Анна Васильевна Тимирева, урождённая Сафонова — дочь Василия Ильича Сафонова (1852-1918 гг.), известный в истории русской культуры как «выдающийся пианист, педагог, дирижёр, один из директоров и инициатор постройки нового здания Московской консерватории».
Историки искусств пишут, что он «оставил яркий след в истории не только русской, но и мировой музыкальной культуры. Его многообразная, кипучая просветительская и организаторская деятельность до 1905 года развивалась по преимуществу в Петербурге, Москве и на периферии, после 1905 года — главным образом за рубежом: в странах Восточной и Западной Европы, в Америке, где он в 1906-1909 годах был директором Нью-Йоркской консерватории и дирижёром филармонии.
Значение созданной им системы музыкального профессионального образования и влияние его педагогической школы явно ощущаются и в наши дни».
Пётр Ильич Чайковский приглашал его в Московскую консерваторию. Ему содействуют и помогают: С. Танеев, А. Гольденвейзер, С. Рахманинов, А. Скрябин, Н. Римский-Корсаков, М. Ипполитов-Иванов, А. Аренский, А. Дворжак, К. Сен-Санс, А. Нежданова, Л. Собинов, Ф. Шаляпин, К. Станиславский, Р. Глиэр, А. Глазунов... «Сафоновская» страница — одна из ярчайших в истории Московской консерватории.
Детство Анны Васильевны осенено великими и громкими именами — «Кажется, всё это приснилось. А ведь это было...» — задумчиво говорила она.
Родилась Анна в Кисловодске. А детство её прошло в Москве, в здании консерватории. Из молодой девушки очень скоро сформировалась светская дама. Жена адмирала, тогда ещё капитана 1-го ранга, Тимирева.
Александра Васильевича Колчака она впервые увидела в Гельсингфорсе на вокзале. Восторженные флотские дамы зашушукались: «Смотрите, смотрите — Колчак — Полярный!»
По перрону, ссутулившись, шёл высокий моряк. Друг Макарова и Нансена, организатор экспедиции по поискам экспедиции Толля, известный полярный исследователь, храбрый офицер. Колчак был в зените славы.
Знакомство состоялось на званном обеде.
В историографию ещё только начинал вводиться ценный исторический документ — дневниковые записи вице-адмирала Колчака, охватывающие период с февраля 1917 года по март 1918 года (Звание адмирала Колчак получил из рук так называемого омского правительства указом от 18 ноября 1918 г.). История этих двух тетрадей, содержащих 243 страницы убористого текста — сама по себе фабула остросюжетного романа. Исследователь Б. Ф. Федотов в «Историческом журнале» восстановил сложный путь, пройденный этим документом, прежде чем он смог стать достоянием науки:
«В январе 1920 года, когда вопрос о выдаче «верховного правителя» Иркутскому политцентру был предрешён, Колчак передал их полковнику А. Апушкину, предоставив ему право распорядиться ими по своему усмотрению. Апушкин продал рукопись в 1927 году за 150 долларов так называемому Русскому заграничному историческому архиву, находившемуся в Чехословакии. Незадолго до того, жена Колчака, Софья, пыталась было оспорить право Апушкина на рукопись, но доказательств своей правоты в третейский суд она не представила. В 1945 году тетради Колчака вместе с другими материалами, переданными в дар Академии наук СССР правительством Чехословацкой республики, поступили в Государственный архивный фонд СССР».
Дневники А. В. Колчака написаны в форме писем к А. В. Тимиревой. Очевидно, что к человеку незнакомому, или даже не очень близкому — в эпистолярном жанре не обращаются.
Б. Ф. Федотов характеризует дневники таким образом:
«Свои записи Колчак вёл в эпистолярной форме. Это заурядные по своим мыслям и стилю частные письма, адресованные преимущественно некой А. В. Тимиревой, которые, однако, Колчак и не думал посылать. Последнее обстоятельство даёт основание условно относить их в категории «дневника». При источниковедческой оценке записей приходится учитывать, что они адресовались, как правило, конкретному лицу, к которому Колчак был неравнодушен. Должны быть приняты во внимание и личные качества автора, не отличавшегося недостатком ни честолюбия, ни упорства при достижении своих целей. Все это, вместе взятое, не могло не наложить на содержание записей сугубо личный отпечаток».
Таким образом, создаётся весьма смутное и нереальное представление об этой женщине, и её роли в жизни Колчака. Тем более, что Б. Ф. Федотов почему-то решил повторить, не отнесясь к ней критически, собственно ту неправду, которую сказал Колчак на допросах: «А. В. Тимирева (урождённая Сафонова) до Октябрьской революции проживала в Ревеле и Петрограде — пишет исследователь — с конца 1918 г. — переводчица отдела печати при управлении делами «Совета Министров» и «Верховного Правительства» в Омске».
