Найти тему
Бумажный Слон

Любовь. Пицца. Дрезден

В связи с очень поздним часом на первой платформе центрального вокзала Дрездена было не особенно людно. Тем сильнее выделялся седой человек в замызганном белом халате, наклонившийся вперед так, будто проглотил микрофон на стойке. Он молчал и почти не двигался, лишь недоверчиво хмыкал собственным мыслям и теребил клочковатую козлиную бородку на необычно широком для его лица подбородке. Поведение мужчины резко изменилось, когда слева показался поезд. Он распрямился, достал из кармана халата очки, нацепив их на крючковатый нос, и стал разглядывать прибывающие вагоны. Когда мимо проплыл десятый, человек рванул вслед за ним и остановился, запыхавшись, прямо у раскрывающихся дверей.

Оттуда вышли пара респектабельных бизнесменов в костюмах, бомжеватого вида мужичок с тубусом, а вслед за ними девушка в кедах-конверсах, протертых светлых джинсах, подпоясанных ремнем с изящной пряжкой, и белой футболке с принтом в виде довольного щеночка. Она оглядела перрон, скользнула взглядом по халату и очкам и взвизгнула:

– Дедуля Хьююю!

Девушка высоко подпрыгнула, вскинув руки и растрепав длинные ярко-голубые волосы. Мужчина посмотрел на нее, протянул вперед руки и с задором крикнул:

– Элли!

Они обнялись и закружились по платформе, вызывая все более удивленные взгляды окружающих. Потом Хью отпустил ее и наклонился, опершись ладонями в подогнувшиеся колени, выдохнул:

– Старею…

Элли фыркнула и ткнула его кулаком в плечо:

– Дурилка! А ну наперегонки до машины!

– Ой, дай отдышаться.

Хью все еще стоял, наклонившись, но глазами косил на Элли, которая после его слов заметно расслабилась. В этот момент он резко распрямился и рванул в сторону парковки, а девушка, возмущенно вскрикнув, припустила за ним. Вслед неслись возгласы негодования тех, кому не посчастливилось оказаться на их пути – какая-то бабка разразилась отборным матом, студент наблюдал, как разлетается по бетону новенький телефон, носильщика занесло вместе с тележкой. Не обращая ни на кого внимания, Хью петлял между автомобилями и на всей скорости влетел в старенький серый Opel Corsa, едва успев выставить перед собой руки. Элли опоздала буквально на секунду и резко ткнула пальцем в грудь обернувшемуся деду, едва переводя дыхание:

– Хьюберт. Огден. Браун. Вы подлый мошенник и трус!

– Да-а-а-а? – Протянул Хью. – Вы готовы ответить за свои слова? Электра. Иоганна. Вильгельмина. Браун.

Последнее слово он произнес, почти у самого ее лица, а потом обнял девушку, взъерошив ей волосы:

– Элли, как же я рад тебя видеть!

– Деда… – Она чмокнула его в щеку и первой полезла в машину.

– Как учеба? Старый пройдоха Санчез все еще преподает?

– И даже до сих пор не разрушил универ! Да все по-старому. Ты как? Придумал что-нибудь новенькое?

– О-о-о! Ты будешь в восторге. Я назвал его – эмпатодегенератор!

– Эм… дегенератор?..

– Точно! Или не очень название? А, ничего! Приедем, и ты сама все увидишь. И придумаешь новое название.

– Е-е-е-е! Обожаю придумывать названия! А что он делает?

– Элли! Не порти сюрприз!

Девушка надула губы, но долго хмуриться не смогла. Уже через десять секунд она что-то радостно болтала, а Хьюберт выруливал к неприметному грязно-желтому дому на Клейтонштрассе.

Квартира Хьюберта на первом этаже имела отдельный вход, немного утопленный относительно тротуара. К старой деревянной двери спускались три ступеньки. Хью отпер дверь, вошел первым и щелкнул выключателем. Яркие лампы осветили узкий коридор. Притихшая Элли вошла внутрь и произнесла завороженно:

– Несколько лет здесь не была.

– Здесь стало пусто без твоих визитов. Только Берта скрашивает одиночество старика.

