История, та, что с большой буквы, складывается из крохотных, порой не заметных для окружающих, историй.
Отрез этот имел свою историю.
В сорок седьмом вернулась Алефтина из эвакуации. Вернулась, чтобы остаться одной в просторной трехкомнатной квартире на Петроградке. Отец с матерью умерли в блокаду. Похоронку на мужа она получила еще в сорок первом, ополченцы обычно много навоевать не успевали. Маленькая дочка сгорела от пневмонии в эвакуационном эшелоне, осталась на какой-то безымянной станции за Ярославлем. В отсутствие хозяев стояла квартира пустой и нетронутой, никто не взломал дверь, никто не позарился на их имущество, самой ценной часть которого была швейная машинка Зингер. Настоящий Зингер, немецкий, купленный ее матерью на барахолке в голодном Петрограде в девятнадцатом году. Эта машинка и, конечно, руки ее матери, руки умелой портнихи, не дали им тогда умереть с голоду. В блокаду Алефтина с матерью продавали все, что могли, меняли на продукты: туфли, платья и пальто, сережки и кулончики, книги из обширной, еще дореволюционной библиотеки. Но машинку не трогали. Нельзя.
И вот теперь, вернувшись домой, Алефтина вытащила на свет божий машинку, аккуратно протерла тряпочкой, смазала ее механизм, и принялась шить. Это она умела делать гораздо лучше, чем разбираться в делопроизводстве, которым занималась в эвакуации в конторе танкового завода нового города Чирчик. В квартире своей она недолго оставалась одна. Уже через три месяца управдомша привела сюда подселенцев. «Прости, Алефтина. Ну что я могу? — развела она руками. — Не положено, сама знаешь». Но в благодарность за перелицованное пальто, совсем как новое теперь, да и просто по доброте душевной, оставила она за Алефтиной самую большую комнату, двадцать три квадратных метра. А в две другие вселила не абы кого — молодого бравого полковника, вся грудь в орденских планках, и его жену, стройную яркую брюнетку с пунцовыми крашенными губами, тоненькими выщипанными бровками и ухоженными ногтями. И не скажешь, что прошла эта красотка полвойны, да не где-нибудь, а в санитарном поезде фельдшерицей. И будущего мужа своего встретила именно там. Сама под бомбежкой грузила в вагон носилки с обмотанным кровавыми бинтами телом.
Нинель, так ее звали, и имя это очень ей шло, была женщиной, веселой, шумной, звенящей. Она словно пыталась забыть, вытряхнуть из себя полностью все воспоминания о войне: ведь закончилась, проклятая, все — мир. Мир навсегда, и значит, надо радоваться каждый день. Дальше только счастье. У них постоянно собирались гости: застолье, патефон, танцы. Красиво одетые женщины, степенные мужчины. Алефтина видела, что публика не простая. Именно Нинель устроила Алефтине новую клиентуру. Теперь уже не надо было перешивать старые тряпки, перелицовывать пиджаки и брюки за копейки. Теперь у нее появились совсем другие заказчицы. С другими запросами и другими возможностями.
Этот зеленый шелковый отрез, явно из немецких трофеев, принесла одна из приятельниц Алефтининой соседки — артистка, жена какого-то исполкомовского чина. Алефтина только успела снять с заказчицы мерки да обсудить будущий фасон. А через пару дней Нинель постучалась к Алефтине в комнату. Она явно была не в себе: огромные провалившиеся темные глаза, бледное до синевы лицо, неприбранные волосы. Куталась в шаль, обхватив себя руками.
— У вас что-то случилось, Нинель Игоревна?
Та помотала головой:
— Пока нет. Не у меня. У Лены...
«Кажется, она про свою подругу, ту что собиралась шелковое платье шить», — подумала Алефтина, и не ошиблась. Ее муж был арестован. И сама она куда-то пропала. А через три месяца исчезли и соседи из квартиры: и полковник, и его жена. Время раскручивало молох «Ленинградского дела».
Но все это мало касалось портниху. Исчезали одни заказчицы, появлялись другие. Нужно было снимать мерки, кроить, шить, и не разговаривать ни о чем кроме фасона и материи. Это было надежно.
Вот только следующие соседи были не столь презентабельными. Сначала семейка какого-то спекулянта, да в придачу к ней отставной майор, бабник и пьяница. А этих со временем сменили лимитчики с быстро родившимися младенцами и многочисленной, постоянно наезжающей в гости родней. Квартира, в которой Алефтина выросла под стук швейной машинки среди разноцветных материй, старых книг и еще дореволюционной мебели, со временем превратилась в заурядную коммуналку. Ох уж это время. Виноватое во всем, безжалостное время.
А шелковый отрез остался лежать в ящике тонетовского комода. И долгие годы ждал своего часа. Дождался.
Ю_ШУТОВА Отрывок из книги "Реки текут к морю".
До и Дальше здесь .
Постоянно обновляющийся текст книги Ю_ШУТОВОЙ "Реки текут к морю" можно # читать на ЛитРес .
Самое популярное на канале :
Русский кот во Франции - птица вольная. Ни замки, ни заборы его не остановят
Невыносимое счастье первой любви
У французской пары не было детей, и они взяли их в советском провинциальном детдоме
Большая стирка в Кастелламмаре и сарацинская башня в Вико-Экуэнсе
Урок географии