В последнее время все чаще доводится слышать, что знание истории излишне — ведь она ничему нас не учит. Надо признать, что такие воззрения появляются не на пустом месте. Действительно, далеко
не каждый человек сознает, что в своей деятельности руководствуется историческим опытом. Однако пренебрежение уроками истории опасно, так как они всегда оплачиваются дорогой ценой.
Между тем, в наши дни все шире распространяется стремление обесценить эти уроки. Множатся ряды любителей «альтернативной истории», перелицовывающих события прошлого на свой лад, безо всякого учета действительности. Складывается впечатление, что процесс подпитывается чрезвычайной доступностью искаженной информации, обеспечиваемой интернетом. Вымысел перестал быть уделом кухонных разговоров и становится фактом массового сознания. Дело зашло так далеко, что от современных школьников «фашисты расстреляли Андрея Болконского на Куликовом поле».
Как представляется, в известной мере такое положение складывается потому, что среди любителей пофантазировать на исторические темы встречаются и люди довольно образованные, даже с учеными степенями. Умение выстроить вполне приемлемую, на взгляд неподготовленного человека, цепь рассуждений играет здесь существенную роль, интернет же, нередко, тиражирует подобные версии и преподносит их каждому интересующемуся. Но что может заставить, казалось бы, просвещенную личность морочить голову другим?
Один из вариантов ответа на этот вопрос предлагает доктор технических наук, ведущий научный сотрудник Института электрофизики, Сергей Юрьевич Соковнин утверждающий:
«…Я просто устал от вранья хисториков и их скудоумного мозгоимения, когда они всерьез полагают, что их безграмотный бред кому-то нужен».
После таких слов невольно ждешь разоблачения упомянутого «вранья», исходящего, по словам ученого-естественника, от «хисториканов»,
этих «фальсификаторов», «недоучек», «кретинов», отличающихся «техническим невежеством». Любопытство подогревается заявлениями господина Соковнина, будто «инженеры-физики это пуп земли и высшее достижение инженерной мысли», тогда как «мальчики на истфак
от большого ума не ходят». Впрочем, несколько расхолаживает
то обстоятельство, что специальность «дозиметрия и защита»,
по которой Сергей Юрьевич окончил в 1983 году Томский политехнический институт, отнюдь не охватывает все стороны инженерного дела, и в том числе не предполагает знакомства с историей развития военно-морской техники и вооружения, а уж тактики и подавно.
Однако интрига сохраняется, ибо С. Ю. Соковнин ничего конкретного
по поводу «вранья хисториканов» не говорит, ограничиваясь разрозненными высказываниями на всевозможные темы. Поэтому нам
не остается ничего другого, как попытаться выяснить, что же он подразумевал под «враньем», коснувшись лишь одного вопроса —
о целесообразности распоряжений командующего Второй тихоокеанской эскадрой, вице-адмирала З. П. Рожественского, в начале Цусимского сражения.
К сожалению, мы вынуждены гадать, отчего Сергей Юрьевич предположил, будто в существующей литературе этот вопрос разобран неправильно. Во всяком случае, ему представляется, что «при маневре Того З. П. Р[ожественский] мог ускорить движение 1 Б[роненосного] О[тряда] и тем не позволить Того быстро обогнать себя, как было
в реальности». Смысл такого действия поясняется следующим образом: «…Нужно просто вести бой в параллельных колоннах с близкой скоростью».
О результатах такого маневра читателю предоставляется размышлять самому, как и о том, стоит ли думать, что этими высказываниями
С. Ю. Соковнин и «вскрывает механизм мозгоимения», а точнее «фальсификации историками реальности».
Делать нечего, придется разбираться в предложенной головоломке своими силами. Прежде всего, заметим, что лаконизм тезисов господина Соковнина оставляет слишком много простора для гаданий.
Что следует понимать под «маневром Того», в какой именно момент
З. П. Рожественский «мог ускорить движение» первого броненосного отряда, какова реальная величина такого ускорения, каким образом можно «вести бой в параллельных колоннах», уступая в скорости противнику и так далее?
Чтобы упростить себе задачу, освежим память с помощью официальных описаний Цусимского сражения. В нашем распоряжении несколько работ, прежде всего «Заключение следственной комиссии по выяснению обстоятельств Цусимского боя», «Тсусимская операция».
