Кому нужна критика?
Вопрос из разряда задачек «Сколько будет дважды два?».
Ответ аналогично короткий – никому!
И то сказать: тех, кого критикуют, критика не волнует, поскольку Слоны на Мосек просто не обращают внимания. Логика Слонов проста: «Тявкают – значит завидуют».
Тех, кто не знает, кого критикуют (то есть о ком идет речь), критика не трогает, как не трогает информация о кариозном зубе чьей-то бабушки.
Тому, кто публикует критику на станицах своих изданий, – это скучно. Уровень критического письма сегодня напоминает записку ученика Васьки другу Кольке о прикольных колготках ученицы Верки.
И, наконец, тем, кто эту критику сочиняет… Вот! Вот, пожалуй, единственная категория человечества, которой до критики есть дело. Лучшие из этой ватаги радостно бьют по клавишам компьютера и представляют, как тот или иной их экивок будет смаковаться коллегами по творческому цеху. Озорники! Сорвиголовы (в меру)! Литературные шоумены, которых хлебом не корми – дай погарцевать на литературном плацу. За злобными приемами, за задиристой простотой стоит титанический труд. В каждой строчке клокочет азарт. И это правильно! В этом литературная привлекательность. Это поднимает узкую тему «критического письма» на высоту всеобщего (народного) понимания.
Но их, шоуменов, мало. Сегодня работать в поте лица немодно. Тяп-ляп – и в печать, а там хоть неси в сортир, хоть заворачивай жирную рыбу. Гонорар не пахнет. Высокой критики уровня В. Белинского попросту не существует, как не существует друзей среди конкурентов. Те, кто сегодня занимаются критической словесностью, – все это действующие «разносторонние литераторы» – поэты, беллетристы, публицисты. Ну кто из нас, скажите, положа руку на сердце, способен честно отзываться о конкуренте? Мало таких. Один-два пижона из числа самонадеянных гордецов! И все. Плюс – повальное приспособленчество нашего «аналитического корпуса». Скрупулезно разбирая творчество, скажем, Зайнаб Биишевой (в восторженном, конечно же, ключе), можно (для начала) встать с ней рядом, затем как бы ненароком сделать шажок вперед, а там и вовсе отодвинуть классика куда подальше – чтоб не путался под ногами.
И все же – в открытые двери! Попробуем вернуть Критике те ее атрибуты, ради которых она и замышлялась как литературный жанр. Покажем с математической точностью, что есть хорошо, а что – недопустимое безобразие!
У нас нет друзей и конкурентов, а значит, нет и шкурного интереса.
Итак…
Думай о хорошем
Его – хорошего – у нас гораздо больше, чем одиоза.
Вот женщина-поэт по имени Елена Маринич.
Четыре стихотворения, которые когда-то газета «Истоки» скромно приютила сбоку полосы (сразу и не заметишь!). Впрочем, и за это им спасибо.
Сияет мне в окошко пол-луны,
Рождая полугрезы-полусны.
Я просыпаюсь, я ищу ответ.
Но – полулунье! Все ни да, ни нет.
И, размышляя, поняла я вдруг,
Что часто друг – наполовину друг.
А враг, быть может, – вполовину враг.
Что полутьма – уже не значит «мрак»
И что живем мы все – и ты и я –
Полуобиды давние жуя.
И покупаем мы за полцены
Себе те вещи, что полунужны.
И полуявь сменяет полусон,
А полусмех похож на полустон.
Вот как надо писать! Это не заламывание рук дефективной институтки, которая путает личные дневники с поэзией. Браво, Елена! Вы – долгожданный огонек в потемках! Вы надежда российской словесности. Штурмуйте цитадели редакций и издательств. И да поможет вам Бог!
Теперь – по ранжиру.
Все нижеперечисленные имена выбраны таким образом, чтобы показать, где в нашем литературном многообразии есть работа критическому рубанку. Топор не годится. Что написано пером, то, как известно, уже ничем не вырубишь.
