Предыдущая глава.
Солнце осеннее уже согревать, как по лету было, перестало. Умолкла птица и зверь лесной, на зимовку изготавливаясь. Некогда им стало песни петь, слух людской ублажая. Встряхнулся лес пожухшими листьями, как пёс, да и сбросил их, пожелтевшие на землю.
Поёжился Грива в полушубке, поёрзал на пне старом. Уже и возвращаться пора к печке тёплой, да на хутор родной. Хоть и передал он старшинство своё сыну, от дел освободившись, что в тягость ему стали. Ещё смолоду приметил он место, с которого весь хутор, как на ладони, виден был.
Лес древо старое и отмершее уронил, к земле прижав. И сядешь на древо это засохшее – среди ёлок и листочков весь хутор видать. А посмотришь вбок – и речку игристую, что Бежкой назвали.
И лелеет глаз места родные.
Бегут года вместе с Бежкой, перетекая с камня на камень. Бурлят водоворотами, течением путают. Редеет лес, лесорубами по нужде на избы оприходованный.
Ветерок лёгкий пошевелил густую бороду, под кожушок забрался. Вроде, пора возвращаться.
Да не пускают его думы о времени прошедшем. Чувствует Грива, что конец его близок и думается, так ли в жизни всё своей сделал, ничего ли нигде не упустил.
И мыслями своими прочь уносится в далёкую молодость свою.
____
- Возьмёте ли вы нас с Беланой?. – спросила Ратмира, потупившись. – Нет жизни в деревне выгоревшей. Удручает матушку мою названную то, что раньше её село родное совсем другое было.
Склонил на бок голову Грива, хмыкнул.
- Да чего же не взять? И нам польза, да и вам веселей. Деревня родная, но что поделать, когда не воротить того, что ранее цвело, да жизнью наполнено было.
На подворье кони нетерпеливо перетаптывались, отдохнувшие. На благо, в одном дворе нашёлся ещё один возок. Целёхонький, пожаром не тронутый. Вот радости-то было! И решили в него добро найденное погрузить да и Милицу с дитём. А Каврил вызвался возком править.
Отвёл Грива взгляд от окна.
- Собирайтесь. Чего же сразу-то?... – рукой махнул, улыбнулся – как отлегло.
- Только хочу, - подняла на него взгляд Ратмира, - чтобы ты знал. Чтобы недосказа не было.
Вздохнул Грива, шапку в ладони сжал и сел на лавку.
___
Перепрыгнув через коня упавшего, что в агонии бился, умирая, да ржал тревожно, обречённо, Ратмира послала в галоп своего каракового. И тут, вихрем мимо конь пронёсся, да и сшибся с её караковым. Вылетела Ратмира из седла, тяжело на землю упав. Когда сознание гасло, услыхала третий сигнал – высокий, надрывно, оборвавшийся.
Очнулась – не помнила, сколько времени в забытьи пролежала. Солнце стояло высоко и жгло немилосердно, горло и кожу сквозь доспех лёгкий высушивая. Пошевелилась когда – боль разлилась по телу, острым концом ткнув в рану на бедре.
И прислушалась. Тишина сковала ратное поле, а вокруг девицы лежали тела мёртвые врагов да сотоварищей.
Доползла Ратмира до кустов, раскинувших свои ветки на пригорке, да видела, как над князем, над отцом её побеждённым, стояли дружинные ближники да князь в битве победивший. А стрельцы стояли по краю поляны с луками заряженными.
Видела меч, вознесённый над головой отца. И звук меча опустившегося затрепетал в душе птицей раненной. До боли закусила палец, чтобы не закричать в голос, себя не выдав. А слёзы по щеке катились, душили, сжимая сердце, да душу выворачивая.
Гораздо позже сидела Ратмира возле костерка, что теплом домашним согревал усталую одинокую путницу.
Вспоминать не хотелось, как прокралась, будто ворьё бестыжее, в град родной, да и в корчму пошла, низко капюшон опустив на лицо, в длинный плащ укуталась.
Слышала, как ликовала дружина, князю новому присягая, да и люд недовольным не казался. Люду-то что, всё едино, кто им правит, да кому оброк платить. Лишь бы жить в спокойствии и в достатке, защищённом стенами града.
Сдался град родной без боя - врата перед перед недавним недругом распахнул. И вдруг противно и тоскливо стало на душе Ратмиры. Будто украдкой в свой дом заявившись, мужа любимого с полюбовницей застала.
Низко голову до стола опустив, сидела, слушала, о чём люд в корчме говорит.
