В субботу не мог, а в воскресенье только триста граммов смог.
В понедельник я ничего не делал, потому что с утра четверга до вечера понедельника (4,5 суток) спал в общей сложности часов 14. То есть на работу ходил, а после работы ничего не делал. А вчера да, делал.
Сначала из «популярной в поэтических кругах молодежи»(с) пришли только Маша Маркова и Алексей Ушаков . Они не пьют и Катя тоже не пьёт. И Саша Курбатов не пьет, хоть и был ему вчера День Рождения. Нет, пива он пил. Я тоже пива пил и 200 граммов водки тоже. Потом ещё 300 взял, но тут пришёл Артур Матвеев и мне помог. А вот Саша Переверзин, хоть и пришёл, но не помог. Тож пива пил. Потом появился Ваня Козлов в красе и гриме, но сразу же уявился, ибо дальше пошёл фоткаться на телеканал Культура.
Зато приехали Володя Иванов и Дима Тонконогов с женой и с шампанским. Блин. Как же роскошно выглядят втроём Владимир, Дмитрий и Александр Переверзин, идучи через московские дворы быстро и с шампанским из горлышка пиимым! Я ещё специально для Володи взял водки «Володя и медведи», но он её мало стал. А я стал. Потом мы ещё познакомились с хорошим парнем, продающим журналы Плейбой и другие депутатам Госдумы, и разошлись, временно.
Т.е. это они разошлись, а мы с Катей и Ритой пошли на крытый рынок и купили сотни вкусной еды. Потому что к нам ехали Ваня Козлов и Андрей Егоров. Ваня был со съёмок передачи о поэтах, а Андрей уже малость датый. Ну, мы ещё продолжили. Андрей потом сказал:
— Я понял, почему в Москве тараканов нет. Они все у тебя дома живут.
Что, в общем, верно. Ещё Андрей спросил:
— А что у тебя лежит в коробке с надписью «ЖАБЫ»?
Вы не поверите, но там лежали жабы.
Теперь вся эта новая гидропоника спит по-прежнему, а я вот работу работаю, премию цеху выбиваю и скоро поеду встречать с поезда хорошего человека, а Федю, наоборот, на поезд провожать. Он завтра в Пермь приедет и проговорится, как у нас дома весело и тараканы. Тогда Люба сделает дистанционное поставление меня в позу рака.
Но вы не думайте плохого: я каждый день на работу хожу и хорошо работаю, а ещё написал две статьи для разных коммерческих изданий и почти главу в почти документальную книжку про разные города. Я ж не просто так автостопом катаюсь. А вот под кат пост убрать сил нет. Ну, Ульяна не убирает же, значит, и мне можно. В конце концов думаете легко две недели каждый день пить? Зато у меня ничего не болит, и вам того же рекомендую.
А, да: ещё Рахман Кусимов был в Погребке, он тоже хороший очень, но не пил»
И добавить-то к записям пятилетней давности нечего. Кроме: «думали, так всегда будет».
- Назвать яхту
Я только боюсь: ведь ищут Айзика, Айзика нет. А так как Алтер, то есть Ицик, записан Авром-Ицхоком, а Ицхок, как уверяет наш казенный раввин, этот умник, — это Исак, а Исак — это Изак, а Изак — это Айзик, то ведь могут сказать, что мой Ицик, или Авром-Ицхок, то есть Алтер, — это и есть Айзик?
(Шолом Алейхем. «С призыва»)
Лёлей в некоторых областях Сибири называют крёстных матерей. Я про это знал, но всё равно смешно. Ибо в наших краях лёлями называют голых слизистых улиток без панцирей. А крёстных матерей называют коками, да и то нечасто (Глава 13. Семейные).
Говорят, ещё с венгерскими именами переводчикам бывает трудно. Скажем, Иштван это Пишта, а ещё Стефан. София — это Жофика и ещё какой-то странный вариант, не помню. У нас тоже Александра можно назвать так: Саша, Саня, Сана, Алекс, Шура, Санча, Алик — это ещё без использования суффиксов «-ыч», «-кин» и других, заметим.
И города тоже всяко именуют. Мы не берём в расчёт случаи, когда прозвища городов обусловлены их географией или иными причинами. Например, Уфу называют «Три шурупа» а то и просто «Шурупы» по сходству её башкирского написания с этими метизами. Или вот неформалы Тольятти прозвали свой город «Тройником» за характерную взаимную поставленность районов.
