Нина стянула промокшие чулки, скинула с плеч фуфайку прямо на пол, добрела до кровати, скрутилась под одеялом калачиком, пытаясь согреть ледяные ноги. Она чувствовала озноб, жажду, но для того, чтобы встать, надеть вязаные носки и попить, сил не осталось. «Ну, где же он, куда подевался? – думала Нина тревожно, однако уже с ноткой болезненной усталости, – вот утром расскажет такое, что я сейчас и представить себе не могу». Но в глубине души она понимала: на Сашу это совсем не похоже, и, скорее всего, случилось из ряда вон выходящее событие. Закрыв глаза, Нина старалась унять дрожь. В голове мелькали обрывки тревожных мыслей, потом она вспомнила вдруг, как познакомилась с Сашей.
В то время Нина заканчивала учебу в институте, Маруся на фабрике шила сорочки и нижнее белье для жителей городка Кипелова и его окрестностей, Надя работала в ветеринарной лечебнице. Стояла прекрасная теплая погода; над Кипеловым плыли ароматы черемухи и сирени. Надежда, старшая из сестер, тогда встречалась со своим будущим мужем, и они вместе с Ниной и Марусей по выходным гуляли по весеннему городу. Маруся в тот вечер только и говорила о том, как бы хорошо младшей сестре выйти замуж за «городского», чтоб не ехать после распределения в деревню. Нина лишь пожимала плечами: «Что плохого в том, чтобы учительствовать в селе?» После прогулки Маруся уговорила сестер и Семена Ильича, жениха Нади, пойти в парк, на открытую площадку – потанцевать. На танцплощадке пары кружились, наслаждаясь теплом, пьянящим майским воздухом.
Нина редко посещала подобные места: учеба, подготовка к экзаменам, чтение книг – времени на развлечения совсем не оставалось. К красавице Марусе тут же подскочил какой-то франт – они пустилась в пляс. Нина уже хотела присесть на скамейку, но тут подошел высокий голубоглазый красавец. Он поздоровался, вежливо представился: «Александр». Улыбаясь открыто, пригласил на вальс. Нина немного смущалась: танцевала она плоховато. Новый знакомый с нежностью смотрел на нее сверху вниз выразительными большими глазами, и Нина тогда подумала, как похож он на поэта Сергея Есенина.
И они танцевали вдвоем весь вечер, а после Саша проводил ее до общежития...Постепенно картинка воспоминаний начала размываться, пока совсем не исчезла. Веки у Нины стали тяжелыми, а потом она уснула. И видела во сне голубые глаза мужа.
Утро вторника. Болезнь
Проснувшись, девушка приподняла страшно болевшую голову и обвела взглядом комнату. Вначале ее удивила фуфайка на полу, но потом ударила молния воспоминания вчерашнего вечера – она со стоном откинулась на подушку. Однако усилием воли Нина заставила себя встать с кровати. Девушка плеснула на лицо ледяной воды и тут же почувствовала озноб. О том, чтобы топить печь, она даже не думала – от ужасной слабости в теле едва передвигала ноги. «Температура, что ли», – подумалось ей, но как-то мимоходом. Нина села за стол, растерянно рассматривая комнату и пытаясь сообразить, с чего начать утро – впервые за три года без Саши. На работу Нина явилась совсем больная. Вся в холодном поту поднялась на второй этаж и рухнула на стул в учительской.
– Нина Петровна, да вас лица нет! – воскликнула директор Вера Степановна, рассматривая девушку сквозь стекла очков, – вы заболели?
Нина помотала головой, пробормотала, что все в порядке. Она, конечно, не хотела ничего рассказывать: зачем посвящать посторонних в личные проблемы? Да и пропажа мужа – новость довольно странная, чтобы ею делиться. А еще Нине стало неловко: пожилые учителя-фронтовики, может, плохо себя чувствуют, но не жалуются, а она, молодая, заболела.
– Однако, Нина Петровна, голубушка, вы и правда, весьма бледны, – между тем поддержала директрису географ Римма Георгиевна, – мне сдается, у вас жар. Вам к доктору нужно.
