Бог гитаристов, бродячее междумирье, вечное нежное небо, а вы не спите. Раз от дождей зашкаливают промилле — бог гитаристов хочет вернуться в Питер.
И мы сначала учимся уживаться, но потихонечку мокнем и привыкаем.
Бог гитаристов, эй, не жалеем пальцы, звуки слетают со струн и лежат на камне.
Мимо торопятся люди, гудят моторы. Внутренний город разрушим, потом построим.
В городе вдруг появляются мушкетёры, возле моста в чёрных куртках гуляют тролли.
Бог гитаристов, на правой руке Пикассо, рваное мягкое облако светлой рати,
не позволяет поэтам платить на кассе. Господи, сколько ты сердца на нас потратил.
А по-другому, наверно, и не бывает. Странно цепляясь за тучи железным рогом,
мимо, напившись стихами, звенят трамваи, глупые, просто не знают, что мимо бога. Может, и знают, но делают вид как будто, может, им надо, они заблудились в буре.
Бог гитаристов, идущий счастливый Будда, любящий нас. Ещё пиво. И хачапури.
Дом далеко. Ощущение, что мы дома. Дом — это, правда, не стены, а что-то ближе.
Бог гитаристов, печальный барон и Томас, вновь вечерами играет коту. Кот рыжий.
Рыжий и толстый, мурлыкающий как солнце. Просто живи, и вообще никого не слушай.
Ветер лежит на крыле, и крыло трясётся.
В птице растут самолётные наши души, в памяти тонут, во сне и в салонном иле.
Бог гитаристов. Улыбка, глаза, аккорды.
"Мы тут, короче, бро, в Пулково, приземлились. То есть мы здесь. На созвоне. Конечно, скоро".
Время до встречи становится всё короче — звонко твердят позывные апрельских раций. Ты вот, Москва, береги, что ли, бога очень.
Нам ещё с богом концерты. И обниматься
У молчаливых царей под петровской сенью.
Бог гитаристов. И вербное воскресенье.