Воротиться, предав память отца обезглавленного его ближниками? Так те бояре да ближники, ежели не просватают, то втихую порешат, дабы под ногами не мешалась, да на княжий престол претензий не имела. Предать отца, как предали его ближники и дружина? Ну нет, лучше уж уйти на все четыре стороны, в кулаке сжав память рода, да глубоко эту память в душу себе затолкав.
Далеко уйти – так, чтобы среди чужих лесов да деревень затеряться.
Нелегко это, когда ты, хоть и воительница, но при дружине воспитанная. И тебе всего лишь восемнадцать зим минуло.
Смахнула Ратмира со щеки слёзы, ком в горле проглотив, да и незаметно корчму покинув, по ночи через стену спустилась. Крики ликующего люда в спину неслись, гнали прочь от города.
_____
Вздохнула Ратмира, побрасывая в костёр охапку хвороста. На бок легла, в плащ закуталась, да так возле костра и заснула.
Пофыркивал Караковый, из ноздрей бархатных комаров вытряхивая, мотал головой.
Нашли они друг друга возле речки Крынки, куда с отцом езжали за стены града.
В последнее решила Ратмира с местами родными проститься - к заводи знакомой свернула. Стоял Караковый под ивами кручинными, ждал будто. Будто не случилось ничего. И вот-вот услышит голоса отца и дочери.
Обняла его за шею Ратмира, погладив ноздри, щекой к бархатистой щеке его прильнула, да волю слезам дала, ранее не выплаканным.
В последнее на Крынку взглянула, будто сон с ресниц смаргивая. Вскочила на коня, сжав коня пятками. Да в блажном галопе понеслась. Остановившись только в лесу.
Ночь тихая, тоску гонит, во сне растворяя. И только дорожка слезливая к уху тянется, в густых волосах её прячась.
Да пичужка лесная с сородичами перекликается. Ухает сыч, мыша аль змею выискивая.
Забылась Ратмира сном спокойным, глубоким, приняв решение идти дальше в земли чужие. Среди люда раствориться. Не все же одинаковые. Может случится так, что и после потери тяжкой вновь сможет счаастье да усладу по сердцу свою вновь обрести.
______
Поутру дождик мелкий, моросящий Ратмиру разбудил каплями по лицу. Кинув взгляд на костёр погасший, собрала она остатки мяса жаренного, да в сумках припрятала. Пади угадай, где к ночи остановиться придётся. Лес пока свой, в своих землях, которые с верстой каждой с болью из сердца выдирает.
Вынес воительницу Караковый из леса на большак, что нынче безлюдствовал. Но опасаясь путника случайного, всё же ближе к прилеску держалась…
Так и прошла, должно быть, седмица, пока в деревню погоревшую да брошенную Ратмира не забрела. Спешилась, ведя коня в поводу, по улице пройти намереваясь.
- Здравствуй, девица-красавица! – услышала Ратмира голос сзади. – Далеко ли путь держишь? Провожатый не нужен?
Оглянулась, а из-за забора парень красивый вышел, ухмыляясь.
- Мне, Ганок, сдаётся, что девица пришла, куда надо, - усмехнулся второй голос.
Ратмира голову повернула. Второй парень из- за избы сгоревшей вышел.
- По мне – так оно и есть. – расхохотался тот, кого назвали Ганком, плотоядно разглядывая Ратмиру
- Ох, хороша девка! – из-за забора высунулся третий, покручивая ус.
Рука Ратмиры осторожно прикоснулась к мечу под плащом.
- Налетай, братики! Попосля поделим на всех! – захохотал четвёртый, присаживаясь на остатки поленницы.
Не отрывая взгляд от Ратмиры, Ганок свистнул протяжно.
Девушка со звоном вытащила меч из ножен.
- А девка-то с норовом! – прищурился Ганок, - Люблю таких! Ай да баба горячая! Лишь бы во всех местах.
Ратмира коротко свистнула, отпустив повод. Это был сигнал Караковому. Обученный конь с места в галоп сорвался, сбив грудью стоявшего на пути и прочь полетел быстрее ветра.
Ратмира изготовилась защищаться. После разумный конь сыщется. Не впервой.
Вокруг неё засвистели разбойники, сбегаясь на клич главаря. Ратмира уже не сомневалась, что нарвалась на банду, что окрест земель наживалась на беде людской.
- Головное то, что промеж ног не портить! – загоготал Ганок, и махнул секирой, посылая своих.
Пригнулась Ратмира, нырнув под занесённую секиру, присела на одну ногу. Да острием меча одного разбойника поразила в шею. Ушла в повороте от Ганка, почувствовав, как ухо и щёку облил фонтан крови из рассечённой артерии.
Трое бросились на неё разом, яростным гиканьем распаляя себя. Ратмира, закружившись между ними, полоснула одного под мышку, а Ганку рассекла бедро.
