Для начала нам следует конкретизировать само понятие «левое движение» и соотнести его с другими: «протестное движение», «революционное движение» и «коммунистическое движение».
Самое широкое понятие из перечисленных — это протестное движение, которое представляет собой совокупность активистов, относительно регулярно причастных к любым актам политической борьбы против действующего правительства. Сюда относятся как рядовые, но активные участники, так и организаторы. Как отдельные коллективы, стихийные собрания, так и действующие политические организации. Причём это может быть как протест в качестве меры воздействия на власть, так и протест с целью смещения действующей власти, вплоть до изменения государственного и экономического строя в результате цепочки протестных выступлений. Однако, как правило, под протестным движением имеют в виду, в первую очередь, мирный протест, то есть легальное движение в рамках буржуазно-демократических свобод. Но ясно, что если мирные методы не приносят удовлетворения, а протестное движение нарастает, то оно превращается в прямой, иногда вооружённый, захват власти. В основополагающих документах буржуазно-демократической идеологии в этой связи имеются даже специальные записи: в преамбуле Декларации независимости США и в статьях французской Декларации прав и свобод человека и гражданина. Есть даже соответствующая оговорка во Всеобщей декларации прав человека, принятой Генеральной Ассамблеей ООН. Понятие протестного движения несёт в себе мощную печать стихийности.
Под революционным движением понимается, с одной стороны, деятельность, в первую очередь, организаций и отдельных лиц, целью которой является вооружённый, насильственный захват власти. С другой стороны, целью уже захвата власти является революция, то есть смена общественно-экономической формации. Если подойти к данному понятию со строго научной точки зрения, то революции безразличны методы взятия власти, поэтому понятие революционного движения, во-первых, не исчерпывается насильственных захватом власти, во-вторых, в своих методах взятия власти не ограничивается собственно восстанием. Сторонники капитализма же всегда напирают именно на «нелегальность» революции, на то, что революция в своих методах не считается с нормами права, которые охраняют и оберегают имущие классы. Тогда как в действительности методы борьбы за власть для революции играют совершенно второстепенную роль, а сама «легитимная» власть защищается от прогресса как раз расширенным применением насилия.
Коммунистическое движение, если оно, конечно, действительно коммунистическое, — это разновидность революционного движения, в котором ведущая направляющая сила (партия) руководствуется объективными требованиями Коммунистической революции, а остальные участники признают это и подчиняются ей. Поэтому понятие коммунистической борьбы и партийной работы в большевистской организации очень близки, к первой ещё дополнительно относится прогрессивная деятельность, проходящая в русле партийной сочувственно примыкает к партии.
Левым же движением называется та часть протестного движения, которая руководствуется представлениями о социальной справедливости, естественными стремлениями к социальному равенству, чаяниями масс об ослаблении гнёта. Левое движение можно назвать прокоммунистическим, если понимать под коммунизмом некую «справедливую» альтернативу капитализму. Таким образом, здесь к ортодоксальным марксистам формально примыкают оппортунисты, разного рода троцкисты, госкаповцы, анархисты, синдикалисты, социал-демократы, левые националисты и другие буржуазные патриоты. Второй частью протестного движения являются либералы.
Поэтому левое движение крайне разномастно: в нём содержатся не только относительно прогрессивные силы, но и реакционные, такие как, например, социал-демократы — эти господа лишь на словах выступают в поддержку трудовых масс, но как только эти массы решают вырвать власть из рук капитала, они мгновенно перебегают в лагерь контрреволюции; социал-демократ — это скрытый реакционер, потенциальный фашист.
Специфика российского левого движения состоит в том, что при весьма благоприятных в целом обстоятельствах, которые выражаются в просоветских симпатиях масс и в относительной мягкости буржуазного режима по отношению к марксистам, левое движение не играет в политике практически никакой заметной роли и находится в жалком состоянии.
Ничтожность левого движения выражается в том, что у левых организаций отсутствует устойчивая связь с массами, т. е. регулярный популярный печатный орган, хотя бы потенциально способный к мобилизации масс. Своей топорной риторикой, своей политической инфантильностью и откровенным идиотизмом левые отталкивают от себя пролетариат, в первую голову его наиболее образованные слои. Левые, руководствуясь принципом Феди из известной кинокомедии, что «к людям надо помягше», вместо того чтобы привносить в сознание пролетариев марксистскую истину, сюсюкаются с ними словно с маленькими, разве только конфетки не раздают; писать серьёзные научные статьи, так ещё и затрагивая фундаментальные вопросы философии – боже упаси! Не поймут же! Вся пропаганда, таким образом, подчиняется миросозерцанию «среднего рабочего», т.е. откровенного простофили.
