Начало рассказа здесь
Мама сказала, что нужно идти на дополнительное занятие по алгебре. Ева согласна, её щёчки снова вспыхивают от стыда, пережитого на последнем уроке. Она сама страстно желает выучиться. Первое, что она делает, войдя в класс и расположившись за партой, она достаёт из рюкзачка яблоко и протягивает учителю с робкой надеждой его смягчить. Учитель отказывается, но Ева так и сидит с протянутой рукой, на которой сияет яблоко, отсутствующе улыбаясь, и не собирается доставать тетрадь и ручку. Пришлось взять, чтобы стронуть замершую Еву с мёртвой точки. Сознание математика автоматически оценивает конфигурацию, Сергей Маркович безошибочно определяет место укуса и угол раскрытия рта, и очень аккуратно, чётко, одним движением отделяет маленький ровный кусочек, оставляя на плоде маленькую ровную ямку, и согласно всем нормам поведения очень аккуратно и прилично его жуёт.
Ева водит рукой томительно медленно, кириллица под её пером приобретает значимость и загадочность японских иероглифов, любовно прописываемых мастерицей каллиграфии, а формулы становятся закодированными заклинаниями. Учитель попадает под магию появляющихся на белоснежном листе блестящих чёрных чёрточек и полукружий, обмякает, теряет всю свою энергию, он вовлечён в магический обряд смены смыслов, когда элементарные для него математические термины непостижимо начинают означать что-то универсальное, всеобъемлющее, имеющее непосредственное отношение к его судьбе. Он не понимает, почему его раньше приводил в ярость Евин почерк, он видел в этих росчерках и хвостиках только пустое желание выпендриться, а сейчас его настигло прозрение, что это есть красота во всей своей абсолютности и вечности. Ноги не держат его, и он вынужден сесть. В растерянности он смотрит на Еву: она сидит спиной к свету, её пушистые волосы в контражуре образуют над головой золотой нимб, а затенённые глаза на пол-лица, темны и глубоки, задумчивы и немного отстранены, она не здесь, она унеслась куда-то на за пределы четырёх стен, за пределы досягаемого, и в то же время, сквозь отстранённость, с послушностью ученицы она вопрошает: «А что дальше?» Что дальше? Что же дальше? Разве действительно так важно решить за девяносто минут шесть задач? Возможно, если запись одной задачи представляет собой произведение искусства, несомненную художественную ценность, остальное неважно? Ведь каждое явление жизни имеет множество смыслов и ценностей, не надо упрощать, не надо сводить бесконечность к заранее заданному количеству. Учитель сбросил с себя оцепенение и попытался было продолжить урок, но на него напало косноязычие, он запинался и скоро понял, что в таком состоянии он ничего объяснить не способен. Он обнаруживает у себя во влажной ладони огрызок яблока и удивляется, когда это он успел его съесть?
Вася Дубов, как и другие одноклассники, обратил внимание на новенькую. Он норовил прижать её в дверях класса, провести рукой пониже спины, исподтишка коснуться груди, но в отличие от других девчонок, визжавших, отбивавшихся и/или бросающих на Васю томные, позаимствованные из сериалов взгляды, долженствующие выразить развращённость и чувственность, Ева не реагировала никак, как будто Васи не существовало. Это озадачивало. Однажды, попросив у Евы посмотреть её Самсунг Галакси Ультра, он обнаружил, что в смартфоне стоит хитрая глушилка на все порносайты. «У! Так тёлочка ничего не видала?!» – догадался Вася и тут же решил исправить положение. Зазвав её в уголочек под лестницей, он, подрагивая от предвкушения, протянул ей свой телефон. «Сейчас покраснеет до слёз, врубится, а потом можно её и пощупать тёпленькую». Но вышло не так. Вместо алого румянца лицо Евы залила зеленоватая бледность, она, сотрясаясь, стала сползать по стенке, и прежде, чем Вася успел протянуть свои руки к самым выпуклым частям её тела, Еву стошнило прямо на него. В этот момент появился запыхавшийся Миша Пономарёв, для которого всё происходящее было очевидно, (он хорошо знал повадки Васи Дубова), и Миша, недолго думая, дал Васе по морде, а потом они сцепились и стали кататься по полу. Охранник, услышав возню, двинулся к ним, поэтому Вася, который и так держался в гимназии на честном слове, стряхнул с себя Мишу и проскользнул мимо охранника, а Миша кинулся к Еве помочь ей подняться.