– Берта? – Элли хихикнула и с интересом посмотрела на Хьюберта, который снял халат и повесил его в прихожей.

– А, ты же ее не застала. Не волнуйся, я вас познакомлю.

– Стареет он, ага, – уже открыто засмеялась девушка, после чего повернулась влево. – Сменил дверь в лабораторию?

– Это важно! – Гаркнул Хьюберт. – Я почти месяц бился над стабилизацией дегенератора, пока не понял, что всему виной искажения спектра из-за цвета двери! И не трогай руками!

Элли испуганно отдернула палец от черной гладкой поверхности, на которой не было ни ручки, ни замочной скважины.

– Извини.

Хьюберт надел халат, который только что снял, вытащил из кармана кусочек пластика и прислонил к стене. Дверь вздрогнула, зашипела, по периметру начал вырываться то ли дым, то ли пар. После чего тяжеленная металлическая створка отворилась так, что Элли едва успела отскочить. Но любопытство пересилило испуг, и она подалась вперед, чтобы увидеть, как дед перестроил лабораторию. К ее вящему удивлению, там почти ничего не изменилось.

– Все так же любишь спецэффекты, да? – Спросила она и, не дожидаясь ответа, вошла внутрь.

Лаборатория профессора Брауна была прямоугольной, примерно четыре на восемь метров. Она находилась еще ниже остальной квартиры, туда вели несколько ступеней. Это означало, что вместо полноценных окон помещение довольствовалось тремя узкими полосами стекла под самым потолком. Стены были оклеены старыми обоями. Те порядком ободрались, а кое-где и вовсе отсутствовали. По периметру стояли столы и полки с беспорядочным скоплением приборов и инструментов, в которых мог разобраться только сам Хьюберт. Ну, или его внучка, если, конечно, очень постарается.

А у левой стены разместился самый настоящий насест с восседающей на нем совой. Покрыта сова была отнюдь не перьями, а композитными пластинами бледно-персикового цвета с матовыми красными вставками. С тихим механическим звуком сова повернула к вошедшим голову с декоративным клювом, выполненным, впрочем, очень достоверно, и блестящими изумрудом глазами.

– Элли, – почти торжественно произнес Хью. – Знакомься, это Берта.

– Кар-р-р! – противным резким криком отреагировал на представление робот.

– Серьезно? Кар? – Скептически изогнув бровь, спросила Элли тоном, демонстрирующим, что уж робосову она точно не боится.

– Кар-р-р! – Еще более громко подтвердила сова.

– Веришь ли, никак не отучу ее каркать, – притворно покачал головой Хьюберт.

– Ха... р-р-р! – Голос Берты был скрежещущим. – Он до сих пор не назвал мне ни одной логичной причины, по которой я не могла бы Кар-р-ркать. А все туда же – профес… Сор-р-р!

– Не обращай внимания, я ее потом перепрограммирую…

– Ух-х-х-у?!

– Только это и срабатывает, – прошептал Хью на ухо хихикающей девушке, а потом сказал уже громко. – Лучше смотри сюда!

Теперь Элли по-настоящему обратила внимание на громаду, стоящую посреди лаборатории. Нечто, напоминающее огромный кубический сейф со стороной около метра на полуметровом металлическом постаменте с вентиляционными решетками и отходящими к стенам кабелями явно излишнего сечения.

– Электра! Я представляю тебе свое главное изобретение – эмпатодегенератор!

– Ух-х-х-у! – Безуспешно попыталась изобразить фанфары Берта.

В этот самый момент погас свет.

– Кар-р-р?!

Лампочки мигнули.

– Чертовы коммунальщики! Чтоб им пусто стало! Это не первый раз, Элли! Каждую чертову ночь эти чертовы отключения!

Лампочки загорелись сначала тускло, потом ярче, мигнули и снова почти потухли.

– У-у-у, отродья сатанаиловы! Отрыжки зла и пилигримы адских мук! Я им еще покажу! Я им войну устрою! Я дойду до самого канцлера! – Продолжал разоряться Хьюберт.

– Кар-р-р! Кар-р-р! – Все громче заливалась сова.

