Посмотри на неё, посмотри из воронка,
приблизив лицо к стеклу за стальными прутьями,
посмотри на неё: отныне она легка,
некогда грузная,
посмела разуться
(что скажут соседи — неважно),
она бежит босиком по влажной траве,
её ноги в синих узлах натруженных вен
целует трава.
С балконов свесилась плесенью пятиэтажка,
двор кружится в валь-се
воробьиного гвал-та...
Она летит, развевая волной рукава
просторной вязаной кофты,
её торжественный профиль
устилает шёлковая река золотистых волос,
её вздёрнутый нос
ныряет в эту волну, и она смеётся
землянично губами, на ямочки сдобных щёк
ловит солнце.
После дождя свежо.
С крыш поднимается пар
Её шаловливые пятки
погружаются в чернозём свежевскопанной грядки
комья земли ей кажутся виноградом
пьянящие па
легчайших стремительных пальцев
сочно поют...
А то, что на носилках несут,
накрыв простынёй, да нет же, там не она,
там груда тряпья, обрывки хмельного сна...
Она по асфальту
подходит, почти невесома, и через стекло
ты чувствуешь её ласковое тепло,
она проводит рукой (так нежно), гладит лицо,
ты слышишь: «сынок, не бойся».
Она прощает, прощается, вот и всё.
(Ей не было больно
виском об угол стола).
Голуби по чердакам. Плывут облака.
Ревёт мотор отъезжающего воронка.
В пустой квартире хлам,
пыль, блики солнца, по углам стеклотара,
фотографии старые,
на которых мама,
молодая смешная, в синем платье в горошек,
и слёзы дорожки
чертят по твоим небритым щекам.
«...Мой бедный сыночек,
не плачь, лучше вспомни меня, я была так легка...»