Например, блогер Реми Мейстер – надо сказать, далеко не худший представитель левацкой фауны – отчего-то убеждён, что если он будет писать на блатном сленге, то массы лучше усвоят основы марксизма, которые он старается изложить!
Леваки не понимают, что пытаясь изложить марксизм «понятным простому человеку языком», они заняты, по сути, сизифовым трудом: достаточно открыть любой вузовский учебник по обществознанию или политологии и убедиться, что основы марксизма там изложены более чем доступно пониманию «простого человека»! Например, в вузовском учебнике, который валяется у меня дома, описание марксистской теории государства укладывается в шесть строчек… очень кратко и «понятно», мозг не загрузит! Кроме того, в любом хорошем книжном магазине можно приобрести занятную книжечку – «“Капитал“ Маркса в комиксах»; какая доходчивая «пропаганда» марксизма!
Конечно, нет ничего дурного в том, чтобы кратко и доступно излагать сложные вещи, но только лишь в том случае, если потеря качества материала не превышает при этом известных пределов; однако же, от автора требуется виртуозное владение теорией и литературным словом. Леваки же всеми своими сленгами, своим упрощенчеством по большей части льют воду на мельницу буржуазной интеллигенции — дискредитируют марксизм в глазах потенциальных сторонников, превращают его в нелепую карикатуру.
На самом деле под благоглупостями пиар методов левых скрывается неспособность вести действительно глубокую научную пропаганду в связи со слабой теоретической подготовкой.
Каждый начавший своё ознакомление с марксизмом должен чётко уяснить для себя — марксизм есть наука и он требует к себе соответствующего отношения.
Но в том-то и дело, что левые относятся к марксизму не как к науке, а как к поваренной книге — сборнику готовых рецептов; всесторонне осваивать марксизм, а тем более творчески его развивать они не считают нужным. И вот мы подошли, собственно, к основополагающей черте, составляющей физиономию левого движения, а именно воинствующему дилетантизму.
Дилетантизм этот носит две формы: открытую форму, т.е. откровенный антиинтеллектуализм, отречение от теории (то, что называется активизм), и скрытую форму. Иллюстрацией последнего может послужить в том числе т.н. Рабочая Академия, лидером которой является М. Попов. В ней процесс обучения до такой степени формализован, изложение материала подается до такой степени поверхностно и блекло, что на выходе из этой «академии» получаются преимущественно начётчики и дилетанты. Я думаю, что дело здесь не только в низком уровне компетентности преподавательского коллектива, но ещё и в том, что его лидер — проф. Попов — боится критики со стороны учащихся, поэтому и воспитывает из них болванчиков, которые будут слепо повторять за своим учителем все глупости.
В чем эти глупости заключаются? Своими трудами и выступлениями Попов подводит теоретическую базу под такой вреднейший вид оппортунизма, как экономизм. Общая суть экономизма заключается в представлении о том, что из стихийной экономической борьбы пролетариата, словно зернышко, прорастает политическая борьба. Попов, проповедуя экономизм, реанимирует неоменьшевистскую теорию о недоразвитости капитализма, следствием чего являются призывы поддержать мифическую «национально-ориентированную» буржуазию. Собственно, взгляды проф. Попова уже были кратко разобраны в одной из наших статей.
Поповцы лишь только на словах выступают за необходимость овладеть теорией, а на деле закапывают теорию в могилу, превращают учение Маркса в унылую жвачку, пустой набор цитат, которые складывают в однотипные конструкции, словно детские кубики, и считают, что этого вполне достаточно, что именно так и должно быть! В некотором роде будет справедливым сказать, что Рабочая Академия Попова есть порождение старой, советско-застойной системы изложения марксизма, пропитанной кэпээсэсовским ревизионизмом. Да, безусловно, со стороны коллектива ФРА наблюдаются попытки критического переосмысления советского обществоведения, которые выражаются, например, в признании теоретического и практического наследия Сталина, пускай и в корявом виде, с чванливыми замашками «поправлять» Сталина. Но, тем не менее, в силу привычек или какой-либо иной причины, коллектив ФРА так и не смог в полной мере выкарабкаться из болота ревизионизма.