Нет, в данном случае интересно, когда имя городу дают, ориентируясь сугубо на его официальное название. Про варианты Санкт-Петербурга, конечно, знают все, и те варианты почти неисчислимы, но чемпионом в этом аспекте всё-таки кажется Екатеринбург. Причём существует отчётливая связь между родом занятий именователя и выбираемым вариантом. Связь, понятное дело, корреляционного характера. Исключения возможны и довольно часты. Но обычно пенсионеры, эстеты и литераторы называют тот город «Свердловск». Дальнобойщики — «Катя» или «Катер». Причём, те, у кого фура своя, говорят «Катер» чаще. Дизайнеры, компьютерные специалисты и многие студенты — Ёбург. Филологи тоже. Столь противоположные категории, как гопота, руководители, мотоциклисты и торговцы говорят Екат. Прочие названия вроде «екабэ» или «колдоёбурга» всё же маргинальны.
Но это ладно. Люди города построили, люди их и обозвали. Так не обидно. Сложнее с деревьями. Растут, где-нибудь на севере города Агрыз берёзы. Там кладбище, а по краешку кладбища — граница между Татарстаном и Удмуртией. Получается, с одной стороны — татарская берёза Каен, с другой —удмуртская берёза Кызьпу, а рядом — русская берёза Берёза? Прикольно. А заодно и о берёзках вот написал. Куда без них?
- Никак
А я Снежане загадки из её книжки загадывал (Глава 13. Семейные).
Помимо развлечения детёнышей и подслушивания болтовни их взрослых родственников, в почти четырёхсуточном пути от Иркутска до Москвы я прочитал двадцать одну книжку. Слава букридеру. Летом ведь обычно не до чтения, а тут — будто в изолятор временного содержания попал. Теснота и покой. Даже «Человека без свойств» Роберта Музиля прочёл. Это хорошая книжка, но уж ооооооооочень длинная. Даже «Дороги свободы. Возраст зрелости» Сартра прочёл. А эта книжка длинная и нехорошая.
Но вопреки всем усилиям, вопреки десяткам попыток, растянувшихся на многие годы, не осилил «Джанки» Берроуза, «Электропрохладительный кислотный тест» Тома Вульфа и тому подобный трейнспоттинг. Вот почему так? Почему книжки про алкашей и психов почти все интересные, а про наркоманов — тупые? И почти та же ситуация с кино: «Трейнспоттинг» хороший фильм, но он один. А про алкашей почти все фильмы хорошие, хоть комедии, хоть наоборот.
Когда стал людям жаловаться и спрашивать, отчего так, Герман Власов спросил, обсуждая, чуть параллельную тему, моё мнение о книжках про секс. Аналогичная история: у Генри Миллера тоже не дочитал ни одной книги, а у Буковски читал только рассказы про алкашей. А где про трахание — очень скучно. Равно и кино про секс скучно. То есть, некоторые документальные фильмы про любовь ничего так, хоть и не золото, а всякие девять с половиной недель, орхидеи и прочие оттенки — унылы. Зато мелодрамы вроде «Осени в Нью-Йорке», где всё то же самое, но без секса, прекрасны.
Такие вот у меня пристрастия. Принимайте их во внимание, читая книгу далее.
- Пряничек
...рюмки среднего размера — поменее купеческого и поболее общегражданского, — называют у нас писательскими. Некоторые русские писатели пьют до положения риз, но большая часть русских писателей отличается хорошей закалкой и ума не пропивает. Напившись, русские писатели или целуются, или ругаются, а некоторые произносят речи на тему об искусстве или рассказывают про авансы, которые они получили и пропили — или собираются получить и пропить.
(газета «Русское слово», 1908 г. январь)
— Арс, кум. Они тут по литру в каску залили, у меня всё выпили и в город ушли. Вы их найдите, их нельзя б-бросать (Глава 7. По стрелочников).
