Я являюсь давним и принципиальным противником демократии в современной её форме. Вернее, в последней. Потому что у меня есть теория, что демократия прошла уже свою крайнюю точку и сейчас, в соответствии с законами диалектики, движется в противоположную сторону, отрицая самоё себя.
За примерами далеко ходить не надо. Достаточно посмотреть на Европу.
Мне могут сказать “Да как ты смеешь?” Смею. Вспомним, что демократия это не панацея. В результате демократических выборов 90 лет назад в Германии пришёл к власти человек, который вверг мир в чудовищную бойню. В той же самой Германии спустя 90 лет отменяют результаты выборов, где по демократическим законам побеждает партия, которая не нравится истеблишменту. Результаты безудержной демократии в действии мы наглядно видим в странах, несших миру свет этой демократии..
На сайте “Рука Кремля” у меня был цикл статей про деградацию демократии. Суть такая, что с неизбежным расширением базы электората, происходит закономерное падение его условного качества, что влечёт за собой деградацию демократических институтов, включая деградацию элит вплоть до высших выборных должностей.
Достаточно посмотреть на фотографии первых лиц европейских государств. Особенно мне нравятся Олланд и Макрон. Последний в компании с ммм...Ну, вы видели эти фотографии… полуобнажённые полувозбуждённые представители... Короче, вы видели эти фотографии.
“Большинство правит”. Это – принцип и лозунг демократии.
Но означает ли это, что “Большинство право”?
Что такое большинство?
Для выборов достаточно, чтобы было больше 50%.
Чтобы было совсем хорошо и приятно, чтобы были искренние улыбки в камеры, наверное, желательно, чтобы было 75%.
Люди, знакомые с организацией бизнеса, знают правило 80-20.
Дзен мне говорит, что меня не одобряют 82% посетителей.
Пусть будет 80%.
Итак, чисто волюнтаристски, принимаем большинство как 80%.
Кто входит в это большинство?
Возьмём мою недавнюю статью на Дзене с упоминанием Евтушенко.
Мне оставили комментарии люди, которые говорили про “сдёрнувшего, когда запахло жареным, космополита” и люди, которые говорили, что это только географический показатель.
Люди, которые вспоминали его строчки, и люди, которые, основываясь на каких-то источниках, называли его приспособленцем и конъюктурщиком.
Люди, которые просили объяснить простыми словами, что же было написано в статье, и люди, с которыми я обменялся мнениями по существу вопроса.
Те, которые говорили, как надо делать, и те, которые говорили, что так делать как раз не надо.
И как быть?
Один человек – один голос. Это принцип демократии.
И каждый голос равноценен.
Мой и моего соседа.
Того, кому надо объяснять простыми словами и кому это не нужно.
Директора завода и грузчика.
Академика и бездомного.
Того, кто платит в бюджет налоги, на которые содержатся (к примеру) пять солдат или несколько пенсионеров. И того, кому государство выплачивает пособия.
Эти голоса правда равнозначны?
Они правда имеют одинаковую ценность для определения курса развития государства?
Что такое большинство?
Это – среднее. Если вы собрались сейчас спорить, то не надо. Я знаком с терминологией. Для целей этой статьи примем, что это – среднее. Можно сказать, что это – суммарный вектор.
Знаний, образования, опыта, умения, представлений о жизни.
Академик и неполное среднее. Складываем, делим. Получается выпускник ВУЗа. Неплохо.
Анафилактический шок и царапина на коленке. Вот тебе аспирин и не отвлекай занятых людей. Здоровое у нас население.
Безработный и из списка Форбса. Да хорошие у нас зарплаты, чего вы?
Слесарь шестого разряда, двадцать лет на прецизионном оборудовании и выпускник школы, которому под конец смены доверяют протереть тряпочкой ручки на станках. Недвижущиеся, чтобы не сломал. Квалифицированные у нас кадры, нормально.
Делим. Уравниваем. Срезаем выступы. Закатываем в бетон отличия. Как я писал ранее, идеально ровная поверхность – вот мечта для бюрократа и для системы. Безжизненное поле без ненужной стохастики, индивидуальности и всплесков.
А значит и без движения.
Причём в системе “Условный безработный и условный человек из списка Форбса”, для демократии важнее условный безработный. Потому что их больше. И, при условии “один человек – один голос”, на голосовании они вкладывают в “суммарный вектор” больше и, соответственно, определяют его направление и модуль сильнее.
И если нужно расширять электоральную базу, надо смотреть в ту сторону, а не в другую.
