С Ноэль мы знакомы лет 10. Первые пару лет она никак не могла запомнить моя имя и называла меня madame arménienne, но Армению с Албанией в отличии от многих не путала. Сейчас к десятилетней годовщине нашего знакомства она почти безупречно произносит мое имя и каждый раз радуется этому как ребенок.
Десять лет назад Ноэль еще работала на военной базе, была рядовым сотрудником конторы, моталась на работу на электричке из своей маленькой деревушки, ухаживала за безнадежно больной раком матерью и 10 кошками. И все эти 10 лет она носит одно и то же, когда-то нежно перечного цвета, пальто и простую, домашней вязки, серую шапку. Шапка сливается с ее седыми волосами, а пальто на рукавах ужасно, до блеска, обтрепалось, как и сама Ноэль, хотя ее лицо, не знавшее никогда косметики, сохранило следы былой красоты бретонки.
Сухонькая, худенькая, с коротко остриженными волосами, Ноэль любит поболтать, особенно сейчас, когда она уже на пенсии. Мать умерла года два назад в 98 лет, оставив ее одну с кошками, сестры и братья живут далеко, и единственным развлечением Ноэль остались вылазки в наш городок: на рынок сходить да кофе попить. Кофе она пьет эспрессо, но иногда, пересчитав мелочь, просит именно меня приготовить капучинно, как она любит. На самом деле Ноэль любит двойной эспрессо с молочной пенкой и шоколодными стужками, но она называет это капучино и я с ней не спорю. Готовлю ей ее капучино и слушаю.
Если слушать человека, то по отдельным фразам, словам, воспоминаниям можно сложить линию жизни.
Много-много лет назад Ноэль начала читать Библию и бегать в монастырь к сестрам. Монастырьская жизнь манила ее больше девичьих радостей и однажды, собравшись с духом, она призналась матери, что хочет уйти в монастырь и стать монашкой.
- О- ля-ля, что было... Матушка так кричала, так сердилась, и заставила меня поклясться на Библии, что я забуду эти глупые мысли и ни в какой монастырь не уйду, а иначе она умрет от горя.
- Пообещали?
- Конечно. Разве в наше время мы могли ослушаться родителей? Вот только замуж я так и не вышла, тут уже даже моя мать ничего не могла сделать. Нельзя выходить замуж, если твое сердце принадлежит Богу, а не мужчине. Долго она ругалась, плакала, уговорила хотя бы ребенка родить, но вот как видите, едиственное, что я смогла, только кошек в дом набрать. И ухаживать за матерью столько лет, видно было моим крестом. Ну хоть в здравом уме ушла, слава Богу. Нет ничего хуже, чем лишиться рассудка.
- Ноэль, а после ее смерти не думали уйти в монастырь?
- Нееет, я же обещала. Да и кому я своих кошек оставлю? Вот умеете вы капучино готовить, нигде такого нет. А можно мне еще одну салфетку?
Ноэль обожает собирать салфетки. Протягиваю ей три. Бережно складывает их в карман пальто.
Вытирает уголки рта.
- Матушка хотела, чтоб я была счастливой женщиной и матерью, но свое счастье я видела в Боге, она этого не приняла, а я не смогла изменить себе. Так и прошла вся жизнь, между Богом и моей матерью.
Ноэль вздыхает и просит еще одну салфетку, подхватывает свои сумки, нагруженные овощами и фруктами и идет к платформе, ждать свою электричку.