Из некоторой совокупности предыдущих глав, думаю, ясно: употребление спиртных напитков среди нас когда-то было явлением довольно популярным. Но, сказать честно — так без фанатизма и размаха. Нет, всяко пили, понятное дело, однако к выпивке мы готовили обильное и вкусное сопровождение, поддамши не дрались, ночевать чаще всего ходили домой. Сделавшись чуть причастны уровню жизни, так и на такси уезжали. Кроме случаев, когда употребляли в чужом городе. Но и там срабатывал гидравлический тормоз: надёжная вписка — пьём, нет — тихо отдыхаем. Бывали исключения, конечно. Без исключений никак. Евстратов вот говорит, будто с пьяных шаров никто так интересно не исполняет, как я. А он всё-таки в психиатрической больнице работал. Но я так опять ничего дурного за собой не помню. И вообще ничего пьяный не помню.
Чуть потом, когда в нашей компании появились Саша Корамыслов из города Воткинска и Саша Петрушкин из города Кыштыма, жизнь стала разнообразнее. Петрушкин сотоварищи разок остановились у Васи Веселова, человека об алкоголе и друзьях знающего всё. Он их и позвал, думаю для обмена опытом. После этого вписку держать зарёкся. Пока обещание держит.
Но, в сущности, оба Саши — тоже очень домашние люди. Об их домах мы скажем ещё премного. А хотелось порой увидеть богему действительную. Вот такую, о какой Мирослав Немиров писал. Я его Живой Журнал читал когда-то от самого начала и до самого финала, увы. Например, вот запись от 10 июля 2002 года:
«Там в комментах (см.) о фенозепаме завелся было разговор — и вот. Ю.Шаповалов, вот человек, который в течение многих лет своей жизни был чрезвычайно охоч до фенозепама.
Приезжает он ко мне пожить, у него огромная сумка на плече — более чем в половину человеческого роста. Начинает распаковывать. Вынимает оттуда штук сорок толстых книг богословского содержания, от трудов Иоанна Златоуста и Игнатия Брянчанинова до диакона А.Кураева и Льва Тихомирова. Мешок лекарств — фистал, энзистал (пищеварительный тракт отказывает), мочегонное (выводить похмельные яды по утрам), панангин (от сердечной аритмии), куча противоастматических (Ю.Ш. с детства страдает тяжелой астмой) реланиум в ампулах и таблетках (уменьшать муки похмелья) и еще куча всякого, чему я и названия не знаю. Еще мешок — пузырьков корвалола, штук 60, они гремят как патроны от крупнокалиберного пулемета.
— Корвалол-то зачем?
— Да ты что! В нем же фенозепам! Стакан корвалола наебнешь, потом стаканом водки отлакируешь — нирвана!
Последней вынимается большая ярко-желтого цвета медицинская клеенка, какую в поликлиниках на кушетки для уколов стелят.
— А это зачем?
— Так я же ссусь! — возмущенно ответвил Шапа.
И правда, так и было: обоссался в первую же ночь. И далее ссался еженощно.
— Это от корвалола, — объяснял Шапа. — Расслабляет клапаны…
Смрад в нашем доме — а была еще и летняя жара — стоял как примерно, наверно, стоит в доме престарелых — смешанная вонь из корвалола, ссаки и немытого тела: пребывая в многомесячном запое, Шапа страдал водобоязнью (знакомое чувство, сам такой бываю!) и не мылся месяца три. Впрочем, что там не мылся — не раздевался!
Тем не менее, это был довольно светлый и веселый период в моей жизни: Шапа есть такой человек, который даже в состоянии крайнего распада умеет одним своим присутствием осуществлять фейерверк бытия так, что – – –
Деньги, которые были у него с собой (70 р — по тем временам — 3 бутылки водки «Исток»), и запасы, которые были у меня — рублей 140 — были нами пропиты за 4 дня. Остальное время пребывания Ю.Шаповалова свелось к тому, что мы с раннего утра до позднего вечера таскались по гигантской Москве по всем моим знакомым, надеясь у них выклянчить на опохмелку. В дорогу Шапа обязательно брал с собой вышеуказанную сумку с богословскими трудами килограммов в 15 весом.
— Это зачем?
— Ну, а вдруг вот сейчас концы отдам? В запое, без покаяния? Ведь сразу же в ад пойду, как камень на дно!
— А книги что — удержат?