Кроме того, мы можем прибегнуть к сборникам документов. Точку зрения неприятеля позволяют выяснить японские сочинения «Описание военных действий на море в 37– 38 гг. Мейдзи (1904–1905 гг.)», в переводе лейтенанта А. Н. Воскресенского, и «Ниппон-кай тай-кай-сен. Великое сражение японского моря (Цусимский бой)», переведенное капитаном
2 ранга В. И. Семеновым.
Заметим, что, несмотря на очевидное знакомство с японским языком как бывшего флаг-офицера штаба командующего флотом в Тихом океане,
а позднее морского агента в Японии А. Н. Воскресенского, так и
В. С. Семенова, отшлифовавшего довоенные навыки в плену, их переводы нельзя считать абсолютно точными. Тем не менее, основные моменты случившегося они передают достаточно убедительно.
Логичнее всего начать с описания, составленного Исторической комиссией, пользовавшейся японскими трудами и материалами Следственной комиссии, к 1907 году проделавшей громадную работу
по рассмотрению и анализу широкого круга документов, значительная часть которых была опубликована в упоминавшихся выше сборниках,
куда вошли рапорты и записки, подготовленные командирами
и офицерами боевых кораблей, должностными лицами штаба эскадры
и самим ее командующим.
Прежде всего следует отметить, что утром 14 мая 1905 года Вторая тихоокеанская эскадра двигалась генеральным курсом NO 60°, направляясь «на середину Корейского пролива». Около 4 ч 30 мин
ее обнаружил вспомогательный крейсер «Синано Мару». Разобравшись
в обстановке, его командир, капитан 1 ранга Нарикава «телеграфировал, что видит неприятельскую эскадру. Это было ровно в 4 часа 45 минут утра 14 (27) мая (4 ч 28 мин по русскому времени)». Таким образом,
еще до рассвета адмирал Х. Того получил известие о приближении своего противника. Между тем, на русской эскадре японский корабль, хотя
и заметили около 5 ч утра, но не распознали, и оставались в неведении относительно действий неприятеля.
Лишь «в исходе 7-го часа» в утренней мгле был замечен корпус корабля, двигавшегося параллельным курсом. Вскоре выяснилось, что это крейсер «Идзуми». Капитан 1 ранга Исида держался на дистанции около 60 кб
(по словам самих японцев, в 4–5 милях), и в условиях плохой видимости стрелять по разведчику не представлялось целесообразным. Посылать свои крейсера в сторону непрошенного соглядатая З. П. Рожественский опасался, подозревая, что неподалеку могут оказаться превосходящие силы противника. Равно как не выдвинул он и форзейлей (передовой дозор). Однако тем самым адмирал лишился возможности заблаговременно узнать о появлении Х. Того.
Тем временем, вокруг русских кораблей уже стягивалось вражеское кольцо. В 9 ч 40 мин (по японским данным, в 9 ч 55 мин) визуальный контакт со Второй тихоокеанской эскадрой установил начальник
3-й эскадры Соединенного флота вице-адмирал С. Катаока
(флаг на «Ицукусима») с кораблями 5-го и 6-го отрядов («Мацусима», «Хасидате», «Чин-Иен», «Акицусима», «Сума»), а часом позже и 3-го боевого отряда 1-й эскадры вице-адмирал С. Дева (флаг на «Касаги»,
с ним «Читозе», «Ниитака», «Отава»).
Атаковать их З. П. Рожественский также не стал. Составитель «Тсусимской операции», офицер Морского генерального штаба (МГШ), капитан 1 ранга граф А. П. Капнист считал это решение ошибочным, полагая, что японцам мог быть нанесен «большой урон», а «первый успех» придал бы одушевление русским морякам.
Возможно, это и так, но бой неизбежно расстроил бы походный порядок эскадры, увел бы ее с курса, тем самым задержав на некоторое время,
и вызвал расход снарядов на второстепенные цели, а после 10 ч 35 мин возникла и угроза атаки со стороны японских «истребителей» (эскадренных миноносцев), соединившихся с кораблями Катаока,
что тогда же заметил З. П. Рожественский, приказавший поднять
сигнал «тревога».
Рассматриваемый А. П. Капнистом вариант — преследовать неприятеля крейсерами, отвлекая от главных сил, сомнителен: как гласит «Описание военных действий на море…», корабли Катаоки держались «слева впереди в 4–5 милях», вперед вскоре переместился и Дева, подошедший с правого траверза. Пришлось бы выбирать объект преследования.
