Этот рассказ нужно обязательно дочитать до конца. Это очень плотный, глубокий текст, в который погружаешься, как в темную холодную воду, и выходишь другим. Текст-превращение, которое происходит не только с героиней, но и с читателем.
Лика
Всю дорогу лил дождь. Теперь кончился, осталась только сырость. Лика нетерпеливо подрыгивала коленкой, пока Леша возился с замком. Прошли-то всего ничего, от машины до дачного домика, а джинсы мокрые до колена. Замок заржавел и никак не хотел проворачиваться, да еще рюкзак, постоянно соскальзывал с Лешиного плеча и повисал на локтевом сгибе.
— Давай подержу, — Лика протянула руку. Держать тяжелый рюкзак ей не хотелось, но нужно было что-то делать, ноги совсем замерзли.
— Щас, щас, — пробормотал Леша.
Личинка наконец поддалась и замок нехотя выплюнул закушенную дужку. Дверь растворилась, тупо брякнув расшатавшимися петлями. Ликиных ноздрей, словно кончиком пера, коснулся прелый запах нежилого дома. Леша улыбнулся и нырнул в сени. Даже не сени, а так – крыльцо, заколоченное с боков разномастными досками и обрезками толстой фанеры. Три крутые, узкие, заваленные внутрь ступени вели к входной двери обитой войлоком, справа приступка, на ней эмалированное голубое ведро и пара черных резиновых галош. Так и стоят со смерти Лешиной бабушки. За три года они ни разу не приезжали в этот дом. Но в этом году море обломилось. В отпуск Лику чуть не пинками выгнали в начале июня. Да еще начальник отдела кадров, все вился вокруг, намекал, мол, за две недели стоит подумать – надо ли ей возвращаться? Времена для компании непростые и все такое. Лика, конечно, дурочку сыграла – да-да, времена тяжелые, и как же можно бросать компанию в такой ситуации? Лика понимала, что их pr-отдел первым пойдет под сокращение. У Леши тоже на работе черт-те что. В общем, не до золотых песков и лазурного моря. Вспомнили про дачу. И вот она, принимайте.
Вторая дверь оказалась податливее. Лика поднялась по ступенькам и остановилась на пороге. Смотрела на широкие половые доски с облупившейся краской. Не могла решить, нужно тут разуваться или нет? Не разуваться – так еще больше грязи натащишь. Мыть потом. Да, тут все мыть, скрести и драить нужно! Вот такой у нее будет отдых. Рядом с дверью стояла ни то маленькая лавка, ни то большая табуретка. Лика присела на нее и чуть не упала. Одна ножка подогнулась и норовила вывернуться совсем. Леша гремел в комнате, открывал какие-то скрипучие, дребезжащие дверцы.
— Сейчас, Лик, — бодро кинул он. – Вещи втащу, затопим.
Лика только улыбнулась в ответ. Она понимала, что весь Лешин энтузиазм – напускной. На самом деле он так же подавлен необходимостью торчать в этой сырой полутемной норе. Несколько лет назад Лика была уверена, что к тридцати годам свои законные отпускные дни будет проводить где-нибудь на Бали или по крайней мере на Тенерифе, а не на проклятых шести сотках в тусклом СНТ, где наверняка… Лика не удержалась, подошла к окну. Точно! Даже через густую поросль сорной травы, под окном легко угадывались очертания трех длинных оплывших грядок. У Лики даже в носу закололо, как представила, что будет торчать над этими грядками, задом к верху! В одно застывшее, бесконечное мгновение картина мира свернулась до маленькой черной точки, в самом центре которой стояла Лика. Весь остальной большой и прекрасный мир очутился за непроницаемым стеклянным куполом. Она сама оказалась запертой в этом маленьком мрачном пространстве. Её пожизненный приговор – кособокий домишка на клочке тощей невзрачной земли. Ей страшно захотелось уехать, прямо сейчас. Лика до жути боялась заразиться этим дачным миром. Он цепляется, как хронический гайморит, и симптомы этой заразы столь же ясные и очевидные, сколь и непобедимые: сначала интерес к цветочным клумбам, смородине и крыжовнику, потом посадка садовой малины и клубники, потом редиска, морковь и свекла, а затем финальная, уже необратимая стадия болезни – посадка картошки. Уезжать!