Не будет преувеличением сказать, что КПСС и выкормленные ею советские философы-обществоведы нанесли колоссальный вред марксистской теории: буквально каждый, даже, казалось бы, самый тривиальный, разжёванный и пережёванный классиками вопрос был в высшей степени запутан. Нет больше Института марксизма-ленинизма, в «Вопросах истории» прославляют рыночные «свободы», а весь этот омерзительный хлам, которым советская профессура («переобувшаяся в воздухе» сперва в штатных либералов-демократов, а теперь уже в квасных «патриотов») пичкала неокрепшие умы студентов, по-прежнему живёт и здравствует!
И вот, когда у некоторой части леваков постепенно в недрах черепной коробки начинает шевелиться мысль о необходимости овладевать теорией, приучаться мыслить научно — в этот самый момент поповцы под этикеткой марксизма подсовывают этот старый яд, отравляющий всякое творческое мышление.
Так, например, одним из вреднейших кэпээсэсовских искажений является отождествление таких понятий, как пролетарские массы и революционный рабочий класс. На самом же деле пролетариат и рабочий класс — явления не только не близкие друг другу, а прямо противоположные. Пролетариат — это продавец специфического товара — рабочая сила; капиталист же, следовательно, есть покупатель данного товара. И нам следует задаться вопросом: имеется ли антагонизм в этой противоположности продавца и покупателя? Думаю, вполне очевидно, что нет, ибо если не будет покупателя, то кому продавать товар? Точно так же и покупатель кровно заинтересован в наличии продавца. Таким образом, пролетариат и буржуазия не составляют из себя антагонистической пары в этом случае; конечно, между ними существует серьезное противоречие: один хочет продать товар дороже, а другой купить его дешевле — но это противоречие, само по себе, не способно породить антагонизма.
Мне могут возразить, что Маркс называл пролетариат могильщиком капитализма, «следовательно», он не может не быть антагонистом буржуазии. Однако же, у Маркса есть иное высказывание, которое начётчики как будто бы не замечают, а именно: «рабочий класс революционен, иначе он ничто». Какой же мы вывод должны сделать из этого изречения классика? Что вся суть рабочего класса заключается в революционности. Далее вопрос: а может ли считаться пролетариат рабочим классом, если он ведёт себя не революционно, а даже контрреволюционно? Нет, не может.
Оставаясь на позициях «теории» отождествления пролетариата с рабочим классом невозможно объяснить, почему сейчас в России, как и других странах, нет даже и намёка на какое-либо революционное движение, хотя олигархический гнёт над обществом с каждым годом становится всё сильней. Наивны левацкие представления о том, что пролетарии, аки дети неразумные, ничего не понимают и не ведают и что надобно им «открыть глаза», раскрыть суть их рабского положения. Нет, ничего никому открывать не надо, пролетарии вполне осознают свое положение в капиталистической системе.
Почему же наёмные рабы мирятся со своей позорной участью? Из-за господствующего обществоведческого невежества. Если говорить о молодых людях, то они заражены иллюзией, что им удастся каким-то чудом разбогатеть, сорвать куш, выбиться в буржуа или, хотя бы, в мелкие буржуйчики. Они читают в газетах, смотрят по телевизору или узнают от знакомых, как кто-нибудь — раз, и выиграл в лотерее бешеную сумму денег, и шевелится внутри них зависть: «вот счастливчик, мне бы так, уж я бы тогда зажил как следует!». Им невдомёк, что эти «счастливчики» растрачивают свои миллионы самым бездарным образом, ввергаясь, часто, в ещё большую нищету, чем была раньше, или же кончают жизнь самоубийством, не выдержав свалившегося на них «счастья». «Ну, я-то уж умнее этих простофиль!» — думает каждая потенциальная жертва мошенников и лохотронщиков. Историями «личного успеха» капитализм ежедневно и ежечасно развращает пролетариат, заражает его мещанством; мещанин — это буржуа по сознанию, который не смог стать буржуа.
А когда им переваливает за «тридцатник» или «сорокет», становится «уже поздно» и остаётся только смириться с придавленностью рыночным бытом и надеяться на очередной срок президента.