Но крейсера Дева, показывавшие на испытаниях 20–22 уз имели все шансы уклониться от серьезного боя, а отряды Катаоки могли навести противника сперва на миноносцы, а затем и на свои главные силы.
К тому же, едва ли Того, имевший достаточно времени на осмысление происходящего и необходимую информацию из нескольких источников сразу, не сумел бы разобраться в происходящем. Однако гадания
в данном случае излишни: З. П. Рожественский приказаний
на преследование не отдавал, продолжая двигаться в Корейский пролив всей эскадрой.
Между тем, получив радиограмму «Синано-Мару», адмирал Х. Того
и вице-адмирал Х. Камимура, стоявшие у Мозампо (на юге Корейского полуострова), в 6 ч 34 мин вышли в море и направились в сторону
о. Окиносима, то есть, к северо-востоку от места своего временного базирования. На море держалась дымка, видимость не превышала
5–6 миль, дул ветер от WSW силой до 4–5 баллов.
З. П. Рожественский, который, как подчеркивает А. П. Капнист, ко времени появления на левом траверзе отрядов Катаока уже более двух часов вел свое соединение в строю двух колонн, не обращая внимания на японских разведчиков и без каких-либо дозоров, хотя с минуты на минуту можно было ожидать появления главных сил неприятеля, на этот раз начал перестроение в одну колонну. При этом 1-й и 2-й броненосные отряды увеличили скорость с 9 уз лишь до 11 уз, из-за чего маневр продолжался около часа. Около 11 ч, сначала корабли Катаока, а затем и Дева скрылись во мгле.
Спустя несколько минут отряд Дева вновь сократил дистанцию до Второй тихоокеанской эскадры, и на этот раз, в 11 ч 15 мин, средняя 152-мм башня броненосца «Орел» произвела по нему несанкционированный выстрел, якобы с расстояния 39 кб. Напряжение было столь велико,
что и другие броненосцы открыли огонь. Японцы, ответив несколькими снарядами, увеличили дистанцию, по их словам, с 8000 до 9000 м.
Около 12 ч, опять же, по левому траверзу, на дистанции около 7000 м показались два крейсера и четыре миноносца. После полудня, в 12 ч 05 мин, З. П. Рожественский изменил курс эскадры, повернув на NO 23°.
В этот момент отряды Того, Камимура и контр-адмирала С. Уриу находились 10 милями севернее о. Окиносима и в 30 милях от русских кораблей.
Как указывает А. П. Капнист, если бы японский командующий сосредоточил все силы у о-вов Цусима, он мог бы сблизиться со своим противником одновременно с отрядами Катаоки, ночевавшими в заливе Озаки. Но так как Мозампо находится западнее архипелага, Того, чтобы случайно не упустить З. П. Рожественского, чему способствовала утренняя мгла, должен был отойти назад, тем самым удаляясь от таких важных пунктов, как главная база в Сасебо и хорошо оборудованный порт в Нагасаки, что могло сыграть свою роль в случае серьезного повреждения японских кораблей.
Здесь уместно вспомнить, что «Синано-Мару» обнаружил русские корабли только потому, что заметил огни госпитального судна «Орел».
В противном случае, Вторая тихоокеанская эскадра проскочила бы гораздо дальше на север, и японцам пришлось бы принимать бой в еще менее выгодных условиях: при 9-узловом ходе русских кораблей — заметно севернее Цусимы и ближе к вечеру, так что первая фаза боя едва ли принесла бы им победу, а при условии увеличения З. П. Рожественским хода до 11 уз — только 15 мая и уже на подступах к Владивостоку. Однако случилось то, что случилось.
Как нам представляется, А. П. Капнист убедительно показал, что вне зависимости от самого факта обнаружения кораблей
З. П. Рожественского, время пересечения ими сторожевой линии японцев командующий выбрал удачно. И хотя нельзя сказать, чтобы он его точно рассчитал, но оказалось оно довольно благоприятным для эскадры, ведь окажись она в том районе засветло, бой 14 мая мог начаться раньше,
в худшей для русских моряков ситуации. Теперь же соединение двигалось вглубь Восточного прохода, оставляя Сасебо по корме.