Потухшие было лампочки снова включились, мигнули несколько раз и засветили как прежде.

– Кажется, твои угрозы подействовали… – Неуверенно начала Элли.

– Не на них! Ой, не на них! – Девушка поперхнулась, а профессор показал пальцем на «сейф». – Это все он!

– Эм… дегенератор?

– Эмпатодегенератор! – Воскликнул Хьюберт, а потом добавил совсем другим тоном. – Ты уже догадалась, что он делает?

– Боюсь, не совсем…

– Он преобразует эмоции!

– В электричество?

– В том числе… – Хью замялся и несколько секунд молчал. – Там есть тонкости. Если конкретно, в электричество он преобразует именно раздражение…

– Ладно! – Подняв ладонь, прервала его размышления Элли. – Сейчас разберусь сама.

Девушка подбежала к аппарату и начала бегло осматривать его со всех сторон. Снаружи почти монолитный корпус не давал пищи для размышлений, зато открытие двери «сейфа» вызвало ее громкое и одобрительное «Ва-а-ау!». Внутри на виду были все соединения и электрические схемы, что позволяло хотя бы попытаться постичь суть работы прибора.

Элли просунула голову внутрь и провела в таком положении не меньше десяти минут, внимательно изучая каждую деталь и периодически выдавая невнятные фразы, которые, однако, можно было однозначно идентифицировать как восхищение.

Большее ее удивление вызвало то, что основная часть объема дегенератора занята круглым металлическим подносом и пустотой над ним. Девушка хмыкнула, взялась за поднос, ни на чем не закрепленный, и вытащила его наружу. Самая обычная кухонная утварь, найдется в любом доме. Девушка хмыкнула еще раз, подняла его повыше, погляделась, как в зеркало, и громко вскрикнула. Поднос выпал из ее рук, с грохотом прокатившись по полу, ударился о ножку одного из столов и звякнул, упав плашмя и вибрируя еще некоторое время. Элли смотрела на него, а ее руки дрожали.

– Волосы… Мои волосы… Они оранжевые!!!

Она повернулась к Хью и вскрикнула еще раз – его шевелюра стала кислотно-зеленой, а сам профессор посмеивался в кулак. Но, увидев выражение лица внучки, сразу прекратил веселиться.

– Гхм… Мда… Возможно, тебе не очень понравилась демонстрация, но волосы придется красить заново.

– Да что это вообще такое?!

– Восторг! Ты понимаешь?! – Хьюберт не мог долго огорчаться из-за такой мелочи, как цвет волос, и потому его тон вновь стал прежним. – Эмпатодегенератор, улавливая восторг, меняет цвет волос людей, находящихся рядом!

Элли смотрела на него, широко открыв рот и недоуменно моргая. Минуту она пыталась понять, как реагировать на только что услышанное, а потом расхохоталась:

– Ну, дедуля Хью! Ты превзошел самого себя!

Хьюберт с удовольствием к ней присоединился.

– Я знал! Я знал, что тебе понравится!

Профессор и его внучка смеялись, не будучи в силах остановиться, и даже не заметили, как ее волосы покраснели, а его – пожелтели. Элли, с трудом вернув серьезное выражение лица, подняла поднос и показала деду:

– А это-то зачем? Только предупреждай заранее!

– Хммм… Здесь труднее… Я попробую продемонстрировать, но сначала поставь поднос обратно в дегенератор.

Девушка выполнила просьбу.

– А теперь вот что. У тебя есть парень?

– Чего? Нет, ну… есть, но при чем тут…

– Ты его любишь?

– Люблю… – Щеки Элли начали стремительно розоветь, почти сравниваясь с новым цветом волос.

– Представь его. Когда вы вместе. Представь ваш самый романтический вечер!

– Дед, ты чего…

Элли запнулась и заметно смутилась. На ее лице проступало то удивление, то неловкая улыбка. Потом осталось только удивление. Девушка недоуменно повела носом в сторону прибора и принюхалась.

– Чем пахнет? Что-то жутко знакомое…

С торжественным выражением лица Хьюберт подошел к дегенератору и достал оттуда свежую пиццу с ветчиной и грибами. Затем поднял палец, призывая к вниманию, вытащил из ящика нож, выглядевший относительно чистым, и разрезал пиццу на классические восемь кусков.