Литератор Марс Ахметшин. Его рассказы – это обычные житейские истории. Без внешних эффектов, без претензий на оригинальность. И все же Ахметшин читается, и читается с интересом. «Мягкий вы, дедушка!» – говорит Луке-Утешителю умирающая Наталья. «Мягкий, – отвечает Лука, – потому что жизнь много мяла». Про творчество Ахметшина можно сказать словами Натальи, героини пьесы Горького «На дне». Умиротворяющая, как башкирский напев, степенная, как поступь хозяина, ажурная, как нить кружевницы, – словесность Ахметшина рождает в душе чувство покоя. Одно ее портит – все созданные им герои словно живут на какой-то своей, изолированной от солнечной системы, планете. Гаяз, Анфас, Аклима, Сафия… А где же Джорджи, Фрицы, доны Педро? Понятно, что Ахметшину близки родовые имена, но писатель – не клерикал. От того, насколько он объективен, зависит и его писательский уровень. Допустим, Ахметшин берет пример с Гоголя – с его гиперспецифичных «Вечеров». Но в этом случае апологету башкирской культуры надо сочинять не «бытовуху», а сказки. В них, в сказках, что ни поп, то и батька. Что ни Вакула, то и кузнец. Но нам думается, что Ахметшин попросту мстит столичным славянофилам. Дескать, на каждого Ивана по Ниязу, и посмотрим, кто кого. Вряд ли Ахметшин с таким местечковым подходом может рассчитывать на общероссийскую популярность. А если он на нее не рассчитывает, то непонятно, зачем вообще садится за сочинительство – плох тот солдат, который не мечтает… Но еще хуже тот, который обособляет себя от своих товарищей отдельным окопчиком.
А поэт Владимир Денисов? Надо быть слепым, чтобы не заметить – за фамилией «Денисов» стоит Достоинство. Денисов – тонкий, умный писатель, который без брезгливости поднимает из мусорного ящика понятие «интеллигент». В этот мусорный ящик «интеллигенты» уронили себя сами, став в смутные для Родины времена либо продажными подпевалами Запада, либо бесхребетными идиотами. Денисов не таков. Его письмо, если предать ему некую визуальную образность, напоминает симпатичного актера Алексея Баталова – его героя (молодого физика-ядерщика) из фильма «Девять дней одного года».
Всегда приятно пообщаться с нефорсистым профессионалом. И как здорово, что у Денисова выходит в свет его очередная книга стихов и переводов. Хочется надеяться, что она не озадачит нас, как озадачило недавнее интервью (см. «Истоки» от 09. 04. 08), где Денисов поставил гения поэзии и пока еще живого классика Е. Евтушенко ниже полудиссидентского Пастернака, при этом флагман шестидесятников оказался в одном ряду с Н. Рубцовым.
А вот стихи Александра Шуралева. Образ неведомой белки, которая спрятала в дупло полена свой орех, – это сильно! К сожалению, большие стихотворные подборки удаются поэтам чрезвычайно редко. Шедевры – вещь штучная. Бывает, что и за длинную жизнь не наберешь на газетную полосу. Зря Шуралев гасит впечатление балластом.
Айваз Галяутдинов – молодой (во всех отношениях) литератор. О чем пишет – непонятно. Но старается. Все есть! И «Гарри Поттер», и секс на лыжах, и пиво с друзьями, и лошади на лестницах, и даже редкостный по нынешним временам Интернет. Нет только одного – сюжета. Впрочем, по мнению некоторых матерых «специалистов» (их имена опустим куда пониже), сюжет – это примитивизм. Поток сознания – вот единственно достойная цель литературы! С этой точки зрения Галяутдинов – звезда. И все же что-то нам подсказывает, что интрига художественной литературе вряд ли помешала бы. Где же ее взять, проклятую? Это вопрос! Во всяком случае, не в кафе и не в Интернете. И даже не на дискотечном танцполе. Есть смутное ощущение, что за интригой надо лезть на баррикады жизни. Не зря же в прежние времена писатели мотались по миру, как бомжи по помойкам. Было в этом что-то. Вот честное слово, было.