К тому же, в качестве дополнительного бонуса, “та сторона” гораздо легче управляется и манипулируется.
Это те люди, которым необходимо и достаточно, чтобы было просто и ясно.
Простые и ясные решения. Чёткие объяснения. – Почему бензин дорожает? – Вот по этому. – А, понятно, так бы сразу и сказал.
И всем удобно. И комментаторам и аналитикам не надо, морща лоб, писать про то, что в отсутствие прямого военного поражения только внутренние факторы имеют определяющее значение в чём-либо. Да хоть в попытках выражения недовольства. А внешние – лишь постольку-поскольку.
– Это ты чего тут сейчас написал? – Извиняюсь. Погорячился. Это Америка во всём виновата. – Ну вот, другое дело. Но смотри, впредь аккуратнее будь.
Это те, которые поднимают руки на митингах и собраниях, требуя сурово покарать и выражая поддержку курсу.
Кого покарать? Какому курсу?
– Чего ты спрашиваешь? Что за вопросы? Уж не враг ли ты? Голосуй, давай!
И все аплодируют стоя, внимательно глядя на соседей, чтобы, не дай Бог, не опустить руки раньше других.
И если вы не знаете, про что я, то вы родились не в то время.
Мне бабушка рассказывала про свою подругу молодости.
У неё не было музыкального слуха. Вообще никакого.
А на собраниях могли заиграть “Интернационал”. А могли заиграть что-то другое.
А разница была в том, что под “Интернационал” надо было вставать. А под другое – нет. А объявляли не всегда.
Да и уровень оркестров… Пока поймёшь, что то, что доносится из труб, это “Интернационал”, а не “Вы жертвою пали в борьбе роковой”...
Мало ли, какое у музыкантов сегодня настроение. Чего пристали?
Они же тоже средние. Не на балалайке, конечно, но и не из филармонии.
И она всё это время следила за другими.
Тут дело такое.
Раньше встанешь, плохо.
А позже – ещё хуже.
“Да здравствует демократия!”
Это значит, “Да здравствует большинство”!
Это значит, “Да здравствует среднее”!
То есть, “удовлетворительно”. Не то, чтобы “неуд”, но и не “отлично”. И даже не “хорошо”.
Смешиваем белую и чёрную краски. Что получается в среднем?
И вот теперь, переходим к паре прекрасных примеров, которые я приберёг для тех читателей, кто добрался до этого места.
Перенесёмся в революционную Францию.
Если можно назвать буквально несколько имён, благодаря которым человечество находится на нынешнем уровне развития, то имя Лавуазье будет среди первых.
Его имя выбито на Эйфелевой башне, в его честь вручаются премии и медали.
Он, по сути, сделал из того болота, в котором находилось современное ему знание то, что мы сейчас называем “наука”.
Но он попал в революцию.
А революция, как известно, сжирает. И не только своих детей, но и многих, кто оказался рядом.
Лавуазье был арестован.
Дело в том, что помимо работы в лаборатории, он ещё (так случилось) занимался сбором податей.
То есть, слуга режима и эксплуататор.
Можно сказать, сатрап.
Он был приговорён к казни. Понятное дело, а что вы хотели?
Его жена бегала по друзьям и ученикам.
Ну вы что, право, вы действительно считаете, что кто-то мог подписать бумагу? Тут ведь какое дело. Против самого Лавуазье мы, конечно же ничего не имеем, хотя он и оказался скрытым врагом, но видите ли… Да и органы у нас зря никого не сажают.
Но ей всё-таки удалось собрать несколько подписей под прошением (*).
Каковую бумагу она и принесла судье.
Судья сказал, что Франции не нужны учёные.
Лавуазье пошёл под гильотину.
Вряд ли мы сейчас сможем вспомнить имя этого судьи.
Кстати, как и имена судей Галилея. Да и других.
Мы зато знаем, сколько свеч ушло во время его процесса. Так секретарь записал. Потому что это важно.
Но мы знаем имя Галилея.
Как и имя Лавуазье.
А их судей… Те, которые средние. Которые большинство…
То, которое на митингах и собраниях единогласно поднимает руки…
А вы знаете, как трудно не поднять руку со всеми вместе?
А потом, на вопрос “кто против”, поднять свою?
На виду у всего зала. Когда передние, следуя взглядам из президиума, оборачиваются. А сидящие рядом, старательно смотрят ровно перед собой.
И держать эту руку.
Одному.
И смотреть в глаза председателю, секретарю и членам президиума на сцене под лозунгами, которые внимательно изучают сидящие рядом с вами?
Не пробовали? Или не знаете?