Нина угрюмо молчала: ее тяготили внимание и сочувствие коллег. Девушка не чаяла, когда прозвенит звонок, чтобы, наконец, от нее отстали. Она через силу встала, принялась рыться в сумке, и вдруг с ужасом поняла: тетрадки, что проверяла вчера, так и остались на кровати! Нина даже за сердце схватилась, к тому же почувствовала, как слезы предательски подступают к горлу.
– Нина Петровна, – обеспокоенно поднялся, опираясь на палку, историк Соколовский, – вам дурно?
«Только при Соколовском разрыдаться не хватало, – разозлилась на себя Нина, – да где же звонок? Но, видимо, выглядела она действительно плохо, потому что учителя, с которыми Нина в общем-то мало общалась, вдруг бросились к ней, тревожно заохали:
– Ах, бедняжка, ах, милочка! Присядьте! Выпейте воды! Да у вас, точно, жар!
Женщины засуетились подле Нины, виновница суматохи растерянно моргала. Тут раздался, наконец, звонок, и директору пришлось командовать:
– Все на уроки! Нина Петровна, надевайте пальто и не возражайте – не хватало, чтобы вы в обморок упали. А у вас, Михаил Владиславович, урока ведь нет? Вы на машине?
Через минуту Нину, которая уже не могла и не хотела сопротивляться, Соколовский усаживал в свою «Волгу». При других обстоятельствах девушка, впервые оказавшись пассажиркой в таком роскошном автомобиле, обязательно бы внимательно рассмотрела все внутри, но сейчас обессилено откинулась на высокое сиденье и закрыла глаза.
– Нина Петровна, а давайте-ка, я вас в больницу отвезу, – откуда-то издалека донесся голос историка, – у меня там друг фронтовой работает, прекрасный врач.
Нина очнулась и сказала чужим хриплым голосом:
– Нет, не нужно. Все хорошо – это просто простуда.
– Ничего хорошего я в этом не вижу, – не согласился Михаил Владиславович.
Она слушала в пол-уха: головная боль и слабость не давали возможности сосредоточиться на словах собеседника. Нина вяло думала о том, что раз ее отпустили с работы, можно пойти к Марусе, а еще лучше – поехать к Надежде в деревню. Тут девушка огорченно вздохнула, вспомнив: не позвонила Марусе на фабричную проходную.
– Вы уверены? – между тем допытывался Михаил Владиславович, – вдруг не простуда? Ведь вчера вы уходили с работы вполне здоровой.
– Простуда, – через силу выговорила Нина, – я ночью бегала по лужам в рваных калошах и промочила ноги. А дверь не закрыла – все тепло ушло.
Соколовский удивился:
– Прошу прощения, Нина Петровна, я не совсем понял, что значит эта фигура речи: бегала по лужам в рваных калошах?
– Если бы фигура речи … – прохрипела Нина: горло разболелось не на шутку.
– Не хочу показаться назойливым, но не могу не спросить: зачем же вы бегали по лужам в рваных калошах да еще ночью?
Нина не хотела никому ничего говорить о случившемся. Тем более – Соколовскому. Этому человеку она за три года десяти слов не сказала, вообще – боялась его насмешливого тона, высокомерного, всегда несколько недовольного выражения породистого лица и считала историка тщеславным гордецам, сильно подозревая, что ее, Нину, он вообще не воспринимал как учителя и за человека не считал. Она робела даже смотреть на него лишний раз, не то, что вступать в беседы. Но сейчас Соколовский ждал ответа, и Нина неожиданно для самой себя пробормотала:
– У меня муж пропал.
Михаил Владиславович остановил «Волгу», повернулся к Нине:
– Как – пропал? В каком смысле?
Девушка помедлила секунду, потом прошептала:
– Не пришел ночевать.
– А-а-а. Бывает.
Михаил Владиславович завел машину – она мягко тронулась и вновь покатила по почти пустой улице.
«Почему Соколовский не изумился? То есть, если муж не пришел ночевать – это, по его мнению, обычное дело?» – подумала Нина с некоторым, впрочем, довольно вялым, негодованием.
Она потерла виски и горевший лоб, спросила:
– Товарищ Соколовский, вы думаете, где мой муж?
Конечно, Нина в другое время историку постеснялась бы задавать такой личный вопрос, да и вообще какие бы то ни было вопросы. Но то ли температура, то ли события ужасной ночи лишили ее страха, однако Нина хотела непременно услышать мнение коллеги.