17,3 тыс подписчиков

Загадки "Грозы": так в чем вина Бориса?

28 апреля 202128 апр 2021

7624

6 мин

Мы часто смотрим на пьесы Островского с современной точки зрения. И поэтому иногда неверно понимаем детали.

Порой, например, приходится слышать: мол, Борис погубил Катерину тем, что не взял ее с собой в Кяхту. А ведь взял бы — и защитил от травли и от смерти.

Но это не совсем так. Для начала вспомним сцену их прощания (наберитесь терпения, друзья, — я и так немного сократила ее):

Борис. Еду.
Катерина. Куда едешь?
Борис. Далеко, Катя, в Сибирь.
Катерина. Возьми меня с собой отсюда!
Борис. Нельзя мне, Катя. Не по своей я воле еду: дядя посылает, уж и лошади готовы; я только отпросился у дяди на минуточку, хотел хоть с местом-то тем проститься, где мы с тобой виделись. ...Что обо мне-то толковать! Я вольная птица. Ты-то как? Что свекровь-то?
...
Борис. Ах, кабы знали эти люди, каково мне прощаться с тобой! Боже мой! Дай бог, чтоб им когда-нибудь так же сладко было, как мне теперь. Прощай, Катя! (Обнимает ее и хочет уйти.) Злодеи вы! Изверги! Эх, кабы сила!
Катерина. Постой, постой! Дай мне поглядеть на тебя в последний раз. (Смотрит ему в глаза.) Ну, будет с меня! Теперь бог с тобой, поезжай. Ступай, скорее ступай!
Борис (отходит несколько шагов и останавливается). Катя, нехорошо что-то! Не задумала ли ты чего? Измучусь я дорогой-то, думавши о тебе.
Катерина. Ничего, ничего! Поезжай с богом!
...
Борис (рыдая). Ну, бог с тобой! Только одного и надо у бога просить, чтоб она умерла поскорее, чтобы ей не мучиться долго! Прощай! (Кланяется.)
Катерина. Прощай!

Островский действительно осуждает Бориса — чему в этой сцене есть явные подтверждения. Но отнюдь не за то, что Борис не увез Катерину.

Дело в том, что сделать этого он физически не мог. Я уже затрагивала эту тему в статье о Варваре, и упомяну теперь главное слово: паспорт. У замужней женщины в 1859 году его не было и быть не могло. Катерина попросту вписана в паспорт мужа.

Поэтому уехать из дома Катерине невозможно — ни одной, ни с любовником. На первой же заставе, при первой же проверке документов в пути беглянку вернули бы к мужу. Причем закон в этом случае был суров и категоричен, вплоть до того, что вернуть могли по этапу.

(А вот Тихон в начале пьесы имел полное право взять жену с собой в деловую поездку. И этим правом, кстати, не воспользовался только потому, что хотел выпить и как следует гульнуть).

И в то же время за Борисом есть вина.

Вернемся к его разговору с Катериной. Иногда Бориса на сцене показывают страдающим драматическим героем, а в этот диалог вкладывают боль и горечь несчастного влюбленного. Режиссер, безусловно, имеет право на свою трактовку. Но это ли написано у Островского?

Катерину часто обвиняют в лишней аффектации. Но, прощаясь с Борисом в финале, она проста и безыскусна. А вот ее возлюбленный разливается соловьем:

Борис. Ах, кабы знали эти люди, каково мне прощаться с тобой! Боже мой! Дай бог, чтоб им когда-нибудь так же сладко было, как мне теперь. Прощай, Катя!

И тут же деловитое: «Обнимает ее и хочет уйти». Вам не кажется, что эта патетика и эта деловитая ремарка как-то противоречат друг другу? Тем более, даже поторапливаясь уходить, Борис еще не забывает как-то очень театрально воскликнуть:

— Злодеи вы! Изверги! Эх, кабы сила!

Вот как хотите, товарищи, а мне видится здесь явная авторская ирония. Такая же, как в конце этого разговора: Борис уже произнес все свои пафосные речи и очень торопится уйти — и на прощание, рыдая, просит у бога, чтобы Катерина поскорее умерла.