– Угощайся!

Элли со смесью замешательства и странной брезгливости взяла одну из долек.

– Тесто тонковато, – попробовала. – Пресно как-то, недосолено.

Хьюберт схватил порцию со своей стороны и откусил разом почти половину. Его подбородок задвигался в такт могучим жевкам. Элли молча наблюдала, как он с трудом проглотил кусок и произнес:

– Так себе у вас любовь, должен признаться.

– Слушай, дед, ты, конечно, мой дед и все такое, но… Стоп! Ты хочешь сказать, что дегенератор превращает любовь…

– Точно! В пиц…

Раздался настойчивый стук в дверь. Хьюберт сразу посерьезнел и мрачно обратился к сове:

– Берта?

Она не пошевелилась, но ее глаза моргнули синим, потом – оранжевым. Голос стал почти человеческим и совершенно серьезным:

– Игрек и Рэт.

– Да, наивно было полагать, что они не заинтересуются дегенератором. Элли, – девушка нахмурилась и подобралась, – будь готова.

– Впустить их? – Снова подала голос сова. – Или…

– Впусти. Информация мне нужна не меньше, чем им.

Из коридора послышался звук поворачивающегося замка и скрип петель, хотя девушка не заметила там ни малейших признаков автоматизации. Дверь в лабораторию по-прежнему оставалась открытой, и через нее прошли двое.

Первым был полноватый мужичок ростом ниже среднего с лицом провинциала. Красная гавайская рубашка ему откровенно не шла, а уж в сочетании со строгими темно-серыми брюками и вовсе смотрелась глупо. Он сбежал вниз по ступенькам, оглядел помещение и похотливо подмигнул Элли. Та, продолжая сохранять каменное выражение лица, не отреагировала.

Вторым гостем оказалась женщина. На голову выше спутника и заметно стройнее. Черты ее лица можно было назвать изящными, если бы не плотно сжатые губы и растрепанные, короткие, огненно-рыжие волосы. Женщина медленно спустилась в лабораторию, сосредоточив взгляд исключительно на мысах собственных берцев и стряхивая невидимую пыль с рукава военного комбеза темно-болотного цвета.

– Хьюберт, – спокойно произнесла она и только потом подняла голову на собеседника. – Ты не говорил, что у тебя гости.

– Электра. Моя внучка, – голос профессора был ровным, даже с нотками расположения. Пожалуй, только Элли заметила, что лампы в лаборатории засветили чуточку ярче. – Элли, это Рэт. Когда-то давно мы вели общие дела. А слева ее собачонка – Игрек.

– Слабая попытка вывести меня из себя, старик, – ухмыльнулся последний.

– И правда, Хьюберт, к чему оскорбления. Это мой партнер, Элли. Каким раньше был твой дед.

Девушка вновь промолчала и, будто случайно, положила правую руку на узорную пряжку своего ремня.

– Громко сказано, – отчеканил Хьюберт. – Мы пересеклись всего раз, и это было ошибкой. Зачем ты здесь?

– Пришла за твоим прибором, само собой.

– И по какому же праву?

– Дай подумать… В уплату старого долга? Нет, ты все равно не признаешь его. В память о старой дружбе? Но ты даже не считаешь меня другом, мм, жалость какая.

– Хватит разыгрывать этот спектакль, Рэт! Мы оба знаем, чем он закончится. Ты скажешь много красивых слов, e poi denuncerai il diritto del più forte[1], – Рэт нахмурилась в замешательстве. – Avignone Intaglios!

Элли, при первых же звуках итальянской речи из уст деда перешедшая в максимальную готовность, на последние два слова отреагировала мгновенно. Вытащила из пряжки и метнула крохотное лезвие, а сама, сделав пару быстрых шагов вперед, прыгнула, выбросив правую ногу в попытке ударить уворачивающуюся Рэт.

