В простых семьях передают по наследству не драгоценности, а рецепты. И за каждым из них – история.
__________________________________
Страшная гибель Вари лишь на мгновение сблизила Анну и Лиду. После краткого мига взаимного тепла, когда мать и дочь потянулись друг к другу в стремлении разделить общую боль, между ними опять пролегла холодная река отчуждения, ревности и взаимных обид. Но у любой реки есть берега, хотя и не всегда их видно.
...В конце июля город снова заняли немцы. Опять начались массовые казни, пытки, расстрелы. Людей тысячами угоняли в Германию. Матери боялись выпускать на улицы детей — особенно, молодых красивых девчонок. Но Тася все равно где-то пропадала по вечерам, да почаще прежнего. И чулок у нее теперь было много – даже из жутко дефицитного американского нейлона. Лида пыталась допытаться, откуда такое счастье сестре привалило, но Тася только смеялась в ответ – мала, мол, еще такие вопросы задавать. Лида, медленно, но верно расцветающая, вынужденная пробираться по улицам перебежками, в каких-то обносках, жестоко обиделась и вопросы задавать перестала — по крайней мере, вслух.
Одна радость была от немцев на улицах Ростова - город перестали бомбить. Можно было не прислушиваться поминутно, не вскидываться с ужасом - летят?.. не летят? Можно было наконец опустить глаза к земле, где на нехитрых грядках в огородах и палисадниках зрели огурцы, капуста и тыквы. Огородничать не запрещалось. И женщины с отчаянием и надеждой пололи, собирали и заготавливали. О будущем старались не думать.
Однажды утром, вернувшись в дом с огорода, Лида с удивлением поняла, что матери нет дома. Анна редко куда-то ходила, а чтобы оставить дом без предупреждения, даже не передав младшей дочери заботы о Валерочке – это было и вовсе немыслимо.
Убедившись, что мальчик мирно играет с какими-то палками во дворе, Лида выскочила за калитку – и вдруг увидела мать. Анна шла к дому, медленно, шатаясь и с таким усилием передвигая ноги, что Лида обмерла: раненая!.. Не чуя под собой земли, она бросилась на встречу – и словно в стену ударилась.
Анна была мертвецки пьяна.
- Мам, ты чего? - изумленно выдохнула Лида, никогда не видевшая мать даже выпившей.
Анна подняла на нее черные от боли, безумные глаза, и Лида отшатнулась. Ничего больше не спрашивая, она как маленькую довела мать до дому, уложила в кровать.
Догадалась, нутром почуяла – дело в Тасе.
Вечером сестра не вернулась домой. Мать делала вид, что ничего не замечает. Валерочка про Тасю не спрашивал. И Лида, сама не зная, почему, тоже молчала. Может, испугалась. Может...
И других забот хватало – лето стремительно вкатилось в холодную, неприютную осень. При мысли о неизбежной зиме женщины содрогались. Нужно было хоть что-то запасти, спустить в погреб, ссыпать в старые рассохшиеся лари... Иначе - смерть.
А потом в доме поселились немцы - шумные, весёлые, сытые - и оказалось, что не для себя копали на крохотном пятачке за домом картошку, не для себя сушили фасоль, горох и жердёлы...
- Да зачем вам? - беспомощно спрашивала Анна, наблюдая, как двое горластых крепкощёких солдат шарят по буфету, забирая какие-то крохи, в спешке роняя на пол банки и рассыпая крупу. - Поперек себя же шире...
Лида дернула мать за рукав, зыркнула - молчи!.. Анна отвернулась, спрятала лицо в передник.
Хорошо, хоть совсем на улицу двух баб с дитём не выставили - разрешили занять старый сарай. Благо, там когда-то держали свиней, и осталась печка. А не то замерзли бы, как Козобородовы – те в ноябре всей семьей после особо лютой морозной ночи не проснулись.
Печка в сарае топилась плохо: жару чуть, а дыма – не продохнешь. Через несколько дней Валерочка заболел. То ли подстыл, то ли дыму надышался. Начал кашлять – сначала потихонечку, потом все громче и надсаднее. Анна пыталась его лечить по-своему, да тем, что было, вот только почти ничего не было. Ни лекарств, ни врачей. Валерочка кашлял все громче, горел, начал жалобно плакать.
Под вечер приковыляла бабка Шептуниха. Осмотрела ребенка, головой покачала. Стала что-то читать себе под нос. Лиду в дальний угол прогнали, она толком не слышала – разобрала только "Отче наш" да еще что-то, от чего стыдно и страшно стало.
Напоследок потолковав о чем-то с Анной, Шептуниха, скорбно вздыхая, утоптала. И по лицу матери Лида поняла – всё плохо. Валерочка умрет.
Выскочив из сарая, она спряталась за углом и тихо заскулила, растирая слезы по холодному лицу.
…Там ее и застал немецкий офицер. Видать, услыхал непотребные звуки и свернул с дорожки, посмотреть, в чем дело. Невысокий, лет тридцати пяти, Лиде он показался безнадежно старым. Усики тонкие, глаза серые. Он был у немцев главный, поселился в родительской комнате, куда даже детям никогда ходу не было, спал на родительской кровати. Лида его за это ненавидела, а Анна иначе как "проклятым" не называла.