— Ну, может зачтется, что я их таскаю…»
По молодости, конечно, и у нас всякое бывало. Засыпали, где головушку преклоним, людей пускали разных ночевать. Только по молодости это не в счёт, это не по выбору, но от бедности. А меж нами взрослыми таких интересных людей не случилося. Хотя мы их долго искали, на каждого входящего твёрдо надеясь. Скажем, приехала на один из немногих в те времена пермских фестивалей Маша Кротова. Она чуть ранее тоже приезжала на фестиваль и всех победила, прочитав стишок про «сплавала, блядь, за лодочкой». Интонация, подтверждённая запятыми, справедливо указывает: грубое слово в том стихотворении означает не легкомысленную женщину, но досадливое междометье. В сочетании с херувимским ликом Маши и хорошо поставленным голосом, текст прозвучал.
Только автор, прочтя, немедленно исчезла. Даже приз не вышла получать. А к следующему фестивалю ей с подружкой у меня назначили вписаться. Я тоже в организаторах был. Ладно, ждём. Маша со второй барышней позвонили. Дескать, их плохо сегодня автостоп из Екатеринбурга везёт, поздно будут. Потом ещё раз позвонили. Теперь автостоп их привёз, но они пока начнут с фестивальскими тусить. Народу ж много собралось, интересы разные.
Близко к часу ночи пищат из домофона:
— Привет, это мы.
Зайдя, интересуются:
— Где спать?
Получив указания, идут в главную комнату, засим немедленно падая на матрас. Даже кедов с куртками не снявши. А мы хорошо встречу готовили. Матрас хоть и на полу лежал, но укрыт был чистым бельём и тёплым одеялком.
Спал на том белье, опять-таки, Александр Петрушкин. Он на кухню похмелиться отошёл, и, вернувшись, обнаружил этих вот клопов. Саша вправду не богемный, он стеснительный. Ушёл в кресло. А я, засыпая, радуюсь: ух, ты! Настоящая богема приехала! В кедах спят!
Утром Маша с подружкою, чьё имя кануло, выходят в кухню. Так мыши выходят в кухню, предполагая кота. За стол садятся даже не моргая. Переглядываются шёпотом. Я наливаю имбирного чая, сидим, болтаем с прочими гостями. Сашу, опять-таки, похмеляем. Девчонкам водку предложили, так они лишь мотнули головами. Молчат и молчат, чай и чай. А выглядят будто не с полу встали, где собака рядом и пыльно, а вот прямо из мастерской сентиментального мастера Клауса. Мордашки фарфоровые и одёжка будто только сшили, отутюжили и по фигуркам пригнали.
Но Любе не нравится, когда у нас гости молчат. Она паниковать начинает. Вдруг замышляют. Или нажалуются в интернетах. Спрашивает:
— Девочки, так вы, может, к чаю хотите чего?
И тут Маша сказала. Робко-робко так:
— Пря-яничек.
Кеды они просто снимать вчера постеснялись.
Вскорости, пряничек скушав, студенточки откланялись. Маша уж взрослая теперь, периодически мерцает на периферии сетевого общения. Но она такая: захочет — приедет. Мы её опять пряничком угостим.
А с богемой мы познакомились. Но позже и в Санкт-Петербурге. Тут нам девочка Женя помогла и Дмитрий Чернышёв. Дмитрий уже в нашей книжке есть, и Женя будет. Богема, впрочем, оказалась крайне тихой, тише нас. На Машу похожей.
Продолжение следует...
Сибирский тракт и другие крупные реки: автостоп, литературный драйв и все-все-все. Часть 1
Сибирский тракт и другие крупные реки: автостоп, литературный драйв и все-все-все. Часть 2
Сибирский тракт и другие крупные реки: автостоп, литературный драйв и все-все-все. Часть 3
Сибирский тракт и другие крупные реки: автостоп, литературный драйв и все-все-все. Часть 4
Сибирский тракт и другие крупные реки: автостоп, литературный драйв и все-все-все. Часть 5
Сибирский тракт и другие крупные реки: автостоп, литературный драйв и все-все-все. Часть 6
Сибирский тракт и другие крупные реки: автостоп, литературный драйв и все-все-все. Часть 7
Сибирский тракт и другие крупные реки: автостоп, литературный драйв и все-все-все. Часть 8
Сибирский тракт и другие крупные реки: автостоп, литературный драйв и все-все-все. Часть 9