Исигуро К. Клара и Солнце/ Пер. с англ. Л. Мотылева. — М.: Эксмо, 2021. — 352 с.
Когда рассказывать особо нечего, а то и не умеешь, или не слишком хочешь, начинаешь искать ракурс. Ракурс – кроме всего прочего, еще и признак принадлежности к большой литературе. Это в маленькой все напрямую и запросто, а тут техника, мастерство, кривосказание.
* * *
«Клара и солнце» - типичный роман ракурса.
Содержательную бедноту, недостаток оригинального прочтения избитой проблематики, недостаточную глубину мысли, скольжение литературной водомерки в очередной раз стремятся уравновесить особым взглядом.
* * *
Да, не забываем о страховке на всякий случай. Удобно ведь, когда повествование ведут животные, дети, роботы и сумасшедшие. Всегда можно сослаться на узость восприятия несовершенного рассказчика. Это, мол, не ошибка. Так было задумано изначально. Ракурс такой.
* * *
Задумка, как я думаю, была довольно простая. А что если жизнь не столь уж отдаленного будущего, обычные уже житейские проблемы показать глазами искусственного интеллекта, то есть наблюдателя со стороны? Которому: а) мало что понятно; б) все фиолетово.
Последнее Исигуро удалось особенно. Эмоций в тексте ноль. Но сколько разговору о них в интервью. «Этот роман надо читать сердцем» – пишут в «Эсквайре».
С чего бы? Трагедии никакой: девочка выросла, Клара проделала весь жизненный цикл от витрины до свалки.
Да, нас и в школе, и дома учили: «посмотри на себя со стороны чужими глазами».
Ага, глазами робота.
Кстати, есть ли у него взгляд? Смотреть и видеть – вещи разные.
Вот и Галина Юзефович про оптику. Но разве в ней дело. Взгляд – это не про оптику, это про нечто более общее, мировоззренческое.
Какое мировоззрение у робота?
И понятно, почему роман бредет невесть куда.
* * *
Ладно, посмотрели – увидели. Будущее наше (английское) страшно: все одиноки, все болеют (ментально и так по-обычному), мы можем потерять себя в гонке за интеллектом, в соперничестве с искусственным разумом, построить еще более невыносимое общество, развить еще больше бесчеловечности во имя человечности. И да, грядет новое расслоение. По способностям. Хотя способности потребуются другие. Но они во всякую новую эпоху требуются иные. Короче, жизнь как жизнь.
«Что хотел сказать автор?»
* * *
«Беда, коль пироги начнет печи сапожник».
Для работы с жанровыми вещами боллитровские авторы категорически не годятся.
Большинство из них лишены представления о том, что книга должна быть интересной.
От того, что в центре книги помещен андроид, по умолчанию увлекательнее не станет. Нудная хроника дней. Ну куда это годится? Сюжет надо развивать, двигать вперед. В книге должно что-то происходить помимо разговоров.
Где конфликт? Святое «крокодил не ловится, не растет кокос».
Читателя следует ловить в силки, а то убежит. Но где там… Нобелевским лауреатам не положено. Они теперь сами по себе должны быть интересны
* * *
«Клара и солнце» - многозначительный перебор пустой словесной породы. Нуднее, скучнее, зануднее! Никакой пощады читателю.
А может это отрыжка сытой прозы. Жизнь у них там за морем-океаном скучная. Вот и начинаются приключения в пределах собственного дома. Из всех развлечений – болезнь и секс. Но поскольку Джози несовершеннолетняя остается развлекаться болезнью. Обыватель любит госпитали и кладбища. А также чудесные выздоровления.
* * *
Переход в жанр отчего-то вселяет боллитровским авторам уверенность в том, что здесь можно работать в половину сил и возможностей. От этого избитая тематическая жвачка (травма, взросление, любовь, поиски своего Я) становится еще более пресной.
* * *
Действующие лица:
Среди главных – сплошь женщины. И один мальчик, чтоб не обвинили в половом расизме. Надо дать место и меньшинствам. Тем более, он все равно ущербный. Есть еще пара мужичков. Но они - убогие и ненадежные, да и на сюжет особо не влияют.
Итак.
Душевный андроид Клара. Откуда у нее взялась душа - неведомо. Нет ее. Но читателям может показаться, что если кто-то что-то пишет или рассказывает, у него есть душа. Исигуро это успешно опровергает. Нет, души нет.
Больная девочка Джози, жертва прогресса.
Пошатнувшаяся (что не значит - сумасшедшая) умом ее мама Крисси.
Слишком обыкновенный, нефорсированный (здесь детям делают апгрейд и апдейт) мальчик Рик со своей слишком обыкновенной мамой Хелен.
Все они образуют фон дивного нового мира, в котором люди пытаются найти лекарство от человечности, но делают это с рвением человеческим, слишком человеческим.
* * *
Про сюжет.