Вообще, следует сказать, что пролетарий в широком смысле этого слова, как продавец рабочей силы, есть тунеядец; он работает не потому, что испытывает к этому душевную или умственную тягу, а гонимый страхом нищеты за себя и свою семью. Капитализм, ставя человека в положение пролетария, превращает самое прекрасное в человеке — его способность к труду, в средство эксплуатации, в продукт принуждения насилием.
Между прочим, именно в этой сущностной черте пролетариев к тунеядству заключается известная тенденция падения производительности труда после революции. Когда рабочие поняли, что над их головой больше не зависает хозяйская дубина в виде угрозы увольнения, поняли, что советское государство в любом случае обеспечит им минимум, необходимый для жизни, тогда самые политически отсталые из них стали выполнять свою работу спустя рукава, а то и вовсе уклонялись от неё. И большевикам, в том числе в силу низкого культурного уровня рабочих, приходилось применять буржуазные методы материального стимулирования труда.
Всякий живой организм стремится приспособиться к окружающей его среде — это базовый инстинкт, позволивший, собственно, живой форме материи возникнуть из недр неживой материи. И поскольку современное общество строится на животных атавизмах, основа которых — отношения частной собственности, то и отдельно взятые люди, «мимикрируя» под окружающую социальную природу, руководствуются преимущественно «социализированными» животными инстинктами.
Итак, пролетариат есть «часть» капитализма; его существование вне рыночных отношений немыслимо, поэтому и бороться против капитализма как общественного строя он не способен. В самом деле, как бы плохо ему не было, как бы класс капиталистов его не угнетал вкупе со своим государством, всегда ведь есть надежда найти «хорошего хозяина», «тепленькое местечко»; и даже если отдельный пролетарий видит, что лично он никогда не сможет рассчитывать ни на первое, ни на второе, в нем будет сохраняться убеждённость, что другим-то такая удача может выпасть. В конце концов, если жадность олигархии побьёт все рекорды и пролетариям станет так худо, что хоть в петлю лезь, тогда те просто учинят очередной майдан, возможно, принудят некоторых олигархов вернуть часть награбленного, весь пар выйдет наружу, и пролетарии опять ввергнутся в свою апатию и раболепие. Пример Украины у нас перед глазами.
Так является ли пролетариат могильщиком капитализма? На этот вопрос надо отвечать диалектично: и да и нет одновременно. Да — потому что пролетариат содержит в себе великий революционный потенциал, потому что только он, будучи творцом всех капиталистических благ, способен пойти на самую решительную ломку всех преград, мешающих научному развитию общества. Но, вместе с этим, мы никак не можем признать пролетариат, т.е. политически распыленную массу наёмных рабов, могильщиком капитализма.
Революционный рабочий класс — это понятие в большей степени политическое, чем экономическое, потому как, во-первых, рабочий класс, несмотря на свое название, состоит не только из рабочих, но вообще из сознательных людей, вставших под знамя революции; во-вторых, задачей и всем смыслом существования рабочего класса есть политическая борьба. Пролетариат всегда борется не с причинами своего гнёта, а с его последствиями, он атакует не капитал, т.е. определенное социальное отношение с целью его уничтожения, а в основном отдельных представителей капитала. Рабочий же класс в своей борьбе выходит за рамки капитализма, он стремится уничтожить террор предпринимателей (не только крупных, но и мелких!) и взять власть в свои руки, но не для того, чтобы установить свой диктат над обществом, а чтобы уничтожить всякую власть, т.е. социальный паразитизм и хищничество. Для более понятного изложения допустимо прибегнуть к такой аналогии: пролетарские массы есть глина, сырьё, в то время как рабочий класс — это уже кирпичи, т.е. обработанный, готовый материал.
Когда классики употребляли словосочетание «революционный пролетариат», то имели в виду, что на пролетариате лежит историческая миссия — перейти, выражаясь гегелевским языком, из состояния «класса-в-себе» (т.е. состояния кисейной массы наёмных рабов) в состояние «класс-для-себя» (которое мы называем рабочим классом), положить конец классовому строю социальных животных и перейти к бесклассовому, подлинно человеческому обществу.
