Случайные мысли о всеединстве, всемстве и моноантропизме

У Франкла мы находим идею моноантропизма, идею, которую он соотносит по значимости с возникшей когда-то идеей монотеизма. И, конечно же, хочется тут же сопоставить её с идеями Соловьёва и тех, на кого он повлиял – с метафизикой всеединства. И когда это, с налёта, происходит, отказать от этого, казалось бы, конструктивного синтеза не так-то легко. Ведь схожесть движения мысли тут очевидна.

Но Шестов пишет о том, что истина, то есть экзистенциальная истина, открывается лишь эмпирическому личностному человеку, а не всечеловеку. Действительно, во взаимодействии между собой всех, абсолютное единство является либо абсолютным тоталитаризмом, либо абсолютным же конформизмом. В этом единстве теряются черты самости, индивидуальности. Конечно, если представить это, как некий хор, то можно говорить о том, что каждый вносит в исполняемое всеми произведение свой уникальный голос. Но и в машине каждая шестеренка разного размера, а тем не менее – всего лишь шестеренка в машине.

Поэтому возникает вопрос: следует ли искать корни идеи моноантропизма во всеединстве?

Всё имманентно всему, как бы говорит нам Соловьёв. Даже Бог единовременно имманентен и трансцендентен творению. Например, не-сущего нет, но оно своим отсутствием проявляет себя в сущем, будучи его пределом, иначе все сущее было бы беспредельно во всем. Поэтому, Прокл говорил, что предел божественнее беспредельного. И между уровнями бытия всегда есть генады, даже если таковой генадой выступает человек. Но все это – лишь констатация факта. Всеединство, в таком случае, уже достигнуто, и ни к чему человеку на практике осуществлять его, если оно всегда есть онтологически.

То, о чем говорит Франкл следует понимать, как некую структуру, элементы которой связаны между собой сотрудничеством, пониманием и любовью, а лучше сказать – интенциями к ним, настроенностью на них, так как в полной мере это неосуществимо. Иными словами, идея Франкла не онтологична а коммуникативна.

Какова же тогда идея Соловьева? Имеет ли она отношение к моноантропизму, что означало бы непонимание её Шестовым, или же, напротив, она чисто онтологична, и может рассматриваться исключительно в онтологическом, платоническом ключе?

Или же, разница в том, что Соловьёв говорит ведь не просто о всечеловеке, но о богочеловечестве? Может быть в этом заключается вся суть?

Как бы там ни было, моноантропизм Франкла, в связи ли с платонической онтологией Соловьёва, или без таковой, практичен: он вырастает из практики и трезвого экзистенциализма, и он же имеет значение для практической жизни людей. В отношении же остальных вопросов, я, поставив их, до времени умолкаю, так как Соловьёв ещё требует экзистенциального прочтения, тогда как Франкл и Шестов – нет.

Но ведь часто оказывается гораздо важнее поставить вопрос, чем дать на него скоропалительный ответ. Мы помним, что во всеобщую сизигию Соловьева входит Бог. Насколько Он важен для моноантропизма, и важен ли? Думаю, русский Платон вряд ли мог иметь ввиду всемство, там, где говорил всеединство.