Хьюберт тоже не стал ждать реакции опешившего Игрека. Профессор схватил себя за подбородок, проткнул его пальцами насквозь и дернул на себя. Блеснувший сталью кастет, с которого свисали клочья искусственной кожи и бороды, теперь охватывал его пальцы. Реальный подбородок профессора оказался гораздо меньше. Первый удар Игрек пропустил.

Рэт была более проворной. От лезвия она ушла плавным движением вправо, ногу приняла на блок бон сау и сразу ударила другой рукой. Элли блокировала и атаковала в ответ, попыталась пнуть соперницу под колено, но та сделала шаг назад. Элли последовала за ней, дистанция уменьшилась почти до предельной, противостояние сводилось уже не к ударам, а контролю рук противника, пока Рэт резким движением не разрушила стойку Элли, хлестнув ей ребрами ладоней по шее. За этим последовали два кросса в грудь, рефлекторно заблокированный пинок левой ногой и удар правой с разворота, закрыться от которого Элли уже не смогла.

Все действие сопровождалось громким орлиным клекотом, который издавала Берта. Она не двигалась с места, но резко замолчала, едва послышались выстрелы и звон разбитого стекла, а на пол лаборатории посыпались осколки. Хьюберт, не отвлекаясь от поединка с Игреком, выдохнул:

– Берта! – И через секунду, на другом выдохе: – Улица!

Глаза совы сверкнули ярко-красным. Она издала совсем уж неистовый крик, впервые за ночь расправила крылья с чем-то угрожающим на подвесах и поднялась над насестом. Берта не летела в обычном смысле – ее крылья не двигались, но воздух вокруг дрожал, словно под действием невидимого двигателя. На мгновение она зависла посреди комнаты, а потом с какой-то безумной скоростью рванула наружу, выбив остатки стекла в одном из окон. Послышалось несколько тихих хлопков, затем – столько же громких, и улицу заволокло густым дымом. Вновь началась стрельба, но уже на два тона – штурмовые винтовки нападавших, которые беспорядочно пытались выцелить быстролетящую цель, и короткие очереди Берты. Каждая из них сопровождалась новым предсмертным криком.

За сову Хьюберт не беспокоился, но сдавленный стон справа заставил повернуть голову. Он увидел, как подошва тяжелого ботинка врезалась Элли в живот и отбросила ее к дегенератору. Тут же, воспользовавшись моментом, Игрек провел успешный удар, заставив Хьюберта поднять руки перед собой и уйти в глухую оборону. Единственное, что он успел заметить, как Элли медленно поднимает голову и с трудом выплевывает из себя слова:

– Ну, все, сейчас…

– Что ты сказала, маленькая дура? – Ухмыльнулась Рэт, подходя ближе.

– Говорю, – голос девушки внезапно вновь стал твердым. – Сейчас я тебя буду бить.

Элли выбросила вперед обе ноги, впечатав ими в живот Рэт. Та согнулась, а Элли, не теряя ни секунды, поднялась и продолжила напирать на соперницу, нанося удар за ударом и расшатывая оборону. Но боевой дух Рэт подорвало не это. Когда она отступила, разрывая дистанцию, первым вперед полетел нож, которым Хью разрезал пиццу. Потом подвернувшиеся под руку инструменты. Прямо в живот Рэт врезался вольтметр, из-за чего она инстинктивно опустила руки. И тогда наступила очередь подноса с пиццей, который попал прямо в лицо гостье.

– Сумасшедшая сука! – Взвыла дурниной та, смахивая с лица куски ветчины в соусе. – Ты ж мне весь макияж размазала!

Элли азартно искала, чем бы еще запустить в противницу, но та взлетела вверх по ступенькам и крикнула:

– Игрек! За мной!

Мужчина с явным неудовольствием отвлекся от драки с профессором – тот уже не помышлял о контратаках и держался из последних сил. Но все решило появление Берты. Дымя и невнятно каркая, она влетела в лабораторию через входную дверь, цапнула когтями по шевелюре Рэт и врезалась прямо в спину Игрека, который, охнув, схватился за поясницу. Сова после такого явно исчерпала ресурс и рухнула на пол, а ее мишень, матерясь, вылетела наружу вслед за Рэт. Наступила долгожданная тишина.