Первую половину книги мало что происходит: Клару с подружкой Розой (есть ли у андроидов друзья?) двигают взад-вперед по магазину. Она становится солнцепоклонницей, и мы вообще узнаем, что у нее, несмотря на отсутствие чувств, есть склонность к чисто человеческим суевериям, надеждам и представлениям. Затем наступает момент, когда становится необходимо окончательно перейти к упомянутому выше ракурсу, углу зрения на человеческий быт и связанные с ним проблемы.
Ближе к концу Исигуро принимается лихорадочно подгружать другие темы и проблемы: дух и тело, познание сердца, индивидуальность, уникальность и т.д. Но страницы заканчиваются, говорить некогда. Да он и не собирался. Просто вспомнилось.
* * *
О чем книга? Да ни о чем.
Сейчас пошел такой сорт литературы, что поди, разберись о чем только что прочел. Это раньше была важна специализация, акцент на главной теме и проблеме. Теперь все в одном регистре.
Поэтому разобрать «про что сказал автор» бывает подчас сложно. Каждый рецензент выдергивает из романа свое, что расслышал, что показалось важным. Одна выделяет тему времени, изменчивости. Другая - текучей и истекающей человечности.
Автору удобно – пустой текст, скудная картинка грядущего, а благодаря домысливанию потребителей подымается до статуса многопланового высказывания о вызовах грядущего. Пустота и сплошная недоговоренность становятся значительными и многозначительными.
Такой поворот для современной литературы вещь вполне обычная.
Книги, написанные мыслителями и для размышлений, уходят в прошлое. На смену приходит эмпирический формат – открытка с видом: разглядывай и фантазируй что тут и для чего, с каким смыслом размещено.
Романная сухость нарочита. Перед нами литературный бихевиоризм. Исигуро ждет, что мы сами превратим историю о том, как Клара была вещью Джози в захватывающую и трогательную историю беззаветного служения и пусть не черной, а вполне обыкновенной неблагодарности. «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить».
* * *
Потянем и мы за какую-нибудь тематическую нитку, раз здесь такая ситуация, когда ни одна не плоха.
Одиночество и общение – чем не проблема?
Но не в том разрезе, в каком она обрисована в романе.
Дураку же понятно, что человек почти никогда не бывает одинок.
Но Исигуро не дурак.
Подает тему в попсовом духе ковидальной эпохи: мы все оказались в изоляции.
Как говорит в интервью, получилось случайно. Отчего не поверить? Такую чушь случайно не напишешь.
Странно слышать про изоляцию, когда с тобой все время хотят пообщаться: банки, мошенники, МЧС, налоговая, рекламные агенты. Не говоря уже о друзьях и родственниках.
Невероятно одиноким чувствуешь себя скорее среди других людей.
Одиночество в толпе – так это называется.
В романе беды, связанные с изоляцией особенно бью по молодому поколению. Школе конец, все учатся дистанционно. Поводов для совместного времяпрепровождения нет.
Все это поражает неправдоподобием. Закроют школу и общество развалиться.
Раньше школы не было, а общество было. И люди как-то социализировались. Им не было скучно.
Скучно? Включи компьютер или телевизор.
Куда подевались интернет вообще и Зум со Скайпом в частности?
Где родимые соцсети?
Есть предположение, что Исигуро достал со шкафа пыльную рукопись сорокалетней давности и пустил ее в ход, не удосужившись сделать даже минимальные поправки на современность.
Или он признает только прямое, личное взаимодействие.
* * *
Тезис о школе как центре социализации выглядит устаревшим. Что-то из середины XX века. Пахнуло дремучей «Учительской газетой» и «Воспитанием в школе».
Отчего ребята в книжке встречаются только по большим поводам?
А мегаполисы? Неужто дети из многоквартирных домов избегают друг друга?
Все разом превратились в хикикомори?
* * *
Сцена дня социализации в романе, когда обычно сидящие по домам детки собираются в гости у Джози, наверное должна демонстрировать расстроенное вконец общение – кто в лес, кто по дрова.
Но проблема в другом: широк ли, узок ли круг общения, в большинстве своем общаться не умеет никто.
Кроме того, общение с другими – уже сейчас лучший способ утратить социальные навыки и приобрести взамен опыт асоциального поведения. Асоциальными люди становятся, не выпадая из общества, а наоборот, попадая в него.
Поэтому хочешь – не хочешь, поневоле задашься вопросом: разве ограниченность общения такая большая проблема? Ведь в так называемой социализации, как отмечал еще Э. Гидденс, важна не широта круга общения, а его качество.
Наконец, мы хотим быть с кем-то определенным, а не вообще с кем угодно.
* * *
Однако, если судить по роману Исигуро, это не так. Человеку нашего времени нужен не столько Другой, сколько постоянно обновляющийся новый Другой, еще лучше - Другой, которого мы себе выдумали.
* * *
С другой стороны, может быть, проблема общения между людьми заключается в том, что им стало тяжело быть друг с другом, потому что это предполагает постоянство? Может сложность в том, что это постоянство приходится увязывать с изменяющейся натурой друга или партнера? С андроидом таких проблем не бывает. Он всегда может быть тем, кто тебе угоден. И тут проблема очевидно заходит на новый более высокий технологичный круг - имитации общения, самообмана относительно социальной жизни при полной поддержке одиночества.