Кристина Андрианова – определенно восходящая звезда. Если со временем она перестанет умерщвлять руками своих справедливых женщин чуждых (пока) ее природе тупых воинов-мужчин, а также прекратит организовывать поединки двух подруг-ненавистниц с мечами-лучами, то из впечатлительной девушки получится неплохой стилист. Андрианова чувствует слово. Чувствует его вес и качество. В писательском деле это – половина успеха. Вторая половина к Кристине придет, когда она, уже в статусе молодой женщины, будет не только пересказывать любимые фильмы и книги, а расскажет, допустим, о самой себе. Душевно, по-простому. А если она еще и перестанет отвлекаться на совершенно бесперспективную для женщин поэзию, то ей вовсе цены не будет. Д. Донцову (хотя она и неважный пример) читает половина страны, а умную Ахматову – исключительно «засланные казачки» и ангажированные литературоведы.
Алмас Шаммасов – пока это только улыбчивый юноша, который обзаводится знакомствами в литературных кругах. Успехов тебе, Алмас. В нашем деле без связей – никуда. Но не забывай, что Шолохова ценят и любят больше, чем Фадеева, хотя Фадеев и был начальником писателей – председателем тогдашнего Союза писателей, а Шолохов всю жизнь прожил на казачьем хуторе (правда, со своим персональным самолетом). И еще! Проблем молодежи, о которых ты любишь порассуждать, не существует. Есть общечеловеческие проблемы. Делить человечество по возрасту, по национальной принадлежности, по вероисповеданию – зачем?
Реакция
Реакция на критику всегда одинакова – «А сам ты кто такой?» или «Да плевать я на тебя хотел (хотела)».
Это и понятно. Раз критика превратилась в пиар-технологию, то ни правды, ни рационального зерна в ней не ищи. И все же! Когда недруг хочет вас уколоть, он, как правило, затрагивает ваши наиболее уязвимые стороны. Не плевать в недруга надо, а задуматься. Уберечь хромоножку от балетной школы, а направить, может быть, в математику или к игре на скрипке, как Паганини, – вот задача непродажной критики. Ободрить неуверенных, поспорить о вечном – вот задача критики. Не нахваливать кунаков по принципу землячества, а сожалеть, что даже народные поэты делают ошибки.
Разве не ляпсусом было слово «наказанная» в блистательном философском восьмистишье А. Филиппова «Пчела»:
В меня пчела вонзила жало!
Взметнулись в небо два крыла.
Но нет! Пчела в траву упала.
НАКАЗАННАЯ умерла.
Какое труднопроизносимое, неудобное слово. В воздушном, легком стихе так и напрашивается союз «и». Скажем, «и в страшных муках» умерла.
Впрочем, не нашего ума это дело – додумывать за народных поэтов. Повторим лишь, что людям свойственно заблуждаться, а Великие – это не иконы, а одаренные богом работяги.
Разве не удивляет у совершенного Некрасова перечисление «Идет – по деревьям шагает»? Масло масляное – это же очевидно. Но гению об этом сказать постеснялись.
Или у Есенина:
О, возраст осени! Он мне
Дороже юности и лета.
Ты (кто, возраст или осень? – Е. В.) стала нравиться вдвойне
Воображению поэта.
На солнце есть пятна – научный факт. Но, думается, что солнце не сильно бы обиделось, если бы эти пятна с него исчезли. В конце концов, оно – солнце, а не тетрадка двоечника.
Словоблудие
Это наша общая беда.
Недавно мы спросил у знатоков редакторского дела, почему наши ученые, которым дают слово в периодической печати, говорят обо всем так сложно и так пространно. Никто не спорит – надо, так надо! Но популярные (массовые) тиражи – это не научный совет, не подиум академических прений. Не чувствовать этого могут лишь слишком ученые. В конце концов (если верить знатокам), великий химик Дмитрий Менделеев написал свою диссертацию так, что ее могла понять даже кухарка.
Самую сложную мысль можно высказать коротко и ясно. А там, где много и непонятно, – там всегда фальшь. Или, одним словом, – «словоблудие».
Поэтому закругляемся.
Евгений ВОРОНОВ, Кукушонок
Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!