Переход же эксплуатируемых масс из первого состояния во второе происходит путем её большевизации, т.е. соединения стихийного сопротивления с наукой, с марксизмом, в основном в порядке привнесения в это реальное движения организованности. Практика показала, что при достаточной научной подготовке центральных органов РСДРП(б), в условиях реального остервенения народных масс, вызванного первой мировой войной, и ненависти к дворянству, к крупным предпринимателям, достаточно было вовремя выдвинуть грамотные, выработанные на самой глубокой научной основе лозунги. Так что, пользуясь современной ситуацией, предоставленным историей временем, партия коммунистов должна довести уровень своей научно-теоретической подготовки до такого состояния, когда она была бы способна объяснить свои лозунги ясно и понятно и монопольно внести необходимую для победы организованность, скоординированность во всё движение пролетариев умственного и физического труда, стихийно поднявшихся, наконец, на борьбу, как это было, например, в Киргизии или на Украине. Народ поднялся на решительную борьбу, но поблизости не оказалось местных коммунистов, тем более, грамотных. Строго говоря, не оказалось никаких коммунистов. Левые бездарно просадили кредит истории в 25 лет.
Можно выразиться так: лежащая на складе кирпичного завода глина рано или поздно пройдёт обработку в печи; поэтому вполне допустимо считать такую глину уже готовыми кирпичами. Так же и с пролетариатом. Как бы не ухищрялись магнаты продлить эпоху своего владычества, какие бы новые хитрости не изобретала буржуазная интеллигенция для идейного укрепления олигархических пьедесталов, пролетариат неизбежно пройдет закалку марксизмом и превратится из мягкой податливой массы «глины» в твёрдый и непоколебимый «кирпич». Поэтому называть пролетариат рабочим классом допустимо скорее авансом.
В недрах пролетариата содержатся два взаимоисключающих начала: революционность и пролетарство, т.е. продажность. Одержит верх революционность — пролетариат станет рабочим классом. Пока побеждает пролетарство, дальше очередного майдана, то бишь смены рыл возле кормушек, массы не пойдут и вынужденно променяют собственную свободу на подачку. Для того, чтобы в сознании масс революционность одержала верх над продажностью, необходимо обогатить стихийное пролетарское сопротивление капиталу научным содержанием, марксизмом, реорганизовать это сопротивление в последовательную борьбу.
Леваки же начисто игнорируют необходимость большевизации масс. Они просто не считают это нужным. Зачем? Ведь они руководствуются тем вульгарным выводом, который пропагандировала советская профессура, что пролетариат революционен как бы по самой своей природе, что каждый пролетарий готов хоть завтра выстроиться в «железные ряды» и ринуться «красногвардейской атакой» на капитал, надо лишь только ему немножечко помочь. Левое движение готово заниматься чем угодно, но только не обогащением сознания передовых слоёв пролетариата марксистскими знаниями. Можно подумать, что при продаже рабочей силы (иногда даже с большой выгодой для себя) натура человека наполняется неким революционным содержанием! Смех смехом, но ведь есть такие леваки-рабочефилы, которые свято веруют в этот абсурд! Впрочем, рабочефильство — это и вправду разновидность религии, только вместо боженьки в нём — коллективный рабочий!
В результате вся деятельность леваков превращается в шаманские пляски вокруг пролетария с целью пробудить в нем дух революции. Однако же, пролетарские массы необходимо организовывать в рабочий класс, воспитывать, приучать соблюдать революционную дисциплину. А этого всего невозможно добиться, если люди, называющие себя коммунистами, революционерами, не пользуются у трудовых масс ни малейшим авторитетом.
Но в том-то и соль, что слово «левый» сегодня синонимично понятию «воинствующий дилетант»; лозунг левого движения, а вернее движухи: «мы будем что-нибудь и как-нибудь делать, авось из этого что-то выйдет»! Но если мы хотим, чтобы дело освобождения труда от капитала имело успех, то нужно делать не что-то, а лишь то, что необходимо и не как-нибудь, а с умом. А для этого следует обогатить свою голову знаниями, выработать научное мировоззрение.
Коллектив «Прорыва» уже не первый год объясняет левым, что на данном историческом отрезке приоритетной является теоретическая форма борьбы; сейчас задача стоит — выковать кадры, которые в будущем составят костяк партии большевистского типа. Ни о какой массовой агитации в пролетарской среде в нынешних условиях не может идти и речи. Если говорить именно про рабочих, то перед нами стоит тяжёлая задача поштучной воспитательной работы, главным образом, печатным словом, воздействуя в основном на наиболее образованные, культурно развитые и относительно обеспеченные слои пролетариата физического труда. Почему именно данные слои наиболее восприимчивы? Необходимо, чтобы читатель был избавлен от необходимости каждый день метаться в поисках средств на хлеб насущный, чтобы он имел время и душевные силы заниматься самообразованием. Что же касается пролетариев умственного труда, то следует отметить, что они практически все обладают всеми необходимыми условиями, чтобы плодотворно усваивать марксистскую науку.