После поворота русской колонны на NO 23°, 5-й отряд эскадры вице-адмирала Катаока оказался у нее по правому борту, остальные крейсера держались по левому. А спереди уже приближались Того, Камимура
и Уриу, в сопровождении 1-, 2-, 3- и 5-го отрядов эскадренных миноносцев (16 единиц). Малые миноносцы частью держались при кораблях 6-го отряда эскадры Катаока, которым командовал контр-адмирал М. Того,
а частью укрывались у о-вов Цусима.
Около 12 ч 20 мин З. П. Рожественский, почему-то предположив,
что главные силы неприятеля, появления которых он вполне обоснованно ожидал с севера, атакуют его в строе фронта, решил развернуть фронтом и собственные 1-, 2- и 3-й броненосные отряды. В это время японские крейсера ушли далеко вперед и скрылись в дымке. Однако начатый было маневр пришлось прервать, так как противник показался вновь, двигаясь слева направо почти перпендикулярно курсу русской эскадры. Поэтому 1-й броненосный отряд, успевший повернуть последовательно вправо на восемь румбов, аналогичным поворотом влево был выстроен параллельно остальным отрядам. Уменьшив его ход, З. П. Рожественский уравнял обе колонны.
А. П. Капнист указывает, что сведения участников боя о расстоянии между колоннами сильно расходятся — от 7 до 20 кб, сам он полагает, что оно «было между 10–15 кабельтовых». Эти цифры противоречат показаниям адмиралов Н. И. Небогатова и З. П. Рожественского, а также флагманского штурмана полковника В. И. Филипповского, писавших о 7–8 кб.
Но А. П. Капнист обращает внимание на предпринятый броненосцем «Ослябя» вскоре после перестроения маневр уклонения от некой джонки, пересекавшей курс эскадры, и возможное после этого неточное соблюдение прежнего курса, из-за чего колонны могли со временем разойтись.
Примечательно, что офицеры эскадренного броненосца «Орел» называли другие цифры: капитан 2 ранга К. Л. Шведе — 15 кб, лейтенант
К. П. Славинский — 14 кб, мичман О. А. Щербачев — от 15 до 20 кб.
О 20 кб говорили также мичман Б. П. Казмичев с «Осляби» и капитан
2 ранга П. П. Ведерников с «Императора Николая I», причем последний измерял расстояние с помощью призмы Биеля.
Такой разнобой в показаниях, учитывая различия в местоположении наблюдателей, вполне объясним. Но как же быть, если мы не в состоянии оценить глазомер каждого наблюдателя и близость его цифры к истине? Очевидно, имеет смысл учесть заинтересованность должностных лиц, несомненно, стремившихся представить свое маневрирование в лучшем свете, и ограничиться данными менее ангажированных и находившихся
в хорошем положении наблюдателей, к числу которых относятся как офицеры «Орла», так и упомянутые выше Казмичев и Ведерников. Среднее значение из приводимых ими цифр оказывается в диапазоне 16,8–17,8 кб, но оно в такой ситуации — слабое подспорье. Поэтому есть основание говорить лишь о том, что русские корабли шли курсом NO 23°
в двух параллельных колоннах, отстоявших более чем на 15 кб.
В таком положении и застал своего противника адмирал Того, который представлял себе строй, курс и место Второй тихоокеанской эскадры
по донесениям крейсеров-разведчиков. Как утверждается в «Тсусимской операции», предполагая атаковать русских «около 2-х часов дня около Окиносима, и притом, нападение вести на головные суда левой колонны», Того рассчитывал маневр, исходя из того, что «неприятель идет
на северо-восток со скоростью около 12 узлов». Если так, то последняя цифра являлась ошибочной. Возможно, японцев сбивали с толку изменения курса и скорости кораблей З. П. Рожественского, в основном двигавшихся медленнее — всего лишь 9-узловым ходом. Тем не менее, встреча двух эскадр состоялась ранее якобы обозначенного японским командующим времени.
Как пишет А. П. Капнист:
«…Адмирал Того направился к W… В 1 ч 23 м, наконец, вдалеке показалась русская эскадра. Увидев нашу эскадру, Того лег с 1-м и 2-м боевыми отрядами на NW 34°. Крейсерские отряды 3-й, 4-й, 5-й и 6-й легли на N и затем, несколько удалившись, направились в обход нашей эскадры, проходя к W-у от нее (оставляя ее влево от себя), с целью атаковать находившиеся при нашей эскадре в арьергарде транспорты и крейсера… Адмирал Рожественский усмотрел главные силы японцев около 11 /2 часа дня, румба на три от своего курса, шедшие влево курсов, по-видимому, перпендикулярным его курсу.