Лаборатория была практически цела, а вот ее обитатели не особо. Хьюберт оттирал с лица кровь. Элли бодрилась, но сразу же села, держась за живот. Хуже пришлось Берте – сова лежала на полу, единственный уцелевший глаз моргал всеми цветами радуги, а на крыльях были видны множественные попадания калибра 5,56. Девушка подняла взгляд на деда и осторожно спросила:

– Победа?

– Даже не близко. Они вернутся не позже, чем через час. Берта, сколько было на улице?

Сова попыталась взлететь, но смогла лишь немного повернуть голову. Голос ее стал медленным и чисто механическим:

– Не меньше сотни боевиков. 26 убито. 35 ранено.

– Значит, нам самим придется обороняться от сорока человек. Справимся, Элли? – С наигранной веселостью спросил профессор, но тут же закашлялся.

– Нужно что-то придумать. Нужно что-то придумать…

– Думай. А я займусь Бертой.

Не тратя больше слов, Хью схватил сову и перенес ее на самый чистый из столов. Элли же продолжала сидеть, что-то бормоча под нос и оглядываясь вокруг, будто черпая вдохновение прямо из окружения. Через десять минут она встала и начала мерить шагами лабораторию. Еще через десять подошла вплотную к дегенератору и продолжила изучать его строение. Еще через десять ее глаза расширились и стали похожи на блюдца.

– Деда, – сказала Элли замирающим голосом, – а эмпатодегенерация обязательно должна быть непрерывной?

Некоторое время Хьюберт не реагировал. Потом промычал с отверткой в зубах:

– В смысле?

– Я имею в виду, твой прибор может преобразовывать не эмоции во всякую ерунду, а наоборот?

Некоторое время он думал, потом медленно начал говорить:

– Чисто теоретически, если вставить шплинт А в гнездо Б, а затем…

В мгновение ока Хьюберт преобразился – он бросил сову полуразобранной, та лишь тихо протестующе ухнула, вытащил из шкафа ворох схем на листах огромного формата и начал там что-то править. Но спустя несколько минут его запал иссяк, а сам Хью закономерно спросил:

– И как нам это поможет?

В ответ Элли бросила деду всего одно слово, на что он, указав на исчерканные схемы, крикнул: «Работай!» и убежал из лаборатории. До девушки доносились только отдельные фразы:

– Может быть опасно… Гарри… Все привезет… Телефон… Вроде, в комнате…

А Элли опустилась на корточки перед кучей бумаги и пробормотала:

– Шплинт, значит. В гнездо. Ну да, я обязательно успею до атаки.

А потом сунула в уши капельки-«Синхи» и взялась за паяльник. Она не слышала, как Хьюберт до хрипоты о чем-то спорил с таинственным Гарри. Она не слышала, как дед вернулся в лабораторию и начал собирать искореженную сову. Она не слышала, как Берта, вместо обиженного уханья, начала возмущенно каркать. Но на очередной паузе между песнями, когда голос Линдеманна затих, а последний разъем был припаян, до Элли донесся звук шагов. Игрек и Рэт вернулись. С оружием в руках и очень злые.

На этот раз они не тратили время зря. Оба направили пистолеты каждый на свою цель и выстрелили одновременно. На возвращение гостей первой среагировала Берта. Ее старт был страшен. Воздух вокруг даже не задрожал – забурлил. Временные кабели, которыми ее подключели к измерительному стенду, с треском выскочили из раскрытой груди. Несколько элементов корпуса оторвались, еще больше обнажив внутренности, и со стуком упали на пол. Берта проскочила между Хью и Игреком прямо в момент выстрела последнего. Пуля скользнула по крылу птицы и прошла мимо цели.

Всего на одно мгновение зрачок Рэт скользнул вправо, чтобы оценить обстановку, но этого хватило – палец дернулся. Пуля, предназначавшаяся Элли, звякнула по корпусу дегенератора и разбила какую-то склянку у задней стены. Выигранного времени хватило, чтобы девушка успела скользнуть за громаду дедова прибора.