Какой-нибудь левый субъект непременно возразит, что, мол, зачем же обеспеченному пролетариату марксизм, если он и так неплохо устроился при капитализме? Тут уже проявляет себя такое порождение левацкой «мысли», будто бы бороться за коммунизм могут лишь самые тёмные и обездоленные, полулюмпенские слои пролетариата. Иными словами, такая вот концепция увязывает революционность масс со степенью заполненности их желудков! Наиболее рьяные адепты этой «теории» и вовсе провозглашают принцип: «чем хуже – тем лучше!»; давайте, дескать, сидеть и ждать, пока капиталисты ввергнут общество в беспроглядную нищету, а лучше и вовсе бросят в мясорубку новой мировой бойни — вот тогда-то мы и возьмемся за дело! Подобного рода рассуждения нужно считать не только антинаучными, но и мизантропическими.
Протестный бунт и борьба за революционное преобразование общества — это принципиально разные явления, хотя второе и может увлекать первое. Но бунт рождается исключительно стихийно, накопившимся недовольством, часто страхом перед смертью от голода, холода, болезни и т. п.; и он быстро сходит на нет, как только прекратит своё воздействие раздражитель, запускающий механизм его формирования. Что касается второго, то оно имеет противоположную природу: борьба за научно организованное общество, за коммунизм — это созидательное деяние, следовательно, подчинённое разуму, а потому и осуществляется с чёткой организованностью. Эти два явления противоположны, однако же не исключают друг друга. Так, не вызывает сомнения, что к Октябрьской революции широкие пласты мелкого крестьянства и городской бедноты примкнули стихийно. Большевики придали этой стихии движения революционных масс известную конструктивность, определённую долю осмысленности, и поэтому в октябре 17-го произошла именно революция, а не майдан, выражаясь модными терминами. Обнищание не является источником революционности, хотя оно, безусловно, играет роль катализатора движения масс.
Между делом следует указать, что история знала примеры, когда масштабные рабочие забастовки парализовывали практически весь буржуазный государственный аппарат, и если бы не предательство вожаков социал-демократии, то рабочие вполне могли бы перехватить власть, выпавшую из рук магнатов, без крови и потрясений.
Итак, болезнью левого движения является перманентное дилетантство, которое является продуктом лености ума и тяги к «революционному» шапкозакидательству, подход к делу спустя рукава.
Но есть ещё одна существенная причина немощности левых партий — демократический централизм, который неизбежно разлагает любую здоровую организацию, ибо он содержит в себе такие вредоносные явления, как:
1) принцип достаточности признания, а не понимания программы, который приводит в партию случайных людей, невежественных в теории, которые бюрократизируют партию;
2) плюрализм мнений, который вносит в партию идейный разброд, шатание.
Таким образом, рано или поздно в партию проникает кучка негодяев и оппортунистов, которая начинает голосовать друг за друга, протаскивать всюду «своих», постепенно прокладывает себе дорогу в ЦК и захватывает его, после чего партия безнадёжно увязает в болоте оппортунизма и бюрократизма.
Строго говоря, демократизм есть отрицание научности; в самом деле, разве мыслим демократизм как метод принятия решения, в научном мире или отдельно взятом научной коллективе? Разумеется, нет. Но ведь компартия, а тем более ЦК — это и есть коллектив учёных-революционеров и организаторов. Поэтому вместо демцентрализма авангард рабочего класса должен быть организован на принципах научного централизма.
Дежурным уже возражением леваков стало, что вот-де Ленин про научный централизм ничего не писал. Чем, если не глубочайшей формой умственного паралича, можно назвать такое вот заявление, в то время как гениальное ленинское наследие, лежащее перед нашим взором, состоит не только из теоретических работ, но также из победоносной практики партии большевиков! А вот ленинско-сталинская практика, к великому неудовольствию всех сторонников демцентрализма, демонстрирует нам как раз принципы работы научного централизма, в котором голосование служило лишь формальной процедурой одобрения большинством партии решений, выработанных вождями.