1-й отряд броненосцев тотчас же (в 1 час 20 мин дня) увеличил ход
до 11 узлов и склонился “все вдруг” румба на 4 влево, чтобы выйти
в голову левой колонны… В 1 час 49 мин адмирал Рожественский повернул на курс NO 23°… Адмирал Того увидел нашу эскадру тоже около 11 /2 часа дня (в 1 ч 30 м по японскому времени)… Он отдал приказ начать бой…»
В цитируемом отрывке заметны некоторые нестыковки. Спрашивается, как получилось, что показавшуюся, будто бы, по словам японского описания, в 1 ч 23 мин русскую эскадру Того увидел лишь 7 мин спустя?
В действительности, если обратиться к «Описанию военных действий
на море…», японцы пишут, что неприятеля они усмотрели в 1 ч 39 мин
на SW. Каким именно курсом шли до этого корабли Того, не указывается, но после обнаружения противника командующий в 1 ч 40 мин приказал «1-му и 2-му боевым отрядам — лечь на курс NW 34°». Примерно в это
же время Вторая тихоокеанская эскадра находилась «от “Микаса” приблизительно в 7 милях на StW».
Дальнейшее маневрирование японцев, по их собственным данным
и указаниям А. П. Капниста, выглядит так: в 1 ч 55 мин (1 ч 37 мин) Того повернул на W, в 2 ч 02 мин (1 ч 44 мин) на SW 56°, двигаясь навстречу
З. П. Рожественскому несколько расходящимся курсом, затем в 2 ч 05 мин (1 ч 47 мин) повернул на NO 67° и пошел по сходящемуся курсу наперерез своему противнику. Согласно «Описанию военных действий на море…»
к этому времени «головная часть неприятельского флота находилась
от нас в 8000 метрах на StO, держа курс на NOtN».
Как нам представляется, указанный момент имеет определенное значение.
Дело в том, что критики распоряжений З. П. Рожественского нередко заявляют, будто он упустил возможность атаковать противника в момент его поворота. Их утверждения основываются на предположениях достаточно авторитетных лиц. Так, А. П. Капнист писал:
«При встрече с японскими главными силами была выгодна стремительная атака на сближение. Этим скрадывался бы наш главный недостаток, неуменье стрелять на большие дистанции
и стройно маневрировать в эскадре. Общая свалка, не входившая
в интересы сильной стороны — японцев, была вполне в наших интересах. Если бы японцы стали уклоняться от такой свалки, они должны были бы принять погоню нашей эскадры и в значительной степени выпустить инициативу из своих рук».
Аналогично высказывался несколько ранее и бывший флаг-офицер штаба командующего флотом в Тихом океане, капитан 2 ранга М. И. Смирнов:
«…Адмирал Рожественский мог выделить отряд своих быстроходных новых броненосцев и в момент поворота японцев направить его
на сближение с целью обратить бой в свалку на близкой дистанции, выгодную для русских, обладавших худшими пушками, имевших слабые фугасные и хорошие бронебойные снаряды и, главное, уступавших
в искусстве и в обучении противнику».
Было бы странным оспаривать такие утверждения опытных моряков,
по многу лет служивших в МГШ и, несомненно, хорошо представлявших себе пределы возможного. Однако психологическая подоплека этих слов обычно упускается из вида, оттого они ошибочно интерпретируются историками, не получившими должной подготовки, поэтому следует уточнить, что именно М. И. Смирнов с А. П. Капнистом могли иметь в виду.
Для начала необходимо представить себе этот желательный маневр.
Мы помним, что к моменту обнаружения кораблей Того Вторая тихоокеанская эскадра шла в строю двух кильватерных колонн
со скоростью 9 уз. Якобы в 1 ч 20 мин З. П. Рожественский повернул
1-й броненосный отряд, по его словам, на 4 румба (45°) и, увеличив скорость до 11 уз, повел его в голову основной колонны.
