На заводе всегда находили себе приют собаки, кошки и другая живность. Жили в норах под теплотрассой, под будками специальных помещений, при складах и в цехах; везде, где давали приют добрые и сердобольные люди.
В конце девяностых годов, даже паслись козы на травяных откосах, обильно посыпая их козьим горохом. Коз выпускал попастись на тучных зеленях какой-то частник из жилого сектора близ северного склона, выпуская через потайную калитку в заводском заборе. Весь день козы были предоставлены самим себе и потому блуждали по заводу от одной лужайки к другой, выбирая, где зелень тучнее. Особо облюбовали склон у инженерного центра, прячась от солнца в кустах жасмина и шиповника, пугая одиноких прохожих своими длинными рогами.
А перед началом нового тысячелетия, после серии жёстких сокращений, народа на заводе осталось мало, и по заводу, вообще, слонялись только люди в пятнистой форме службы безопасности да бродячие собаки. Что-то ведь привлекало собак на заводе. Может покойно им было на полупустом заводе; и ходили они стаями, вместе с выводком, приставая ко всем, кого увидят, выпрашивая корм, заглядывая в душу голодными глазами.
Псы поделили завод на зоны влияния и жили кланами-стаями, по ночам устраивая жестокие разборки. Надо отметить, что псы мирно уживались с кошками, тоже находивших приют в диких местах завода. Иных милых собачек и кошек привечали работники цехов и давали приют и пропитание в самих цехах.
Против окон заводоуправления, на площадке с зелёными лужайками постоянно нежилась на залитом солнцем асфальте стая крупных псов. Забавно становилось, когда появится там текущая сучка, и кобели, прямо под окнами, шумно станут справлять свои собачьи свадьбы. Начинается возня, визг, лай и свары. Эти «управленческие» собаки, вполне довольные своей жизнью, позволяли облаивать прохожих, мол, мало вас, ......, ещё сократили.
Ходили по заводу слухи, что руководство поручило охране избавиться от этих неспокойных собак. По этой или другой причине - собак, нежившихся на лужайке не стало, но набежало других ещё больше, ибо свято место пусто не бывает.
Около построенной пекарни, на месте бывшей летней сцены, местная сука принесла помёт из десяти щенят. Они подросли, и бегают вокруг неё, как миноноски вокруг авианосца и повизгивают по-мальчишески тонкими голосочками. Сучка смотрит на всех прохожих жалостливыми, тоскливыми глазами, как бы прося:
- Люди добрые! Накормите их чем сможете. Не могу я уже с ними, доконают они меня. Всю ведь высосали. А они такие хорошенькие, все исключительно разной масти, и чёрные и рыжие и белой масти и пятнистые со всеми перечисленными цветами. Бегают стайкой – тявкают. Сделаешь им губами: тю, тю, тю, так и сам рад не будешь – кинутся к тебе, окружат и тявкают:
– Чего, мол, позвал? Жрать давай, жрать! Потом кто-то из рабочих окликнет их, и они, сорвавшись стаей, да, к нему. Лают ещё друг на друга. Потеха с ними.
А теперь посвящу главы кошкам и собакам, живших в цехах, при людях.
Матильда
В начале восьмидесятых годов, не знаю откуда, в термическом участке цеха, появился серенький котёнок. Приютил котёнка Лёша Филиппов, страстный любитель кошек. В детстве у него была кошка. Он и дал имя котёнку – Матильда. Так, если помните, звали кошку Фрекен Бок в сказке о Карлсоне. Покупали ей рыбку и котлетки в столовой и кормили салом с общего стола. Лоток с песочком поставили ей под твердомером Роквелл.
- Матильда, радость моя, где ты? – Мя-а-а-а-а – бежит Мотя. На выходные, в субботу и воскресенье запирали Мотю в будочке термистов, оставляя ей еду на два дня. Бывало, что и забывали. Первый термист. Пришедший утром на смену, а это был Паша Майоров, застал голодную Мотю, кинувшейся к нему с осуждающим, длинным мя-я-а-а-ав. Смотрю, рассказывает нам Петя, она даже шкурку оставленного на столе сала сгрызла с голодухи, аж до щетины. И воды у бедной девочки не было. Страдала Матильда в термичке. Купали мы её, дураки, в закалочном баке. Ума ведь не было. Она там плавала, выкатив от ужаса глаза. Прощенья нам нет! Выскакивала из бака Матильда, как есть мокрая, неслась от нас, варваров, прятаться подальше, под щит пульта управления электропечью, с проводами под напряжением в 360 вольт. - Куда дура! Неслось в её сторону от нас. – Током тебя там .....!!!