С улицы донеслись голоса. Лешин бодрый и чей-то жужжащий, невнятный. Лика вышла, собираясь объявить о том, что они уезжают немедленно. Леша стоял на дорожке со спортивной сумкой в одной руке и с большим раздутым пакетом IKEA в другой. Через низкий забор он разговаривал со старухой соседкой. Бабка, видимо, была почти карликового роста, из-за куста смородины торчала только ее голова. Но Лике этого хватило. Бабка – типичная «соседка по даче», как все вокруг, еще одна серая банальность квадратно-гнездового мира.
— Вот, Марья Ивановна, познакомьтесь, — Леша кивнул на Лику. – Моя жена – Лика.
Лика с трудом удержалась от того, чтобы шлепнуть себя ладонью по лбу. Марья Ивановна! Как еще могут звать старуху-соседку?!
— Очень приятно, — чуть на распев проговорила бабка. Фраза дежурная, зато взгляд внимательный цепкий. Лика только слегка улыбнулась в ответ и сразу повернулась к Леше.
— Леш, нужно поговорить, — сказала она.
— Ну, не буду мешать, — бабка повернулась было уйти, но замерла снова. – Молодцы, что приехали. Я уж думала, бросили участок…
— Нееет, — протянул Леша. – Поживем, порядок наведем. Красота будет, как при бабушке императрице.
— Ну, бог в помощь.
Лика поняла, что никуда они сегодня не уедут. Лешин энтузиазм стремительно перерастал в упрямство. Он умел радоваться жизни сквозь стиснутые зубы. Иногда (вот как сейчас) Лике казалось, что это проявление животной тупости, которая и составляет сущность мужского характера.
— Что ты хотела? – спросил Леша.
— Холодно, — поежилась Лика.
— Ща, бегу затапливать. Мигом согреемся.
Леша со своими тюками снова нырнул в дом. Лика постояла во дворе, посмотрела на унылый черный частокол елового леса, начинавшегося метрах в двухстах от границы СНТ, вздохнула и поплелась в дом.
Согреться получилось только к вечеру, когда стемнело. Старая, обшарпанная печка не хотела раскочегариваться, словно мертвецки пьяный человек, которого пытаются привести в чувство: посадишь на стул – падает, поставишь на ноги – блюёт. Так и печь, упрямо изрыгала густые облака дыма из топочного отверстия, гасла, сорила золой.
— Тяги нет, — откашливаясь, констатировал Леша. — Или дрова сырые… А бывает, что птицы в трубе гнезда вьют… Ты знала, что часть дымохода, после заслонки называется «хайло»?
Лика никак не реагировала на Лешины реплики. В тайне она радовалась этим неудачам. Ведь, как же они смогут в такую погоду без печки жить? Яндекс всерьез обещал до восьми градусов по ночам. Июнь месяц называется… Однако Ликины надежды прогорели. К Леше вернулись полученные в детстве навыки истопника, он вспомнил, что нужно прожечь лист газеты вжидким прочистном канале. Открыв маленькую дверцу на боку печи, он сначала отдернул руку.
— Ё-моё! – Леша вынул из заваленного сажей отверстия сохлый мышиный труп. Лику передернуло от омерзения.
Дымоход всосал подожженный газетный лист. Леша снова развел огонь в топке. Сначала пламя присело, как на низком старте, потом лучины запылали, послышался бодрый треск и плевки искр.
Кирпичи медленно напитывались жаром. Печь не торопилась, грелась настолько медленно, что пришлось доставать из бабушкиных загашников пуховое одеяло. Оно оказалось таких размеров, что понадобилось четыре стула, чтобы развесить его напротив топки и хоть немного прогреть и выгнать сырость. И все равно, спать легли в одежде.
Под утро Лика проснулась, почти задыхаясь, с налипшими на лоб и виски прядями волос. Печь с лихвой отдавала должок по теплу. Нервным неверным сонным движением Лика откинула край одеяла, на негнущихся ногах поплелась к форточке, открыла ее. Вернулась в кровать и её быстро утянуло в трясину предрассветного сна.
Проснулась только к полудню. И еще долго не хотела вставать, придавленная печным жаром к бугристому матрацу. Все тело ныло, на пояснице будто застегнули широкий свинцовый пояс. Лежать под душным одеялом было невозможно, но и вставать не хотелось. Все теперь будет делаться по необходимости. Леша бринчал посудой на кухне и время от времени мелькал в дверном проёме. Лика наконец собралась и выкарабкалась из-под одеяла.
— О! Доброе утро! — голос Леши еще звенел вчерашней натужной бодростью. — Я как раз готовлю…
— Я поняла, — от жары пересохло горло и губы покрылись корочкой, как французские багетики из булочной «Le Хлеб». Но Лика почти и не обратила на это внимания, потому что ее окатил новый и видимо не последний дурной вал. Запах.