Но куда же он так торопится, что и прощание поспешно прерывает, и готов уж принять смерть своей любовницы и даже смиренно просит у боженьки, чтобы та поменьше мучилась?

Обратите внимание на то, что в его разговоре с Катериной сталкиваются две несовместимые позиции:

«Не по своей я воле еду: дядя посылает, уж и лошади готовы; я только отпросился у дяди на минуточку, хотел хоть с местом-то тем проститься, где мы с тобой виделись».

«...Что обо мне-то толковать! Я вольная птица».

И ведь правду говорит — вольная. Те, кто относит Бориса к невинным жертвам "темного царства", порой забывают, что он-то — свободный гражданин, что он горожанин, что он имеет образование и право свободно перемещаться и поступать на службу. Он единственный не вписан в иерархию Калинова, на что намекает и ремарка автора: "все лица, кроме Бориса, одеты по-русски".

Но почему же тогда "не по своей воле еду", "дядя засылает", "отпросился у дяди на минуточку" — он, взрослый дееспособный человек? Причем торопится он так, что постоянно вырывается из объятий Катерины (у Островского тут проскальзывает явный сарказм) и заканчивает уж совсем потрясающей сентенцией в адрес любимой вроде бы женщины:

«Только одного и надо у бога просить, чтоб она умерла поскорее, чтобы ей не мучиться долго!»

Что же мешает Борису остаться и хотя бы издали последить за судьбой Катерины? И что заставляет его слушаться дядю, которого ненавидит и презирает половина города? Что же это за такая страшная неволя обрушилась на шею молодого сильного человека?

А зовется эта причина просто: ожидание наследства. Можно сколь угодно пытаться представить Бориса драматической фигурой, испытывающей на себе гнет самодурства, но по факту он ведь боится упустить большой куш.

Да, очень большой. Жалованье молодого чиновника без протекции было не так уж велико, а Борису надо было еще содержать и выдавать замуж сестру. Но факт остается фактом: имеющий возможность служить и обеспечивать себя, Борис гнется и юлит перед дядей за возможность ухватить долю наследства. И возможность-то зыбкую — не то даст, не то не даст. Вспомним Жадова в «Доходном месте» Островского: он все же удержался в последний момент от унижения перед дядей и остался с женой жить на свое скромное жалованье. Но Борис не может отказаться от дядиных денег.

И кстати, если вдруг кто-то скажет: "Но и Борис поплатился за любовь — и за скоропалительное признание Катерины в том числе! Это из-за нее дядя отправил его в эту ссылку". О нет, друзья мои, Борису предстоит путь вовсе не в ссылку, а в один из богатейших и развитых сибирских купеческих городов — отнюдь не скучный патриархальный Калинов... Не потому ли еще он так торопится сбросить с шеи Катерину и пуститься навстречу приключениям? То, что для Катерины — любовь и попытка выхода, то для Бориса — интрижка от скуки и однообразия жизни. А в Кяхте его ждет куда больше удовольствий — и никакого дяди под боком!

Вспомним, если Катерина бросается в измену в момент кризиса, если она много раз думает и передумывает, и борется с собой, — то Борис особенно не рефлексирует:

Катерина. Знаешь что? Теперь мне умереть вдруг захотелось!
Борис. Зачем умирать, коли нам жить так хорошо?
Катерина. ...Говорят, даже легче бывает, когда за какой-нибудь грех здесь, на земле, натерпишься.
Борис. Ну, что об этом думать, благо нам теперь-то хорошо!
...
Борис. Надолго ль муж-то уехал?
Катерина. На две недели.
Борис. О, так мы погуляем! Время-то довольно.

Зато потом, когда связь обнаружилась и все получили свое, мысль о смерти Катерины уже не смущает Бориса: «Только одного и надо у бога просить, чтоб она умерла поскорее, чтобы ей не мучиться долго!».

Да нет ли тут подленького, почти неосознанного желания вместе с Катериной сбыть с рук и проблему? Чтоб все как-нибудь само разрешилось? Ведь в жизни Бориса все решается само.

Да, во всех своих поступках этот герой выглядит куда более вялым и зависимым, чем связанная по рукам и ногам Катерина. Та принимает решения — правильные или нет, это отдельная тема, — а Борис только покорно тащится туда, куда его ведут.