Между тем, свидетельства самой А. В. Тимиревой чрезвычайно ценны. Она была гражданской женой А. В. Колчака, прошла с ним весь путь после появления его в России, и находилась при адмирале до последней его минуты, ещё оставалась некоторое время в иркутской тюрьме и после его расстрела.
В августе 1917 года Колчак и Тимирева расстались, чтобы вновь встретиться уже в Харбине. Но это случилось несколько позднее. А пока... Пока шёл 1918 год. Муж Анны Васильевны, адмирал Тимирев, был уже в отставке. Но весной 1918 года ему предложили поехать во Владивосток — «Для ликвидации военного имущества». Обстановка в пути была тревожной. Старая Россия разваливалась. В Сибири формировались чехословацкие легионы.
В Хабаровске поезд стоял долго. Ехавшая в купе с Тимиревыми девушка предложила осмотреть город. На центральной улице Анна Васильевна лицом к лицу столкнулась со знакомым по Ревелю морским офицером.
— Откуда вы здесь? Что делаете?
— Пробираюсь в Харбин. Там — Колчак... Нужно всё начинать заново.
Во Владивостоке она не выдержала: пошла к английскому консулу и попросила переслать письмо Колчаку. Они встретились. Через несколько дней они оказались с Колчаком в Японии. Анна Васильевна поселилась в Токио. В гостинице.
С начала июля 1918 года она стала фактически женой Колчака. В Сибирь Колчак отправился один, попросив задержаться её («пока всё не образуется») в Японии. В конце ноября 1918 года она приехала в Омск. Поселились они на набережной Иртыша.
Начался период колчаковщины... Понимала ли она, с кем находится рядом?
Сейчас трудно на это ответить с полной очевидностью. Тем более, что тогда «светские» интересы преобладали, судя по всему, у неё над всеми другими. И вот — крах.
Тимирева вспоминает: «О том, что Колчака арестуют, нам сообщили минут за двадцать до этого... Александр Васильевич обнял меня и строго сказал: «Сейчас нет времени на споры и разговоры. Немедленно покидай поезд и уходи». Я возразила решительно: «Мы ехали вместе, судьбу делили вместе. И я никуда не пойду...» Через полчаса за нами пришли».
И — новые детали: «Я находилась в 11-м корпусе иркутской тюрьмы. В одной камере и Гришиной-Алмазовой, женой министра финансов. С Колчаком нам разрешали иногда совместные прогулки. Три недели каждый день шли допросы. Меня в тюрьме никто не держал. Наоборот, несколько раз предлагали отправиться на все четыре стороны. Я отказывалась. Мне было всё равно, что со мной случится. О бегстве за границу я и не помышляла. Гришина — та быстро оказалась за кордоном. Даже выпустила там какую-то книжонку «об ужасах в советских тюрьмах». Но всё это беспардонная чепуха. Обращение с нами было в высшей степени предупредительное».
В ноябре она вышла за ворота тюрьмы. Нужно было начинать жизнь заново. Всё — с нуля. С переоценки и переосмысления и прошлого, и настоящего, и будущего.
После сталинских лагерей, где она отбывала свой срок вовсе даже не за «связь с Колчаком», а по какому-то совершенно абсурдному обвинению, Тимирева осела в тихом волжском городке Рыбинске. Зарабатывала на жизнь тем, что консультировала костюмеров местного драмтеатра, как шить и носить наряды великосветских дам — героинь классических пьес. Потом ей разрешили поселиться в Москве, но в Рыбинск она приезжала по старой памяти, где в 1961 году, зайдя в церковь, с ней встретился ярославский протоирей на покое отец Борис, Борис Георгиевич Старк. Вот что он говорил: «В тот год я окормлял приход в Рыбинске. Однажды, когда после богослужения все прихожане разошлись, я заметил немолодую, со вкусом одетую женщину. Она ставила свечи у образов. Лицо её показалось знакомым... Разговорились... Выяснилось, что женщина хорошо знала мою мать, урождённую Развозову. В памяти 7-летнего мальчика, из семьи адмиралов Развозова и Старка, (а сейчас отца Бориса в пышном священном одеянии, который не так давно вернулся из эмиграции, из Парижа) — осталась молодая красивая женщина, которую я часто видел в гостях у бабушки. Про неё говорили, что она одна из самых красивых женщин Москвы...».
Не доверяя детской памяти, осторожно спросил собеседницу:
— Простите, а не знавали ли вы некую Анну Васильевну Тимиреву?
Женщина невесело усмехнулась:
— Я и есть Анна Васильевна...