Леша готовил на старой электроплитке и накалившаяся спираль начала источать легкое зловоние. Что-то кислое, прогорклое…
— В общем сейчас яичница будет, — Леша поставил на плитку небольшую чугунную сковородку, черную как космос.
Лике хватило и одного беглого взгляда, чтобы разглядеть на ее дне и бортах целый культурный слой пережаренных предыдущими поколениями яичниц и картошки.
— Хочешь пока кофе выпей, — предложил Леша. — Он, правда, подостыл…
— Завари новый, — поморщилась Лика.
— Воды нет. Представляешь, колодец заилился, — в его голосе совершенно иррационально прозвучали нотки вины. — Но я сейчас съезжу, тут раньше общественная колонка была.
Лика присела за стол и налила себе остывшего кофе.
— Ты про кишечную палочку слышал? — спросила она, отхлебнув пару глотков.
— Да ладно! Мы все детство из этой колонки пили, — отмахнулся Леша.
— То есть колодец еще в твоем детстве заилился?
— А? Да нет. Ну не бегать же домой за каждой кружкой воды, — ответил Леша, будто и не замечая ядовитости вопроса.
Лика вздохнула и пошла обратно в комнату.
— Ты завтракать-то будешь? — спросил во след Леша.
— Не могу без нормального кофе…
Ничего не оставалось кроме как добрести до кровати, повалиться на нее и немного всплакнуть.
Минут через десять Леша выскочил на улицу. Почти сразу воздух всколыхнули его восклики. Лика потянулась к сумочке и достала смартфон. Интернет работал медленно, как в детстве. Минуты три прошло пока прогрузился ее профиль в инстаграм. Лика с унынием смотрела на экран пока проявлялись знакомые детали аккаунта, логотип, синяя плашка, счетчик подписчиков и читаемых, юзернейм… @lika_n_trophia – аккаунт уже довольно популярный, совсем чуть-чуть не хватает до тысячи… А что сейчас она может запостить? Чтобы наконец дотянуть до желанной круглой цифры? Лика огляделась. Нет… Закинешь на стену это убожество, посыплются веселые комментарии, полные дружеской иронии. Придется отшучиваться, а на это сил нет. Лика давно поняла, что в соцсетях пишут жалобы когда на самом деле все хорошо, или плохо, но еще хватает духу на самоиронию. А когда вот так пришибает, кому они нужны эти фейсбуки-инстаграмы?
Лика отложила телефон. Нужно было двигаться, пока тоска не проела дыру. Кое-как оделась, и сама же подумала — ну вот уже началось! Сперва надевать что попало, потом ходить в единственной футболке с темными пятнами от потных сисек и косынке в белый горошек. Нет, нельзя запускать себя. Не сдаваться! Приводить себя в порядок! Только как без воды… Лика чуть было не зарычала в голос. Безысходка какая-то! И ведь это самое начало! Но зато какое! И с продолжением. Поход в подгнивший дачный сортир, не принес ни толики облегчения.
Вернувшись в дом, Лика нервно оглядела комнату-кухню в поисках чего-нибудь обо что можно было бы вытереть руки, без риска еще больше испачкаться. Схватила сумочку, но тут же вспомнила, что пачка влажных салфеток осталась в бардачке укатившей машины. В нелепой надежде она тронула носик умывальника, но услышала только сухое постукивание дюралюминия. На дверце подвесного посудного шкафчика висел кусок материи. Видимо, некогда кухонное полотенце деградировало в тряпку. Лика долго с остервенением, чуть не выкручивая суставы пальцев, вытирала руки. И настолько погрузилась в этот процесс, что не услышала, как подъехала машина.
— Ты чего?
Лика вздрогнула от Лешиного голоса. Он стоял за спиной, чуть запыхавшийся, с двумя пятилитровыми баклагами воды.
— Ничего! Подкрадываться не надо, — огрызнулась Лика.
— Ладно…, — Леша поставил бутыли на стол. — Колонка не работает… А у Марь Иваны вода только техническая. Пришлось на станцию ехать. Я там еще кое-чего подкупил. Сейчас принесу…
Уже с полным безразличием Лика налила воды в умывальник и вымыла руки. Как бы то ни было, настал новый день. И нужно было жить. Место, конечно, ужасное, но быть может, приложив руки, из него удастся сделать нечто хотя бы приемлемое.