Такое решение критикуется, в частности, И. М. Кокцинским, полагающим, что З. П. Рожественскому лучше было бы приказать 2-му и 3-му броненосным отрядам вступить ему в кильватер. Однако если вспомнить, что к моменту начала маневра японская колонна, появившаяся впереди «Князя Суворова» «румба на три» от его курса (на курсовом угле около 34° правого борта), «приблизительно в 7 милях», двигалась курсом NW 34°, фактически сближаясь со Второй тихоокеанской эскадрой под углом 57°, и о дальнейших ее действиях оставалось гадать, то стремление командующего эскадрой уйти от охвата головы или, в случае разворота японцев, боя 1-го отряда на встречных курсах с превосходящими силами (12 японских кораблей против 4 русских, притом что последние мешали бы стрелять 2-му и 3-му отрядам), движением влево представляется естественным.
Между прочим, японские корабли продолжали идти первоначальным курсом еще около 17 мин, и только после этого повернули на W,
а за 4–5 мин до окончания маневра 1-го броненосного отряда —
на SW 56°, то есть несколько расходящийся встречный курс.
В этот момент практически невозможно было предположить, что спустя еще пару минут Того начнет еще один поворот, почти на 16 румбов,
и пойдет сходящимся курсом. Движение японского командующего вызвало на «Князе Суворове» удивление, ярко описанное
В. И. Семеновым.
Невозможно представить себе, чтобы З. П. Рожественский, всесторонней разработкой тактики эскадренного боя не занимавшийся, сумел моментально оценить происходящее и принять какое-либо решение. Следует учитывать также и то, что на флагманском корабле 2-го отряда, «Ослябе», флагман отсутствовал — контр-адмирал Д. Г. Фелькерзам умер накануне сражения, и З. П. Рожественскому приходилось считаться с тем, что какой-либо сложный маневр 1-го отряда может вызвать замешательство у остальных, о чем свидетельствовали неоднократные попытки производить эволюции во время перехода на Дальний Восток.
К тому же, если внимательно перечитать опубликованные документы, легко обнаружить, что в то самое время, когда командующему эскадрой требовалось распорядиться о таком маневре, адмирал явно занимался другим.
Очевидно, сознавая или опасаясь, что 1-му отряду не удастся выйти в голову колонны «чисто», он наблюдал за собственными кораблями и даже приказал поднять сигнал: «2-му отряду быть
в кильватере 1-го».
Наконец, важно понимать, что у З. П. Рожественского не было и особого стимула «бросаться» в сторону японцев.
Как он сам писал позднее:
«Когда японский адмирал, сделав обход курсами W и SW, нашел, что ему пора ворочать последовательно, чтоб лечь в NO-ую четверть на курс, несколько сходящийся с курсом русской эскадры, тогда “Суворов” уже подходил к своему месту в голове эскадренного строя кильватера. Выровнявшись на курс NNO, “Суворов” послал на румб вперед своего траверза первый выстрел головному японскому броненосцу в тот момент, когда один этот корабль, только что кончив циркуляцию, лег на курс NOtN (или близкий)…»
Учитывая, что аналогичные показания Зиновий Петрович давал
и Следственной комиссии, надо думать, что он действительно верил,
будто «первый удар нашей эскадры был поставлен в необычайно выгодные условия».
Теоретически адмирал был прав: в течение как минимум десятка минут русские корабли имели возможность обстреливать последовательно поворачивавшего противника всеми орудиями левого борта.
К слову, двигаясь в сторону японцев, броненосцы 1-го отряда не могли бы задействовать кормовые башни главного калибра. Но на практике, из-за того, что строй 2-го и 3-го отрядов смешался вследствие почти полной остановки «Осляби», без всяких затруднений стреляли только три головных корабля колонны, а вот «Орел», «Ослябя», который в этот момент маневрировал, вступая ему в кильватер, и остальные, также маневрировавшие и двигавшиеся тихим ходом, испытывали определенные проблемы.
Последнее обстоятельство внесло свою лепту в разрушение планов
З. П. Рожественского, предполагавшего, что 2-й и 3-й отряды будут непрерывно сближаться с точкой поворота японцев, стреляя по ним
все более метко...
Продолжение следует ...
© Р. В. Кондратенко
Фрагмент статьи из сборника "Гангут" №70/2012
Ещё больше интересной информации и сами книги у нас в группе https://vk.com/ipkgangut