После смерти Сталина в партии воцарился демократический централизм. Следует напомнить, что опираясь именно на рычаги голосования, к штурвалу партии пробрались такие враги коммунизма, как Андропов, Яковлев, Горбачёв. Проект перевода советской экономики на рыночные рельсы принимался не на тайном заседании ЦК, а на съезде КПСС при активной поддержке невежественного большинства партийцев. Только либерал может утверждать, будто бы голосование в СССР носило фиктивный характер и что на самом-то деле партийные и беспартийные массы не поддерживали генеральную линию партии, особенно в перестроечные годы. Если бы не было этой поддержки, если бы рабочий класс стоял в жесткой оппозиции оппортунистической КПСС, то ничего бы сделать она не смогла, и никакое «страшное» (с либеральной точки зрения) КГБ ей бы не помогло принудить рабочий класс подчиняться.
До сих пор идея научного централизма встречает в среде левых, в основном, агрессивное отторжение. Дело тут, полагаю, не только в мозговой окостенелости и интеллигентском поклонении перед «мнением большинства», но ещё и в том, что демцентралистские вожаки прекрасно понимают, что если в их партиях и организациях победят принципы НЦ, то они тут же полетят со своих должностей, а то и вовсе будут исключены. Впрочем, дело, конечно, не только в вожаках. Принципы ДЦ привлекают в партию множество амбициозных дураков, которым очень хочется «порулить»: избирать кого-нибудь и чтобы их избирали тоже! Научный же централизм лишает дураков (т.е. некомпетентных лиц) права вершить свой дурацкий выбор, что, естественное дело, не может нравиться последним.
«А как же контроль снизу!» — всполошатся наши оппоненты. Подобное заявление, право же, смешно! «Контроль элит со стороны масс», если говорить не о формах партийной или околопартийной работы, а «вообще», — это гнилая либеральная теория; никакого «контроля снизу» принципиально быть не может, пока «низы» невежественны, не понимают что, как контролировать и куда направлять. Когда же наступит та благословенная пора, когда массы будут способны компетентно оценивать деятельность ЦК компартии, тогда, собственно, надобность в самой партии отпадёт; тогда уже наступит полный коммунизм.
Резюмируем. Непродуктивность левого движения имеет два основных взаимосвязанных источника — теоретическое невежество, дилетантство и укоренение принципа демцентрализма.
Часто можно услышать высказывание, что левые не могут достичь сколько-нибудь серьёзных успехов из-за отсутствия общепризнанного и компетентного вождя. Вне всяких сомнений вождь — фигура архиважная на политической доске, данная тема была раскрыта в статье Подгузова «Нужен ли партии вождь?». Однако же, для того, чтобы выдвинулся вождь, необходимо наличие определенного комплекса условий. Вполне очевидно, что если за 25 лет существования левого движения в поле нашего зрения ни разу не попал человек, претендующий на звание вождя, значит, необходимые условия соблюдены не были.
Необходимо создавать эти условия. Каким образом? В первую очередь — ковкой марксистских кадров; рано или поздно среди этих кадров непременно выдвинется вождь. А ковка кадров может осуществляться лишь качественными марксистскими материалами; печатный орган — вот наше горнило.
Таким образом: каждый решивший добиться звания коммуниста, борца за освобождение человечества от пут капитала, должен крепко засесть за чтение классиков — и не только! Настоящий коммунист — это всегда эрудит, всесторонне образованный человек. Далее. Когда в одном месте возникает группа марксистов или людей, стремящихся ими стать, следует создать печатный орган для издания статей. Как показала практика, кружки, а тем более «дискуссионные клубы» — малоэффективная форма организации. Системное написание серьёзных статей дисциплинирует, подстёгивает к постоянной работе мысли, к усиленному самообразованию авторов, ну и, конечно, привлекает соответствующего сорта читателей.
Именно таким путём следуют журнал «Прорыв» и газета «Прорывист». Подобным путём следует пойти и всем левым, если они желают выбраться из того болота, в которое они загнали сами себя.
____________________________________
Послесловие
Уважаемые читатели!
Заносите в закладки и изучайте наши издания:
I. Общественно-политический журнал «Прорыв»
II. Газета «Прорывист»
Поддержите редакцию деньгами:
I. Принципы финансирования
II. Подписка на газету
III. Заказ нашей брошюры почтой с автографом автора