Для начала Лика переоделась. Чистый спортивный костюм, розовый с белыми полосами по рукавам и лампасам сам собой настраивал на собранность и бодрость. Нужно было разобрать вещи и продукты. Сначала Лика решила взяться за продукты. Вчера в дыму и потемках Леша напихал их в холодильник кое-как, прямо в пакетах. Открыв дверцу приземистого холодильника, Лика слегка отшатнулась. Внутри он пованивал, как молодой бомж в вагоне метро. Лика задержала дыхание и со злостью вырвала пакеты из зловонной урчащей утробы. Пришлось гнать Лешу за «технической» водой, а самой рыться в тесной кладовке в поисках тазика и всяких моющих средств. Когда Леша вернулся с очередными бутылями, Лика была вооружена только ссохшейся до ломкости тряпкой и коробкой окаменелого моющего порошка.
Внутренности холодильника были отдраены до белизны, исчезли желто-коричневые пятна и черные круги от потекших когда-то банок. Лика сидела на корточках перед открытой дверцей и смотрела на холодные, покрасневшие кисти рук. В ее ноздрях застрял запах хлорки, на коленях остались серые мокрые следы, пропал розовый спортивный костюм. Но Лика закусила удела и понеслась дальше к разбору сумок и приведению в порядок комнаты. Леша сунулся было с предложением помочь, но понял, что Лику лучше сейчас не трогать. К тому же ему не терпелось попробовать новую игрушку. Пробормотав что-то ободряющее, он выскочил на улицу и вскоре Лика услышала как перед домом зажужжал тример. Разбор вещевых и платяных шкафов дал Лике новую гамму обонятельных и тактильных ощущений. Лика чихала и хлюпала носом выгребая старые вещи, вновь взялась за тряпку и мыльную воду. Своих вещей ребята привезли минимум. Теперь Лика жалела об этом решении. С удовольствием все бы это старье завернула в один куль и вышвырнула на помойку. Укладывать вещи на чистые полки оказалось почти приятно. Покончив с этим, Лика осознала, что теперь нужно приниматься за мытьё полов. Тут к уже знакомым Лике прелестям дачной гигиены добавилась борьба с неудобной шваброй, у которой после каждых двух-трех взмахов отваливалась щетка и приходилось нагибаться и отматывать серую тряпку из старой мешковины, чтобы присоединить ее обратно.
Ранним вечером Лика огляделась и увидела, что комната и кухня приобрели прямо-таки жилой вид. Пора было приниматься за обед. Лика понимала, что если присядет отдохнуть, уже не встанет. Входная дверь распахнулась и в комнату влетел Леша. Лика чуть было не метнула в него оказавшуюся в руках кастрюлю. Лешины ботинки и штаны по колено были облеплены ошметками травы.
— Стой на месте! — крикнула Лика. — Штаны в прихожей снимай. Я тут корячилась полдня. Натопчешь грязью, не знаю что с тобой сделаю…
— Да ладно… Прямо красоту навела, смотри-ка, — Леша огляделся.
— Переодевайся. Скоро есть будем.
— Не, я тебя позвать хотел, показать.
Они вышли во двор. Дорожки и квадрат перед домом были укрыты ковром из сныти и крапивы. Запах скошенной травы, наконец, перешиб запахи пыли и моющих средств, так что Лика смогла глубоко вздохнуть. Даже в голове посвежело.
— Тример, конечно, так себе… ашановский. Таким английский газон не сделаешь, — вздохнул Леша.
Видимо, он ждал восторженных криков и убеждений в том, что брешь в форме неправильного многоугольника, пробитая им в мощном покрове сорной травы, много лучше английских газонов. Однако Лика еще не настолько размякла.
— Давай-ка теперь дуй в сарай за граблями, — Лика указала на сбитую из больших фанерных листов сараюшку, прижатую к дальней от калитки стенке забора.
— Это не сарай, а баня, — пробурчал Леша.
Лика только сейчас обратила внимание на ржавую трубу над крышей этой чудовищной постройки. Нет, конечно она тоже когда-то проводила лето в деревне у бабушки. И в местечке куда как глуше этого, аж в Белгородской области. Но там баня была из бревен, с двускатной крышей, наличниками на оконцах… А это что за убожество!
— Ну в общем… Где тут грабли хранятся, оттуда их и достань.
— Слушай, давай я завтра. Трава подсохнет убирать легче будет.
Лика только вздохнула и пошла ставить макароны.
Продолжение следует...