Единственный и его собственность – вот к чему мы пришли в итоге. К солипсизму, к псевдообщению, к «тихо сам с собой я веду беседу».
* * *
Вроде бы роман отмечает конец постоянства связей – единственности, уникальности Другого. И доводов предостаточно: мать с легкостью готова заменить дочь андроидом, ребенок купить нового взамен старого. Разорванные браки, неудачные отношения.
Но мне, кажется, это поверхностное прочтение.
Сетования на отсутствие постоянства неактуальны. Даже привязанность Клары к Джози не вполне очевидна. Она создана на радость людям, а то, что функция персонифицирована в образе Джози, это уже частности.
Собственно моментов влияния и общения, в фундаментальном смысле этого слова, а не чтоб просто поболтать, человека и ИскИна нет.
Зачем Джози купила Клару? Клара с Риком (мальчик старой модели) и то больше общается.
Постоянных привязанностей нет. А разве они были когда-то? Изредка, выборочно, как идеал.
Дело не в утрате постоянства. Встречи и расставания вот что задавало особую эмоциональную мелодику жизни. «Расставание – маленькая смерть» А теперь что? Что встречались, что нет. Важные моменты вычеркнуты из жизни уже сейчас, что уж говорить о не столь отдаленных временах Клары?
Да, это в книге зафиксировано. И что?
* * *
В книге есть эпизод с верой. На него многие обратили внимание. Я склонен толковать это как дань антирелигиозной риторике, обязательной уже для каждой книжки. Вера – тоже форма общения, да. Но тут общение имеет аналогичным всем остальным видам солипсический характер – обращение к воображаемому собеседнику, отсутствие ответа. Общение «твари» с «Божеством» - это торговля, сделка. Тут нет жертвенности, но есть жертва – я тебе это, ты мне то. Покупка и продажа.
Личность и Бог – выдумки.
Мне кажется в романе это вполне проговорено. И если их трудно заменить или воспроизвести, то это потому, что они – фантазии. Метафизика (область для эмпириков фантастическая) не способна выдержать опытную проверку.
* * *
Поэтому не должно удивлять и итоговое суждение Исигуро, которое подается как жемчужина мысли – уникальность человека имеет не метафизическую, а социальную природу. Неповторимость Я – это неповторимость восприятия индивида другими. Воспроизвести это, само собой не удастся никогда.
* * *
Собственно по этой причине я не могу понять проблематики романа. Изменение условий не ведет к отмене личности, а всего лишь к формированию просто иной ее версии.
Ну да, общаясь с роботами, пришедшими на смену людям, мы сами становимся роботами, … а роботы – людьми. Но здесь нет ничего нового. Посмотрите на домашних питомцев – они все в какой –то мере отражение личности своих хозяев.
Кроме того, эволюция роботов отражает эволюцию человечности, переходящей от одних потребностей к другим, развитие представления о «спутнике», когда становится неважно кто он, главное, чтоб он просто был.
О чем этот роман?
О том, что человечество меняется. Ну так про эволюцию в расу скакунцов мы знаем от Саймака уже семьдесят лет как. Что нам хотели сказать?
* * *
Неверно не только представление о личности как ядре, но и представление о том, что все в мире связано. В романе, если приглядеться, мы наблюдаем какие-то атомарные, замкнутые на себя действия. Клара «молится» Солнцу, но не факт, что из этого что-то следует. Рик технически одарен. Но это ни к чему не ведет и ничего не означает. Проекты Джоз и Рика, Крисси и Капальди заканчиваются ничем, да и вели никуда.
Мы просто имеем привычку думать, что что-то к чему-то ведет и из чего-то следует. Но это не так.
Отсюда неизбежный вывод: книга Исигуро – литература опыта, эмпирическая традиция в чистом виде. Здравствуй, Юм и прочие ребята спустя два-три столетия.
* * *
Но в заключении вернемся к ракурсу. Клара остается игрушкой инструментом в руках Исигуро, не более. В этом автор мало отличается от своей героини Джози. Роман по существу оказывается рабовладельческим.
* * *
И вот с такими-то странными вещами – попытка представить роман, как мелодраматическую версию жертвенности, любви и надежды? Да ну. Андроиды – носители категорического императива, беззаветного служения идее человечества? Нет, в общую картину это представление как-то не лезет и из текста не выводится.
* * *
Исигуро признается, что книга выросла из первоначального замысла детской книжки. Сначала планировали «Курочку Рябу», затем концепция поменялась – «Преступление и наказание». В итоге текст расползается по швам. Получилось символично провально и созвучно эпохе, погрязшей в инфантилизме. Простые мысли мешаются со сложными, и последние становятся совсем примитивными.
* * *
Безделушка, книжка картинка, без трагедий, более того, без эмоций. Конечно это лучше Макьюэна «Машины как я». Но гордится тут нечем.
Сергей Морозов