55 лет со дня произошедшего в Ташкенте 26 апреля 1966 года в 5:23 по местному времени страшного землетрясения, разрушительная сила которого оставила без крова свыше 300 тысяч человек из 1,5 миллиона проживавших тогда в столице.
С этого дня начался отсчёт эпохи нового Ташкента, нового города, новых его жителей.
В Ташкент прибыли тысячи строителей со всего СССР, многие остались здесь жить навсегда.
В этой публикации очень много фото и много текста из книги Василия Пескова - "Полное собрание сочинений". Том 05. "Мощеные реки." .
Мы разделили этот материал на 3 части.
Автор книги путешественник и журналист «Комсомольской правды» Василий Михайлович Песков.
Драма и подвиг Ташкента
Я прилетел в Ташкент ночью под воскресенье 8 мая.
На подлете пассажиры притиснулись к окнам и облегченно вздохнули — внизу мерцал привычный разлив огней.
И по дороге с аэродрома в гостиницу я не сразу заметил следы бедствия.
Город спал. Город пахнул теплой молодой зеленью, теплым хлебом, бензином и новым непривычным запахом глиняной пыли.
На одной из улиц автомобильные фары уперлись в брезентовый бок палатки. Проезда не было. На асфальте два ряда палаток. Храп спящих и тихие разговоры не сообщали тревоги.
Казалось: туристов ночь застала посреди города, и они, недолго думая, стали лагерем на проезжей улице. У одной из палаток на табуретке светился огонь. Бородатый узбек и, видимо, его внук читали около лампы. Я попросил посмотреть книги. Старик дружелюбно протянул Коран в черном кожаном переплете. Парень-студент сидел над учебником.
Подошел патруль — девушка и трое ребят с повязками на рукавах. Спросили:
— Вы кто такие, товарищ?..
Я попросил показать дом. Старик пронес лампу вдоль глиняного дувала. Забор, иссеченный трещинами, от прикосновения шатался.
— Аллах помогал строить — аллах взял, — сказал старик.
Лампа осветила комнату без одной стены. Сквозь трещину в потолке виднелись звезды.
— Я спал вот тут, — сказал парень-студент, — чудом остался. Печь рухнула рядом с кроватью…
Редко на какой улице не стояли палатки.
Перед сном я, как всегда, прикинул в блокноте, что надо сделать завтра, подчеркнул слова: «У возможно большего числа людей узнать, как это было».
Природа облегчила задачу. Я сам теперь могу рассказать, как это было…
Я проснулся с ощущением: кто-то разбудил неосторожным толчком. Включил свет, стал рассеянно листать книгу. На часах было начало четвертого… Все дальнейшее вряд ли когда-нибудь позабудется.
Дом вздрогнул и закачался. Сумка с фотоаппаратами, стоявшая на шкафу, поехала к краю. Я прыгнул на подоконник и поднял глаза к потолку. Потолок почему-то не падал, хотя дом ходил ходуном.
Отдаленный гул, и над головой — странный, непривычный звук мнущейся штукатурки.
Ощущение: сидишь в коробке, по которой сбоку и снизу кто-то жестокий и сильный дает пинка. Секунд пять или шесть встряски.
Звон разбитого стекла у входной двери. Потом тишина.
— Лина, выскакивай!
Это был первый звук, который я услыхал. Ночной сторож с площадки перед гостиницей звал Лину-администратора. Потом я услышал собачий лай. Тысяча ли, десять ли тысяч собак завыли одновременно. Со всех сторон — жуткий собачий вой. А потом сразу — гул человеческих голосов. Миллион людей одновременно вскочили с постелей и оказались на улице.
У дома командированные мужчины и женщины в плащах и пиджаках, накинутых поверх ночных рубашек, в обувке на босую ногу ежились от ночного холода, перетаптывались, не решаясь заходить в дом…
Утром выяснилось: толчок был в шесть баллов — второй по силе после 26 апреля. Жертв в эту ночь не было. Но город пострадал. К оставшимся без крова прибавилось еще двенадцать тысяч людей. На пункт «Скорой помощи» было доставлено более сотни раненых.
8 и 9 мая я пешком обошел город. Общее впечатление: город пострадал очень сильно, пострадал в основном глиняный одноэтажный Ташкент; Ташкент новый, многоэтажный, не пострадал совсем.
Когда стоишь в центре около Оперного театра, кажется: ничего не случилось. Играет фонтан на солнце, идут автобусы и трамваи.
На маленьких пони вокруг театра катаются ребятишки. И людей на улицах столько, сколько и положено быть в праздничный день. Сверкает стеклами бетонное здание универмага. Возле шестиэтажной гостиницы «Ташкент» в длинно-полых одеждах стоят и беседуют африканцы, прилетевшие на симпозиум по ликвидации неграмотности. Но вот ты узнаешь: эта гостиница — единственная уцелевшая из всех городских гостиниц.
Верхние два этажа у нее тоже кое-где треснули, людей с этажей пришлось выселить.
Но в целом огромный дом устоял. Устояли все постройки последних шести — восьми лет. Стоят заводские трубы. Стоят неповрежденными кварталы современных жилых домов. Телевизионная вышка высотою в сто девяносто пять метров стоит невредимая, и — парадокс: разрушен одноэтажный дом радиостудии. Дикторы из автобуса ведут передачи.
Пострадал в основном одноэтажный глиняный город. И поскольку Ташкент на три четверти состоял именно из таких домов — потери сразу даже не поддаются подсчету. В центре из аварийных домов переселились все учреждения.
Городская милиция разместилась в палатках. На палатках таблички: «Начальник милиции», «Хозчасть», «Следователь». Стучат в палатках машинки, звенят телефоны. Пункт «Скорой помощи» тоже в палатках. Прямо под деревом девушка-врач делает перевязку пострадавшему от обвала.
— Ну, потерпи, миленький, потерпи…
Мужчина, стиснув зубы, отвернулся от окровавленного плеча. Наблюдающий вместе со мной эту картину пожилой узбек вздыхает:
— Как на фронте…
Жилые кварталы пострадали больше всего. Тут, если и захотел бы, целого дома не отыскать. Движение автомобилей по узким улицам запрещено.
Даже от шагов треснувшие стены, глиняные заборы и потолки вздрагивают. Домики лепились друг к другу, как гнезда ласточек.
Будь толчок выше на половину балла, эти дома в десять секунд стали бы грудой мусора и жертв было бы — не сосчитать.
К счастью, дома остались стоять, но почти на каждом надо вешать табличку: «Не подходить, дом аварийный». Груды необожженного кирпича, упавшие трубы и печи, упавшие стены. Местами табличка «Не подходить…» ограждает целый квартал. Повторные толчки добавляют новые разрушения.
Район Кашгарки, где я с трудом нахожу дорогу по заваленным улочкам, годен только на то, чтобы бульдозером сгрести все в кучу и вывезти.
Статистика такова: пострадало более двадцати восьми тысяч домов. Из них более двухсот — детские учреждения, около двухсот — больницы, медпункты и поликлиники. Сто восемьдесят учебных заведений лишились зданий.
Но потрясают не эти дорогие потери. Болью сжимается сердце возле маленьких домиков. Вот мать с оглядкой, боясь прикоснуться к стенам, выносит из развалин ящик с посудой. Сынишке, который шагнул вслед за ней, женщина кричит, обернувшись:
— Не подходи, не подходи!..
— Ну скажите хоть что-нибудь…
— этот вопрос обращен ко мне
— незнакомому человеку.
Что сказать потерявшему кров? Будь он один, легче было бы успокоить. Сейчас человеческая беда — одна на всех. И утешение — одно на всех: «Все живы?..
Дом не надо жалеть. Два-три года — будет новый Ташкент.
Со всех сторон идет помощь…»
— Ну, а толчки, неужели не прекратятся эти толчки? Я не могу спать, и мальчишка не спит…
— Женщина за руку уводит мальчишку в палатку и уже там гремит побитой посудой…
Палатки, палатки. В парках целые городки.
На улицах — новые улицы из палаток. Больше десяти тысяч палаточных «домов». Тут же и магазин в палатке.
Тут же столовая — под открытым небом кипит шурпа, дымится плов в большом черном котле.
Мальчишка на детском велосипеде. Студентка с санитарной сумкой сидит на табуретке, урывками читает тетрадку с лекциями. Дымит самовар у одной из палаток.
По обломку доски стучит домино. Школьница с кипою телеграмм ищет новый ей «дом № 17».
Студенты помогают грузить на машины житейский скарб. Размеры беды и забот огромны. Ошеломляет спокойствие, с каким люди обернули лицо к беде.
Я помню пожары в деревне. Одна соломенная крыша горит — плач, суета, паника. Тут же более ста тысяч людей одновременно остались без крыши, и нет даже следов неразберихи и паники, хотя каждый день город слышит десяток, а то и более новых толчков. Город не утратил даже привычного ритма. Работают все до единого предприятия.
В театрах идут спектакли. Состоялись все календарные футбольные встречи. На редкость многолюдной была первомайская демонстрация.
У одной из палаток за улицей Лахути я познакомился с молодоженами. Мухаммед Нариманов и Люба Колесниченко только что расписались.
— Может быть, стоило подождать?
Я сразу же пожалел о вопросе, потому что ответ был простым и мудрым:
— Подождать? Почему подождать? Мы же раньше наметили. Если поладим сейчас — в другое время сумеем поладить.
Во Дворце бракосочетаний я получил справку: состоялись все свадьбы, назначенные на эти последние десять дней. Беда не разъединила. Беда соединила людей.
___________________________________________________________
Конец первой части! Спасибо, что дочитали до конца.
Вторая часть, уже завтра.
Понравилась публикация?
Поддержите нас лайком и подписывайтесь на эксклюзивные публикации о Ташкенте.
Мы в Facebook
Мы в Instagram
Мы в Telegram
Мы в Tik-tok
Tashkent Retrospective 2021 ©
Перепечатка на других страницах Yandex-Дзен не рекомендуется, после жалобы вы можете потерять свой профиль.
Прямые репосты в соцсетях приветствуются. В других случаях обязательно указывайте активную ссылку на источник.