Во второй смене, сидят ребята, закусывают в короткий свой перерыв, а Матильда по столу ходит, себе еду выпрашивает. Её за шкирку, и в форточку. На эстакаду. Опостылела ей эта жизнь и ушла куда-то Мотя, повзрослев и набравшись ума от тепла термички. Довели!
Найда
Осенью в термичку забрела как-то щенная сука. Сначала давалась в руки ребятам – погладить её, почесать за ушком, потрепать за холку… а особенно она прониклась и доверилась Шурику Сумских и после слушалась только его. Надоели ей в конце концов назойливые ласки термистов и стала она им показывать зубы, рычать и агрессивно вести. Одного Шурика она слушалась и уважала.
Тут я появился в термичке, открыв закрытую, как никогда дверь. Увидел стоящего у печи, закаливавшего пуансоны – Сумских Сашку. Заметил также в бытовке выгладывавших из-за двери, взволнованных – термиста Горчакова и слесаря КИП Рублёва. На них волком смотрела серая и крупная собака. Мишка Рублёв мне крикнул, чтобы я не входил на участок, она (собака) злая чего-то и на всех кидается. Но поздно было. Найда (её так Шурик назвал) уже стояла рядом со мной нос к носу, на расстоянии шага от меня и подозрительно щерила зубы. В её глазах было написано: - Что за ….. тут, ещё пришёл?
Я знал, что не надо делать резких движений, не бояться и не смотреть собаке в глаза. Так я и стоял, держа руки по швам и смотрел на неё вскользь, стараясь думать о ней с добром и лаской. Так она стояла некоторое время, пока не позвал её к себе Шурик.
– Найда. Ко мне! Иди сюда!
Найда его слушалась беспрекословно. Бросила меня, показав хвост и пошла к Сашке, который продолжал калить пуансоны. Я быстро, но без суеты, пришёл к ребятам в бытовку, откуда они за Найдой наблюдали и прятались, боясь выйти за порог. Теперь, пройдя посвящение, был я с ребятами пред собакой на равных. Щенная она, предположил Горчаков, и потому такая нервная. Ищет место где ей рожать. До поры мы с ней, что хотели делали. И за загривок трепали и чуть в пасть с пальцами не лезли, и она разрешала, но потом как отрезало – стала нервной и агрессивной. Переживает за щенков – думает обидим.
Шурик калил теперь в воде втулки, а Найда стояла при нём у ноги. Вечером, он её проводил на улицу, чтобы она успела найти удобную норку. Не хватало ещё, чтобы она нам в термичке - щенков принесла. Её тогда ни за что не прогонишь – перекусает всех.
Крупная была, серо-палевого окраса сука. Напоминала собой немецкую овчарку. Щенки должны быть хорошенькими. Дай-то Бог.
Жулька
Нашла приют у нас в девяностые годы, небольшая собачка с кудлатыми висящими ушками. Назвали Жулькой. Сообразили ей в бытовке собачью будку из картонной коробки под твердомером Роквелл (такова судьба этого твердомера). Настелили там ветошь для уюта. Ласковый был пёсик. Особо чтил и почитал термиста Юру. Приноровилась ему таскать всё, что «плохо» лежало в цехе. Деревянную киянку ему принесла, башмак стропальщика со стальным носком (чтобы они не отбивали себе пальцы, падающей стальной болванкой), брезентовую рукавицу и всякое другое. Юрка хвалил её за это, трепля по загривку, говоря: -Молодец Жулька! Всё в дом, всё в дом несёт.
Долго она нас не радовала, заболела Жулька. Видимо съела что-то на улице или инфекцию подхватила. Наш опытный охотник и знаток животных, кузнец Женька – сказал, что по всей видимости у ней энтерит и поздно лечить. Страдала она, бедненькая, но с какими признательными глазами она на нас смотрела, лёжа в лукошке, махая хвостиком, как будто хотела сказать:
- Вы уж, извините меня, что я вас беспокою, лежу тут. Вставать она уже не могла. Погибла, конечно, жаль собачку.