Она не поняла, а скорее догадалась, о чем немец спрашивает. Попыталась объяснить по-русски, но под его строгим взглядом сбилась, махнула рукой, опять заплакала – зло, отчаянно. С минуту он спокойно смотрел, как она рыдает, потом протянул руку к ее плечу. В ужасе Лида отпрянула, но офицер лишь подтолкнул ее – мол, показывай.
Она привела его к сараю, открыла дверь. Зашли. В темном, низком помещении стоял тяжкий дух – давно почивших свиней, немытых тел, Валерочкиной хвори. Анна сидела в углу на тюфяке, прикрыв глаза и прижимая к груди замотанного в старые тряпки внука. Слегка покачиваясь из стороны в сторону, напевала колыбельную:
Баю-баю-баю-бай,
Спи, сыночек, засыпай.
Пёсик лаять перестал,
Чтоб наш мальчик засыпал.
Чтоб наш мальчик засыпал,
Ворон каркать перестал.
Ворон каркать перестал,
Чтоб наш мальчик засыпал.
Чтоб наш мальчик засыпал,
Ветер плакать перестал,
Ветер плакать перестал,
Чтоб наш мальчик засыпал...
Баю-баю-баю-бай,
Спи, мой мальчик, засыпай.
Лида закрыла лицо руками. Офицер глубоко втянул в себя спертый воздух и вдруг спросил по-русски:
- Что с ним?
Лида ответила:
- Болеет.
В этот момент Валерочка закашлялся – хрипло, страшно. Анна крепче прижала к себе детское тельце, и Лида сунула в рот кулак, чтобы опять не разрыдаться. Кроме этих двоих - полубезумной от горя старухи и больного ребенка - у нее никого не было, и в тот миг она любила их как никогда - неистово, до самозабвения.
Офицер взглянул в ее исковерканное мукой лицо, молча развернулся и вышел.
Через несколько минут пришел другой немец, солдат. На внятном русском объяснил, как надо использовать порошок из туго свернутой бумажки – сколько дать Валерочке сейчас, а сколько утром. Назавтра опять появился – с судком, термосом и половиной буханки хлеба. В судке было картофельное пюре, а в термосе – взвар из сухофруктов.
Тихо сказал:
- Хлеб сами съедите, а ребенку пюре давайте. Пюре для него — живительное. И пить ему надо побольше.
Валерочке к тому моменту стало намного лучше – жар спал, и даже кашель малость утих. Правда, пюре он все равно проглотил только ложечку. Анна ковырнула через силу и отставила судок. Остальное Лида доедала. Ела и себе не верила – неужто и впрямь обычная картошка такой вкусной может быть?.. Пюре было шелковистое, нежное, пышное, как гусиный пух. Ела и думала: вот кончится война, каждый день буду такое пюре есть...
Через несколько дней, когда стало окончательно понятно, что Валерочка пошел на поправку, Анна столкнулась во дворе с тем офицером. Она остановилась, впервые поглядев ему прямо в лицо — пристально, жадно... А потом внезапно поклонилась — по-русски, в пол.
Немец испуганно отпрянул.
Анна неуклюже разогнулась, встретилась с ним глазами. Усмехнулась невесело.
Офицер, слегка покраснев, кивнул, и они разошлись навсегда.
Вскоре, в феврале, Ростов был освобожден - на сей раз окончательно.
Немцев Лида старалась забыть как страшный сон. Но того - офицера, который Валерочке помог - помнила всю жизнь. И внукам про него рассказывала, каждый раз качая головой и повторяя:
- Стало быть, везде люди есть...
...А вот делать пышное, вкусное картофельное пюре она так и не научилась – получалась всегда обычная деревенская «мятка». Поэтому попадая в дом, где пюре делали правильно, она всегда говорила:
- Вот у вас пюре хорошее. Живительное.
И не стеснялась просить добавки.
Картофельное пюре: рецепт
- Картофеля – 1 кг
- Молока – 200 мл
- Масла сливочного – 100 г
- Соли – 1 чайную ложку с небольшой горкой
Картофель помыть, почистить и сложить, не нарезая, в кастрюлю. Залить водой так, чтобы покрывала картофель «на палец».
Довести до кипения, снять пену. Посолить. Варить на самом медленном огне под крышкой пока картофель не станет совсем мягкий.
Воду слить. Кастрюлю с картофелем без крышки поставить на теплую печку, чтобы выпарились остатки воды.
Вскипятить молоко.
Размять картофель толкушкой. Добавить размягченное сливочное масло, затем – молоко. Продолжать разминать, быстрыми «взбивающими» движениями.
Если пюре получилось густое, добавить еще горячего молока. По желанию досолить. Перемешать, разровнять, закрыть крышкой.
Есть с жареным луком, куриным гуляшом или домашними котлетами.
Предыдущие истории:
- Женился твой Павлик. А ты, курица, блинами его кормила!..
Следующая часть:
У меня больше нет дочери. Собаке – собачья смерть
Продолжение следует. Новые посты ищите по тэгу
#предпоследнийприют_кулинарныйроман
______________________________
- Репосты в другие соцсети строго приветствуются.
#семья #семейные ценности #семейные истории #мать и дочь #великая отечественная война #рассказ #рассказы #проза #воспоминания