Тогда подождите пока комментировать. Потому что я знаю. Тогда, конечно, время было не то, уже другое. И я не могу сказать, смог бы я так сделать лет, скажем, за тридцать до того. Потому что в таком случае я вряд ли бы сейчас делился с вами опытом. По причине возраста, а не по тому, что вы подумали. Хотя, возможно, и по этому тоже.
Расскажу ещё один пример.
Это сейчас отечественная школа генетики ничего особо выдающегося из себя не представляет.
Но так было не всегда.
Менее ста лет назад это была сильнейшая школа с мировыми именами.
Я хочу рассказать про человека по фамилии Вавилов.
Вернее, не про него самого.
И не про его научную и общественную деятельность.
Я хочу рассказать один только эпизод.
В экспедициях практически по всему свету он собрал ценнейшую коллекцию мировых семян.
Потом, кстати, эту коллекцию сохраняли в блокадном Ленинграде сотрудники его института.
Они умирали с голоду, но не притронулись к научному достоянию.
Это в качестве иллюстрации.
Так вот. Вавилов был арестован.
Дело в том, что он скептически отзывался о деятельности некоего “народного академика”, едва окончившего начальные учебные заведения, но обещавшего поднять урожаи и накормить голодное население.
Читатели, знакомые с историей генетики в Советском Союзе, знают, что то, что за этим последовало, можно назвать только одним словом. Разгром.
Со сроками, отставлением от должностей, казнями и самоубийствами.
По сути, отечественная генетическая школа перестала существовать. Потом её остатки приняли под своё крыло физики. Физикам было можно. Они делали ядерный щит страны и им позволялись некоторые вещи. Но это было много позже.
А сейчас Вавилов арестован и перед следователем лежит дело.
А в деле – записи и дневники из экспедиций Вавилова по земному шару.
Кем там был этот следователь?
Лейтенант?
Чёрт его знает. Пусть даже майор.
Но он распорядился уничтожить эти записи и дневники, как не представляющие ценности.
В самом деле. Каракули какие-то.
Потом (и до этого тоже) были другие имена.
В результате у нас школа генетики там, где она есть.
А Вавилов…
Кстати, любопытная деталь.
В тот год, когда Вавилова арестовали, в СССР должен был состояться международный конгресс генетиков.
Вавилов там должен был председательствовать.
Понятно, что конгресс не состоялся.
Он состоялся на следующий год.
В Англии.
Во время конгресса кресло председателя было оставлено пустым.
Так мировое научное сообщество отдало дань уважения Вавилову.
Как, говорите, фамилия того лейтенанта? Ах, да… майора.
Чёрт его знает.
Большинство право, говорите?
То есть, среднее.
Чтобы не “неуд”, но и не “хорошо”...
Белая и чёрная краски, смешанные вместе.
Ну-ну.
– Ты это. Намешал тут всё в одну кучу. Не путай демократию с тоталитаризмом! Тогда время было другое. Диктатура пролетариата и усиление классовой борьбы.
А в чём разница, если и там и там у нас правит бал “среднее”?
Только роли разные. Хотя, тоже не факт.
А как это называется...
Нет, я понимаю. Сейчас, конечно, не расстреливают.
Времена не те.
Но от должностей отстраняют.
Не верите?
Ну посмотрите за океан.
И посмотрите, что там делает большинство. И как трудно единицам противостоять этому большинству. Да что я говорю… Уже никак не противостоят.
Думаете, в России так невозможно и такого не будет?
Ну, дай-то Бог.
Кто-нибудь “Против”?.. “Воздержавшихся” нет?
Принято единогласно.
Спасибо.
____________________
(*) Кстати, на заметку тем, кто считает, что в России сейчас “37-ой” год, “гулаг” (как они говорят) и все прочие ужасы. Да, по сравнению ещё с несколькими месяцами назад, сейчас пошли определённые подвижки. И я, например, свои тексты стал вычитывать с трёх разных контрольных позиций. Но всё равно. Как я всегда говорю, тот факт, что эти люди могут говорить про “37-ой год” и “гулаг”, что они могут подписывать бумаги и воззвания в поддержку “невинно пострадавших” и выходить на одиночные пикеты, как раз доказывает, что ни “37-го года”, ни “гулага” нет. Потому что если бы были…
Я вас уверяю. Желающих так говорить и подписывать такие бумаги было бы существенно меньше. Существенно. А если вы мне не верите, посмотрите, сколько народу такие бумаги подписывали в настоящем 37-ом. Или как травят несогласных за океаном. И не думайте, что люди не те. Люди всегда те.