Поэт и музыкант Андрей Макаревич долго размышлял, из чего должна состоять колонка, посвященная теме «Норма», и пришел к единственно верному выводу: написал, как он однажды сломал норму, рисуя голову. А мог и голову сломать.
Со словом «норма» у меня ассоциируется отнюдь не произведение Сорокина, а забытое словосочетание «нормы ГТО». Спроси сейчас на улице любого умника младше тридцати — а ну-ка, что это такое? Сдохнет — не ответит. Что-то такое, что надо было сдавать. Слушайте, когда я учился в школе, мы уже никаких норм ГТО не сдавали — а вот некое эхо грозных сталинских лет оставалось, висело над нами неприятным облаком. В общем, какие-то обязательные для всех (в данном случае спортивные) результаты. Выше — не обязательно, ниже — не дай бог. Чтоб все как один. Товарищ, вы нормы ГТО сдали? (На всякий случай: расшифровывалось это как «Готов к труду и обороне».)
По первому ощущению норма — нечто незыблемое, выверенное, вечное. Некая совокупность параметров, характерная для данной общности людей. Или предметов. Для клюквы быть кислой — норма, для яблока — отнюдь нет. И сто лет назад было так, и тысячу. Казалось бы. На самом же деле норма — одна из самых зыбких и непостоянных вещей. Потому что жизнь и раньше-то не стояла особо на месте, а теперь понеслась по восходящей и вразнос. И нет больше, как мудро заметил Пелевин, никакой вечности. Просто клюква и яблоко где-то застряли.
Ну смотрите. В Древней Греции жили в среднем до 30 лет. И это была норма. Пятидесятилетний считался глубоким стариком. Еще недавно 60 лет были нормой, сегодня сокрушаются: «Ах, какой был молодой!» Норма, эта беспринципная сволочь, моментально натягивает на себя правила большинства.
Сорок лет назад я работал архитектором. Отлично помню книжицу в голубенькой бумажной обложке — «СНиП. Строительные нормы и правила». Это была жуткая книжица, внятно объяснявшая строителям и нам, архитекторам, что нам нельзя. Нельзя было почти ничего. Можно было шаг колонн шесть на шесть, девять на девять и двенадцать на двенадцать. А семь на семь — нельзя. Балок таких нет. И вообще, не выпендривайтесь. Наверняка в каком-то виде эта книжка существует и сегодня — куда же совсем без норм и правил? — но как же она должна была измениться! Новые материалы, технологии, вкусы, наконец! Где эти ненавистные колонны? Нет, что-то, без сомненья, остается нормой: здание не может висеть в воздухе. Пока.
У няни моей младшей сестры тети Мани кино делилось на хорошее, плохое и «жизненное». Вот норма — это все «жизненное». Норма исключает всякого рода открытия. Потому что «а что, если…» ее принципам в корне противоречит. И если это все же вопреки всему случилось и победило, оно взрывает существующую норму. И, как правило, устанавливает новую — спустя некоторое время.
В художественных институтах Москвы — Архитектурном, Строгановке, Девятьсот пятого года — вступительный экзамен по рисунку занимал первое и главное место — дальше буду говорить про Архитектурный, в другие не поступал. Так вот, если ты получил за рисунок (их было два) две пятерки — про остальные экзамены мог вообще не думать. При том что на место претендовали 7–8 человек. Вот только две пятерки получал один, в крайнем случае два счастливчика с курса. Так было.
И вот тут самое важное: рисовали мы гипсовую голову, и мало было нарисовать просто хорошо — надо было рисовать гипс в традициях и школе нашего института. А гипс — построение формы, светотени, штриховку — везде рисовали по-разному. Я, например, и сейчас с первого взгляда отличу руку выпускника Архитектурного. Да, это была норма, и, видимо, так с нами, молодыми идиотами, и надо было — сначала школа. Школа, слава богу, была великолепная, и я, как и многие, целый год ходил в институт на подготовительные курсы, чтобы постичь ее азы. Норма включала в себя геометрическое построение объема, границы света и тени, ибо именно благодаря ей мы видим форму предмета, и особые приемы штриховки — гипс имеет особенность светиться в тени благодаря рефлексу. В общем, не буду морочить вам голову. Ракурс и разворот тоже имели значение — не вздумайте рисовать чистый профиль или фас. Желательно плюс-минус три четверти, и хорошо, если голова расположена чуть выше вас. Тоже понятно — так проще показать объем.
Экзамен проходил во флигеле церкви рядом с нашим институтом — там находилась кафедра рисунка. Помещение это было высокое и довольно тесное. Мольберты стояли почти впритык друг к другу. Я дико психовал перед экзаменом и поэтому не ломанулся вместе со всеми занимать правильные места, в результате чего мне достался мольберт, стоявший прямо под головой — это оказался Дорифор. Подставку в этот раз взяли высокую, метра два с половиной, и мой мольберт в нее практически упирался. Мне открывался дикий ракурс, никак не вписывавшийся в наши каноны. Некий футуристический изыск — пожалуйста, но на экзамене нужна академия. Я сел на место самоубийцы, ибо нарисовать на четверку отсюда было невозможно: или «уд-неуд», что одно и то же, или… Или случится чудо, ты победишь, сломав все нормы, которым нас старательно обучали год лучшие преподаватели. Чтобы видеть объект, мне приходилось запрокидывать лицо в небо. Подбородок Дорифора нависал надо мной, вызывая в памяти объявление «Не стой под грузом!».
Я огляделся. Вокруг уже сопели и шуршали карандашами по бумаге абитуриенты. У грузинского мальчика недалеко от меня Дорифор получался чуть-чуть с грузинским акцентом, у якута греческий воин был капельку чукча. Меня всегда поражал этот феномен — начинающий рисовальщик еще не умеет видеть то, на что смотрит, и всегда рисует себя. Я развеселился, глубоко вдохнул и нырнул в свой безнадежный омут.
Я победил тогда. Спустя пару месяцев наш преподаватель, член приемной комиссии, слово в слово повторил мне то, что вертелось у меня в голове во время экзамена: если бы работа была на йоту слабее, это было бы «два». Ибо норму ломать надо убедительно, иначе она мстит. Но я победил, мне повезло.
Это рассказ не про то, какой я гениальный рисовальщик (хотя не без этого). Это про то, какой кайф ломать заборы, которыми справа и слева заботливо украсили твой путь. И за этими заборами — волшебные бескрайние пространства, о которых ты даже не подозревал, шагая по загону норм и правил с другими счастливыми.
Только прошу вас — не перебегайте улицу в неположенном месте. И, прыгая с самолета, все-таки прихватите парашют.
Колонка Андрея Макаревича опубликована в журнале "Русский пионер" №102. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".