- Етить-колотить! - Раздалось из сарая, и Полкан, дремавший в своей будке, бдительно приподнял уши. Ругань повторилась, и пёс, услышав хозяйский голос, предпочёл на всякий случай вылезти из будки.
В сарае раздался грохот досок, скрипнула тяжёлая дверь, и на улицу вышел Михеич. Нервно, с приругиваниями вполголоса он начал стряхивать со штанин опилки, и Полкан, чуя раздражение хозяина, поддерживающе тявкнул. Мол, что случилось?
- Ты чего? - Не проникся собачьим сочувствием Михеич. - Заберись в будку!
Сбрякала цепочка, Полкан шумно развернулся в своём тесном жилье и, улёгшись на пол, обиженно отвернул взгляд в сторону ворот, быстренько зыркнув по сторонам, не слыхал ли кто из соседских собак, с которыми он изредка обменивался новостями, как хозяин с ним обошёлся. И ведь не докажешь, что напрасно получил нагоняй.
Скрипнула дверь сарайки, и Полкан, повинуясь собачьему, от дефицита новостей, любопытству, нарочито непринужденно повернул морду.
Михеич скрылся и тут же выскочил со свежестроганной доской. Поставил её перед собой и, глядя в упор, снова выругался:
- Вот ты мне скажи, как можно было эдак опилить?
Полкан, убедившись, что во дворе, кроме Михеича и его, никого нет, принципиально не пошёл на контакт с хозяином, явно обращавшимся к нему. Что за дела? Сам в будку загнал, а теперь вопросы задаёт. Я почём знаю, чего ты там, дурак старый, опилил?
- Дурак старый!
Услышав едва подуманное из уст хозяина, Полкан опустил уши и вжал башку в пол, смекая, как такое может быть, но Михеич, приставив доску к стене сарая, уже бежал мимо будки к баньке, из которой, спустя пару минут, так же шустро проследовал обратно уже с новой доской.
Скрипнула дверь, завжикала ножовка, зашуршал рубанок, и Полкан расслабился. Но тревожные мысли не покидали его. Виданное ли дело, чтобы хозяин эдак с ним? Бывало за день-то не раз подойдет, сядет на скамейку рядом с будкой, папироску достанет и разговаривает с ним, где посоветуется, где новость какую расскажет.
Табачный дым в сырой день к самой земле жмётся, Полкан носом водит, вдыхает - не шибко приятно, но терпит, как будто на одной скамье с хозяином сидит и курит, слушая про международное положение или про то, как бабка Груня лавку заказала для внучат сладить.
И лавка рядом стоит - белая-белая, Михеич ладошкой оглаживает, с гордостью показывая Полкану, как скруглёны рубанком острые края досок, как выбраны в сидении прорези для ножек и как плотно те подогнаны - ни клея, ни гвоздя не надо. "Всё по старинке! Как батя учил!" - с мягкостью в голосе помянет родителя Михеич, так же мягко поглаживая по собачьей макушке, цепляясь застарелыми мозолями за чёрную шерсть.
Пёс вздохнул. Давно ли бабка Груня за лавкой заходила, и Полкан слушал её благодарности с гордо поднятой головой, ощущая причастность к таланту хозяина - вроде как из одной семьи они с ним... и радостно вилял хвостом, когда Михеич, показывая смятые бумажки, сунутые бабкой Груней ему в ладонь, сказал: " Будет и тебе сахарок!", уважив его собачью слабость.
А сегодня... Не успел Полкан приступить к анализу случившихся событий, как в сарайке снова загрохотало, и Михеич выскочил на улицу, шарнув со всей вари дверью по стене так, что та и вскрипнуть не успела.
А Михеич ходом направился прямиком к собачьей будке. Полкан замер. Да неужто это хозяин на него взъелся за Зинки медички шавку? Да, не стерпел вчера, так она сама виновата - вздумала его миску нюхать, а он себе на баловство оставил суп со стенок долизать. Ну, притявкнул, но ведь не кусил? Зинка больше крика подняла.
Михеич, широко расставив ноги, сел на скамейку и, оперевшись локтями на колени, заговорил:
- Вот ты мне скажи, Полкаша... - Пёс, ожидавший упрёков в свой адрес, счастливо высунул язык и тихонечко скульнул, мол, ага, говори, чего сказать, всё скажу, хозяин! - Как не курить, кады всё из рук валитсы? Я ить курю-то не для скусу! Кады чаво подумать надоть, прикинуть. А ну где чаво не выходит, приду вот, посижу с тобой, подымлю, решенье само и приде'т. А она говорит: нельзя вам, дед Михеич, курить, сердце надсажаете. Оно, конечно, сердце у меня изношено. Двоих сынов война забрала, дочку схоронил. Старуха моя управилась, а я вот живу ишо. Но так выходит, Полкашенька, что без куреву-то и гроб себе не изладить. - Пёс сызнова растаял, услышав приветливое. - Видал, как доску-то пазганул? Окоротил на нерьвах. - Полкан понимающе кивнул. - Неее, Зинка. Кому курево во вред, а мне без яво хужее только!
Полкан благостно сложил лапы под щёку и придремал, слушая молчаливое дыхание Михеича и втягивая мокрым носом знакомый, сближавший с хозяином, запах... Не шибко приятно, но без курева-то никуды...