Разбойники, казалось, на мгновение остановились, переглянувшись, и бросились на неё всем скопом. Клинок Ратмиры заплясал, ловя лучи солнца остриём своим, завертелся мельницей, рассекая воздух и время растянулось.
Вот захаркал кровью Ганок, привалившись к забору, страшную рану в животе зажимая. Да жизнь ускользала песком сквозь пальцы, потоками крови землю заливая.
Вокруг, забрызгав кровью безлюдную улицу, лежали тела неподвижные. Краем глаза Ратмира успела заметить спины, удиравшие в безумном беге, уцелевших разбойников.
- Горяча девка, - ухмыльнулся в кровом оскале Ганок, тяжело привалившись на бок, поморщился.
Но Ратмира на него уже не смотрела, кончиком меча провожая троих убегающих.
Оказалось, напрасно. Ганок достал из-за голенища кинжал, метнул ив усилии последнем, испустив дух.
Острая боль прорезала спину Ратмиры. И воительница на колени упала, успев осознать, как тихо вдруг стало.
***
- Не умирай, дочка! – Ратмира едва глаза приоткрыла. Чувствуя, как еёмедленно тащат, и каждый камешек болью прошивает, впиваясь в тело слабеющее.
Облегчённо подумалось спокойною мыслью.
«То матушка зовёт меня. Видать, настал мой час.» И погрузилась сознаньем во тьму.
Очнулась в избе. Одеяло старое по телу обнажённому. Тепло и уютно, пахнет травами и щами. Пошевелилась Ратмира на лавке и застонала да и глаза открыла.
- Очнулась, милая! Ну слава богам, да земле матушке, что травами родит! – прижала руки к груди незнакомая, ещё не старая женщина.
Потрескивал огонёк в печи, облизывая поленца. Но не было тревоги, не было страха. Ратмира снова провалилась во тьму благодатную, спокойным сном забывшись.
____
- Затянулись раны мои, - проговорила Ратмира, на Гриву не глядя, - а Белава заботилась обо мне, как матушка, которой у меня и не было. Отец говорит, померла она, меня на свет выстрадывая. Да он так более и не женился. Не было наследников у отца. Да и я… - Ратмира запнулась, усмехнувшись, - Ежели матушка была бы жива, не стала бы я ратницей. То отец во кручине своей мальчонком меня воспитал.
- Не воспитал бы мальчонком, ты бы дело хорошее не сделала.
- Да. – улыбнулась Ратмира.
- Ну, нечего кручиниться да каяться, - хлопнул себя по колену Грива, поднимаясь. – Нет твоей вины в том, что ратиться нам довелось по разные стороны. Твой меч нас попортил, аль не твой – какая нынче разница? Все мы, люди, под одним солнцем ходим, и все мы нуждаемся одинаково. Собирайте добро своё и поедем счастье общее искать.
Улыбнулась Ратмира так, как давно не улыбалась. Тепло в душе вдруг стало, как при первости – в избе Белавы, как очнулась. И душа благодарностью переполнилась, что семью она нашла новую, где никто ножв спину не воткнёт.
_____
Солнце уж за горы дальние клониться стало. Вернулся старый Грива из дальних далей памяти своей. Сколь на земле прожил, да всё не зря. Всё окупилось сторицей. И хутор руками любовно сложенный по брёвнышку. И даже палка вместо ноги Виды родимой, которая не смотря на увечье её, двух сынов ему родила.
И была то радость великая. А Белава, роды принимавшая, стала матерью им названной, во всём Виде помогая.
Выстроили они избу большую, попервой все вместе жили в ней. Только после расселились, общину создав. А изба стала общей, как сыновья Гривы подросли и отцу с матерью, да и себе избы выстроив.
А люд с хутора подсоблял.
Дружно жили, да всё у них спорилось.
_____
По зиме, что снегом пушистым землю запорошила, нашла Вида своего Гриву старого. Сидел, видимо, давно прошедшее поминая, да и сном вечным забылся. Унёсся в юность свою безвозвратную.
Люд на хуторе говорил, головой качая, что Вида в один день, будто другим человеком стала. Со смертью Гривы старого будто сошли с неё все краски, как не стало того, перед кем она всю жизнь могла смелой быть да сильной. Будто вторую ногу ей отсекли, что подкосилась вдруг. Да и в сердце удар нанесли.
И через три ночи померла Вида. Говорят люди - от тоски это.
Человека что, - аль край родной держит, аль другой человек, вокруг которого, как пчёлка над цветком лётает, опыляя цветок тот. Не стало цветка, и пчела медоносная быть перестала.
_______
Продолжение.