А Хьюберта спасла Берта. Она резко сменила направление и врезалась в грудь Игрека, приняв на себя еще несколько пуль. Пластины уже не защищали ее, и воинственный клекот перешел в неразборчивый хрип. Она рухнула на пол вместе со споткнувшимся врагом. Прежде чем погаснуть, ее глаза на несколько секунд вернули изумрудный цвет, и Берта произнесла свое последнее «Ух-х-х…»

Хьюберт крикнул нечто среднее между «Нет!» и «Берта!», рванулся вперед и упал на Игрека, воткнув все еще зажатую в руке отвертку ему в глаз. Игрек орал, глаз вытекал, смешиваясь с кровью, профессор продолжал наносить укол за уколом. Элли, увидев, как Рэт поворачивает дуло пистолета в сторону сцепившихся мужчин, издала визг, который сама считала воинственным кличем, и рванула вперед. Но Рэт сразу же развернулась обратно и опустила рукоятку пистолета на висок девушке. Удар пришелся вскользь: Элли успела поставить какой-никакой блок, но все же упала и беспомощно наблюдала, как ее противница вновь готовится стрелять.

Еще она успела заметить берцы наемников, стоящих у самых окон лаборатории. Они не пытались стрелять и не заходили внутрь, просто контролировали ситуацию. Впервые за ночь Элли почувствовала, как в углах ее глаз скапливаются слезы.

– Хью… – пробормотала она.

Дед не ответил ей. Он уже поднялся над трупом Игрека и спокойно смотрел в глаза Рэт. Дуло ее пистолета было направлено в лоб профессора. Женщина покачала головой и сказала:

– Я не буду ее убива…

Ее обещание прервал рев двигателя. Все повернули головы наверх. Обзор позволял увидеть, как, высекая искры из асфальта, черный мотоцикл скользит мимо стены дома, сшибая солдат, как кегли. Вслед за ним последовал кувырок высокого мужчины в черном плаще. Он зашвырнул в окно узнаваемой формы квадратную черную сумку, с криком «Доставка пиццы, motherfuckers!» достал два стареньких револьвера и открыл огонь по бандитам.

Первым пришел в себя Хьюберт. Ударом ноги он выбил пистолет из рук опешившей Рэт, рыкнул: «Ну же!» и из последних сил прижал противницу к стене, не давая ей помешать внучке.

Та же поймала упавшую сверху тяжесть и первые пару секунд даже не понимала счастья, которое на нее свалилось. Потом до нее дошло:

– Гарри, сукин сын!

Она рывком открыла сумку и стала доставать оттуда коробки с еще горячей пиццей. А затем каждую, уже без упаковки забрасывала в пасть дегенератора. Но ничего не происходило.

– В сеть… – сквозь зубы процедил Хьюберт, которого Рэт уже почти отбросила от себя.

– В сеть, дура! – Ударив себя по лбу, воскликнула Элли и подсоединила отключенные перед модификацией кабели.

Прибор загудел. Девушка обернулась к борющимся, но конфликт, похоже, истекал сам собой. Хью прекратил напирать на Рэт, а она смотрела на него совершенно иным взглядом.

– Помнишь Севилью? Может, зря тогда все закончилось?

– Я же старше тебя на сорок лет, – ухмыльнулся Хьюберт.

– Заткнись!

Она впилась поцелуем ему в губы, а Хью ответил ей с неожиданным жаром. Элли улыбнулась помимо воли:

– Любовь…

Девушка повернулась к дегенератору, от которого исходил аппетитный запах.

– Пицца…

Стрельбы больше не было слышно. Разом выключились уличные фонари. Над улицей повисла тишина.

– Дрезден…

Элли достала мобильник и щелкнула по второму номеру из списка быстрого набора. Ей ответили только после седьмого гудка.

– Привет, Майлз. Да, я знаю, сколько времени…

На полу дымились обломки Берты, вокруг трупа Игрека растекалась лужа крови. А за окном начинался рассвет. И массовая оргия.

Автор: Тающий ветер

Источник: http://litclubbs.ru/articles/9196-lyubov-picca-drezden.html

Ставьте пальцы вверх, делитесь ссылкой с друзьями, а также не забудьте подписаться. Это очень важно для канала

Важные объявления: