Правда и вымысел, анахронизмы и исторические нестыковки в знаменитой комедии Рязанова.
На днях я решила пересмотреть один из любимых фильмов – историю «эскадрона #гусар летучих», юной актрисы, ее принципиального папеньки и малоприятного чиновника по особым поручениям, господина Мерзляева. По младости лет я многого не понимала, и конечно же не бралась анализировать киноленту, погружаясь в бурю эмоций. Что же сделалось очевидно с годами?
Гусары господина полковника Покровского – это отчасти ветераны Отечественной войны 1812 года и европейских походов 1815го, отчасти ветераны Османской кампании 1828-29 годов. Старшие - боевые #офицеры, разбившие в пух и прах лучшую армию Европы, дошедшие до Парижа, привезшие оттуда шампанское, песенки Беранже и ядреное вольнодумство.
Младшие - герои взятия Анапы и Баязета, осады Карса и Поти. Их прадеды на штыках подымали к престолу цариц, их отцы и деды прекратили душное правление Павла I. Что осталось потомкам?
Дуэли, карты, интрижки, дикие выходки, скудное жалованье, полная бесперспективность и невыносимая скука провинциальной жизни. Шансы дослужиться до высоких чинов или удачно жениться представлялись немногим. Вот и чудили господа офицеры по-страшному – богатыри, не мы.
Одни «афинские ночи» чего стоили:
«Появляясь в Орле офицеры вносили большое оживление, устраивали пикники, балы и… самые циничные вечера, во время которых каждая взятая напрокат дама должна была явиться перед кутилами и проплясать патагонский танец, или пляску полупьяных одалисок. Вечер заканчивался чудным ужином, во время которого милые создания кушали в натуральных костюмах и даже … без фиговых листиков. Это называлось «не уезжая из Орла, быть в гостях у дикарей».
Бывали шутки и поопаснее – промчаться на полном скаку, например, по улицам города, сшибая лошадьми всех, кто попадался по пути, порой и до смерти. «Пошалить» в еврейском местечке, погромить лавочки, побить стекла, выпороть, а то и повесить чересчур жадного торговца. Обозлиться на несговорчивую французскую певицу и шутки ради привязать ее за косы к дубу в парке. Прокатить в коляске медведя, приучить собаку по команде «Наполеон!» срывать с прохожего шляпу. Гусарство, одно слово!
За скандальными выходками таилась жгущая душу тоска участников большой войны. Гусары, будучи 18летними юнцами, совершили подвиг, но прошли годы и прошлое покрылось пылью. Лихость и храбрость обесценились, в грядущей Крымской войне понадобятся не сабельные атаки, а ружья и пушки. Неудивительно, что в головах господ офицеров поселились идеи – и восстание декабристов явилось квинтэссенцией протестных настроений. 1825й год прогремел совсем недавно.
Поэтому и выехал из Петербурга Мерзляев, чтобы лично разобраться – что за разговорчики заводят гусары, что за непочтительные высказывания себе позволяют. Не зреет ли в провинции новый заговор, не пора ли разогнать вольтерьянцев по тюрьмам и ссылкам? Отдельный вопрос, кто и зачем стал бы направлять действительного тайного советника (по нынешним временам уровень замминистра) в какой-то захолустный полк, но в эти тонкости мы вдаваться не будем.
Губернском мог оказаться любой город юга Российской империи – Слоним, Житомир, Могилев, Гродно и далее по тексту. 10-20000 населения, губернатор царь и бог, из развлечений – ярмарки и церковные праздники. И провинциальный #театр, служивший средоточием культурного досуга – там проводились балы и благотворительные вечера, устраивались концерты заезжих знаменитостей и спектакли, поставленные силами любителей или крепостных актеров, принадлежавших кому-нибудь из отцов города.
«Театр ничуть не безделица и вовсе не пустая вещь, если примешь в соображенье то, что в нем может поместиться вдруг толпа из пяти, шести тысяч человек, и что вся эта толпа, ни в чем не сходная между собою, разбирая по единицам, может вдруг потрястись одним потрясеньем, зарыдать одними слезами и засмеяться одним всеобщим смехом. Это такая кафедра, с которой можно много сказать миру добра...» (с) Н.В. Гоголь
«Вольнонаемный» театр в те времена являлся редкостью – для дворян лицедействовать за деньги считалось зазорным, простой люд в большинстве ямба от хорея не отличал. «Золотой век» провинциальных храмов Мельпомены и кочующих трупп из которых порой нарождались и звезды столичной сцены, наступил во второй половине XIX века
Здесь у Рязанова на мой взгляд затесался анахронизм. Отношение к захолустным актерам было пренебрежительным, да и сами они себя не особо ценили.
— Понял я, что я раб, игрушка чужой праздности, что никакого святого искусства нет, что всё бред и обман. Понял я публику! С тех пор не верил я ни аплодисментам, ни венкам, ни восторгам! Да, брат! Он аплодирует мне, покупает за целковый мою фотографию, но, тем не менее, я чужд для него, я для него грязь, почти кокотка! Он тщеславия ради ищет знакомства со мной, но не унизит себя до того, чтоб отдать мне в жены свою сестру, дочь! (с) Чехов «Калхас»
Немолодой и не достигший громкой славы Афанасий Бубенцов – типичный представитель вольных комедиантов. Еще лет пять-десять гастролей по захолустным городам, переход на второстепенные роли, получаемые из жалости, распродажа наград и подарков, а затем нищета или богадельня. Редкий счастливчик мог сделаться билетером, переписчиком или суфлером, обеспечив себя куском хлеба на старости лет.
Судьба актрис обыкновенно оказывалась еще печальнее. На костюмы и аксессуары в те времена приходилось тратиться самостоятельно, а без них шансы на приличные роли и достаточные для жизни гонорары делались призрачными. Немногие счастливицы выходили замуж за антрепренеров или товарищей по труппе.
Остальные же зачастую оказывались содержанками знатных особ или богатых купцов, отдавали сердца по любви заезжим офицерам или красавчикам-гастролерам, а то и жили невенчанными с такими же бедолагами. Стареющая инженю Анна Петровна, подруга Афанасия Бубенцова типичный тому пример.
Рождение внебрачного ребенка становилось трагедией, лишающей актрису остатков уважения, куска хлеба и места под солнцем. В лучшем случае ее ждали третьеразрядные балаганы вроде того, что описывал Гиляровский, в худшем – хор или дом терпимости. Те же, кому повезло оставаться бездетными, понемногу переходили с первых ролей на матушек, тетушек и комических старух – пенсии для работников сцены не существовало. Так что предложение Мерзляева о содержании и переезде в Петербург действительно выглядело весьма щедрым.
Настенька Бубенцова по сюжету – дочь актерской четы. О матери ее ничего не говорится – то ли скончалась, то ли сбежала бросив дитя на попечении отца. Скорее всего Настенька выросла в труппе и играть начала с 10-12 лет, как большинство профессиональных актрис того времени. Знаменитая Прасковья Жемчугова, к примеру, дебютировала в 12 в роли служанки в опере Гретри.
К 17-18 годам у Настеньки должен был быть богатый сценический опыт и достаточно неплохой жизненный – оставаться наивным созданием за кулисами провинциального театра весьма проблематично. И с Мерзляевым она бы держалась осмотрительнее, а от Плетнева держалась бы подальше – связь с горячим гусаром легко могла бы довести легковерную деву до салона мадам Жужу. Почему?
Выйти замуж за военного Настенька не могла и надеяться. И прекрасно об этом знала. Без разрешения командира полка ни один офицер не имел права венчаться. Чтобы получить разрешение, требовалось предъявить родословную девушки, доказательства ее благонамеренности, высокого происхождения и хорошего состояния.
«Каждый офицер, принявший намерение жениться, должен сообщить об этом своему полковому командиру. Унтер-офицерам и рядовым отнюдь не запрещается вступать в брак, командование лишь должно наблюдать, чтобы они брали жен хорошего состояния и поведения». Устав конного полка 1797 года, глава 41
Если невеста оказывалась бедна или недостаточно благородна – увы, разрешения не давали. Дело в том, что в случае гибели офицера, его супруге полагалась пенсия из казны. Денег у армии было, будем честны, не густо. Поэтому на браках экономили, а вот ухлестывание за дамами и девицами всячески поощряли – чем бы гусар ни тешился, лишь бы не под венец не ходил.
Впрочем, находились кавалеры, что ценили #любовь превыше службы – и на цыганках, случалось, женились, и на турчанках и даже на крепостных. Так и произошло с Плетневым – был разжалован, повенчался, подал в отставку… и спустя несколько лет сбежал из Плетневки, подальше от любимой Настеньки и троих детишек искать приключений в Европе. Прибился к карбонариям и погиб в битве, осиротив семью. Предсказуемо, к сожалению.
И, наконец, вернемся к основной коллизии фильма – проверке полка «на вшивость». Увы, в данном случае Рязанов ввел фантдопущение, даже два.
Во-первых в Российской империи того исторического периода смертная казнь практически не применялась, даже военно-полевым судом в мирное время. Де-факто преступника могли запороть насмерть или «пропустить через строй» больше раз, чем мог выдержать человек. Де-юре смертной казни подлежали лишь опаснейшие государственные преступники, казни совершались публично, с зачтением приговора и усиленным караулом солдат, и каждое подобное дело рассматривал сам государь император. Никакого расстрела в поле у стога сена в принципе не могло произойти.
Во-вторых, даже если предположить, что временные рамки сдвинуты, смертная казнь возвращена в производство, и преступник таки заслужил расстрел, ни один офицер гусарского полка на такое бы не согласился. Потому что участие в казни означало бы для него офицерский суд чести и гражданскую смерть – ни один полк не согласился бы держать в своих рядах палача. Русских офицеров XIX века можно упрекнуть во многом, но понятие чести для них оставалось священным и нерушимым. Любой предпочел бы умереть, но не запятнать #мундир.
«Чувство чести требует, чтобы офицер во всех случаях умел поддержать достоинство своего звания… Он должен воздерживаться от всяких увлечений и вообще от всех действий, могущих набросить хотя малейшею тень на него лично, а тем более на корпус офицеров. …Слово офицера всегда должно быть залогом правды, и потому ложь, хвастовство, неисполнение обязательства – пороки, подрывающие веру в правдивость офицера, вообще бесчестят его звание и не могут быть терпимыми» Э.Ф. Свидзинский
Впрочем, ни анахронизмы ни исторические нестыковки фильма не портят.
«О бедном гусаре» остается одной из лучших комедий Рязанова, совершенно не устаревшей спустя сорок лет. Вопрос – не запретят ли его вскорости, как политически неблагонадежный, неполиткорректный, вызывающий сомнения и дающий поводы к размышлениям фильм? Кто знает?...
А закончить статью хочется прекрасным стихотворением Петра Капниста. Ах, гусары…
Гусар
В его очах горит огонь,
На нем мундир как солнце блещет,
Под ним дрожит могучий конь
И ментик в воздухе трепещет.
Сверкает сабля и гремит
И сбруя в пене серебрится,
Красуясь, ловко он сидит
И в даль синеющую мчится...
Вот он, - красавицы мечта!
Вот он, - сияющий невежда!
России шаткая надежда,
И блеск, и шум, и пустота!... (с) П.И. Капнист