На следующий день Васе неспокойно, он ожидает последствий своей пакости: Евка наверняка наябедничала классной и родакам, такая папенькина и маменькина дочка, ещё и приукрасила, небось, дойдёт до директора, он вызовет родителей Васи, а дальше лучше не думать. Вася Дубов, как назло, припёрся в школу рано, он выглядывает из-под лестницы, а не появится ли Евка в сопровождении своего громилы-папаши и громилы-охранника, или тонкой, как вица, мамаши с готовностью к скандалу на лице. Но Еву никто не сопровождает. Выждав прилично времени после того, как она зашла в класс, туда же отправляется и Вася. Ева сидит, уткнувшись в учебник истории, поступая вопреки правилу «перед смертью не надышишься», её беленькая лапка с розовыми ноготочками живёт своей жизнью: сама рассупонивает шнуровку рюкзака, проделывает там лаз, и вытягивает оттуда яблоко. Яблоко плывёт в сторону Евиного рта, который открывается и разворачивается к яблоку, причём глаза остаются на странице книги. Тут Ева поднимает голову и оказывается нос к носу с Васей. Оба замерли. Пауза всё тянется и тянется, пока Ева не протягивает Васе яблоко, а ему приходится взять, как бы взамен слов, потому что все слова застряли у него в глотке.
Вася Дубов не знает, что Ева раздаёт яблоки направо и налево, он уверовал в свою исключительность, к тому же Евино яблоко замечательно огромно и настолько густо и тёмно красно, что кажется искусственным, по крайней мере, Вася не помнит, чтоб он когда-либо видел такие. Вася не знает, что с ним делать, пытается по инерции положить его во внутренний карман школьного пиджака, но оно, конечно, не лезет, тогда он кладёт его в рюкзак. Весь день он поминутно лазает в рюкзак и проверяет, там ли оно. Дома первым делом он запирается в комнате, достаёт яблоко и кладёт на середину стола. Вдруг он злится и похабно ругается. «Сожру да и всё! Подумаешь, тёлка яблочком угостила!» Но почему-то он не делает этого. В дверь стучится бабушка, она встревожена: не заболел ли внук? Почему он сегодня не орёт с порога: «Бабушка! Жрать!» Испуганно, как схваченный с поличным, Вася лихорадочно суёт яблоко под подушку. «Сейчас!» За обедом бабушка встревожена ещё больше: внучок задумчив, вдруг замирает с ложкой в руке или куском во рту и сидит как истукан. В своей комнате Вася, наэлектризованный, борется с желанием взять яблоко в руки. Он проиграл, он одной рукой пишет в тетради, а в другой у него яблоко, которое даже его здоровая лапища едва удерживает. Он без конца гладит глянцевитую кожицу, и это движение не даёт сосредоточиться на домашнем задании. Ложась спать, он кладёт яблоко под подушку, одновременно цинично комментируя свой поступок. Средь ночи он просыпается, как будто от толчка: он должен съесть яблоко. Ведь это просто яблоко, чего он с ним цацкается? Утром бабушка будет застилать постель и обнаружит яблоко, что, перепрятывать, что ли? Да ну, глупость! В темноте Вася яростно вонзает в него зубы, сок брызжет во все стороны, капает на простыни, на майку, руки и лицо тут же становятся липкими, но Васе всё равно, он хищно поедает проклятый плод, бессознательно получая удовольствие, ведь яблоко сахарно сладкое, потом вытирается о край простыни, (если бабке что-то не нравится, пусть стирает), и рухает спать.
Конечно, бабушка обнаружила безобразные жёлтые пятна и стала перестилать. Вася метался по комнате, впопыхах швыряя в рюкзак тетради и учебники, в какой-то миг он обернулся и заметил, как исказилось от боли её лицо, когда она нагнулась и тянула простыню из-под дальнего края матраса. Она привычно охнула и оперлась одной рукой о кровать. И Васю пронзило. Все эти охи, слова «радикулит», «хондроз», «спина» иглой прошили мозг и, спустившись по позвоночнику, огрели его по пояснице. «Бабушка! Я сам!» – неожиданно для себя крикнул Вася и резко сдёрнул простыню, рывками стащил пододеяльник и унёс этот ком в корзину для грязного белья. «Сядь, посиди, я сам!» Вася метнулся на кухню, но там было всё готово: чай налит, на тарелке лежали бутерброды. В раковине лежала грязная посуда: отец и мать уже ушли. Васю охватил жар стыда. Несколько минут он не мог даже отпить чаю. «Ну что такого, –говорил он себе, – отец с матерью работают, я учусь, бабка дома сидит, должна помогать, каждый отвечает за свою сферу (повторил он слова отца), но стыд непонятной этиологии сжимал ему глотку. Кое-как прожевав полбутерброда, он затолкал парочку в хлебный пакет и сунул в рюкзак.
______________
Продолжение следует.