Позже, привели слесаря с улицы ещё одного щенка симпатичного, но Юрка сказал им, чтоб уводили из цеха скорее. - Тут у нас бациллы энтерита, и не хватало ещё, чтобы и он заболел. Пусть на улице бегает от греха подальше. Больше мы, ни собак, ни кошек у нас не держали. Жил правда, одно время карп в закалочном водяном баке (его контролёр БТК, мелкого запустила), но его, чтобы не мучился – запекли в фольге и съели.
Муха и Лярва
В каждом цехе были свои любимцы. Вот и в пятнадцатом цехе, просторном и светлом, жили две собаки. Мелкая, палевого окраса, непонятной породы маленькая собачка с провисшей спинкой, сучка по кличке Муха. Она время от времени приносила таких же мелких и прогнутых собачек, и они долго бегали за ней по цеху гуськом. Сварщики Муху не обижали, таскали даже в кармане робы, и она там смирно сидела, когда начальство с третьей ступенью проверки ходило по цеху, и по участку сварщиков, следя за порядком на вверенном им цехе. Запирали Муху на ночь в бытовке, сваренной из стальных листов, чтобы не обидела собачку охрана. Была Муха общей любимицей. Окликнешь её, проходя по цеху: - Муха! А она тебе в ответ вильнёт хвостом. Добрая была.
Но жила на соседнем пролёте тоже мелкая, чуть более крупней Мухи - собака чёрной масти с характером склочным и бранчливым. За это ей рабочие и погоняло дали соответствующее – Лярва. Всеми была недовольна и всех при случае облаивала, но с нежной любовью и трепетом относилась к лаборанткам метрологической лаборатории. И девочки в ней, Лярве этакой – души не чаяли, когда она к ним сущим ангелом приходила погреться и покушать в уголочке. Не верили мне, когда я столь нелестно отозвался о ней и назвал Лярвой. Звали они её другим именем, Машкой что ли? –Ну как это так?! Их душку и лапушку, и лярвой обзывают. Душка в это время тихо, ласково поглядывая на девушек свернулась калачиком в уголке, косилась недобро на меня правым карим глазом, думая: «Да неужто этого типа, мои девочки ещё и привечают. Так вот.
Кошка бомбоубежища
В середине восьмидесятых годов, когда работали у нас в отделе две молодые специалистки из Ростова, довольно приятные в общении, и мы с ними частенько выходили пообщаться, отдохнуть от работы, покурить в подвал бомбоубежища. Начальству будет невдомёк там искать. И как-то вышли мы из отдела и спустились в подвал выкурить папирос «Богатыри», которые я привёз девчонкам из Москвы, а заодно и пообщаться.
Там, в подвале, в нише для проводки труб отопления поселилась с намерением принести котят серая, полосатая, с рыжими подпалинами на боку кошка. Одна из девушек сказала. Что она знает такую породу – это кошка-крысолов. Только кошка, дурочка, не знала, что трубы изолированы стекловолокном и дышала она в этой нише с витающими частицами волокна. Она родила котят, выходила и продолжала жить в этой тёплой норке; и стали мы замечать с девчонками, что хрипота у кошки появилась и по-видимому это влияние стекловолокна, но сколь не внушали мы ей сменить место жительства, она так и не внимала нашим уверениям и не хотела менять её. Потом куда-то ушла, а пока она там жила в тепле между труб, хаживали мы к ней и приносили покушать.
Скажет мне одна из девочек: - А пойдём – кошку посмотрим? – А пойдём! Общались с кошкой, давала со своими котятами поиграть, такими же серенькими с подпалинами. Хорошо было у доброй кошечки в сером и тёмном подвале бомбоубежища.
Понты дешёвые и казённые Кабыздохи
Корпус четвёртого цеха в начале нулевых обезлюдел и стоял тёмным и холодным, и чтобы ценным, всё ещё находившимся в цехе оборудованием никто не смог поживиться – стали на ночь, в пустой корпус цеха запускать злющих презлющих лохматых псов, которые ожесточённо облаивали всех, кто проходил мимо окон. Ещё подразнишь злюк в ответ. Утром псов загонял в открытую для этого случая на заводе псарню нанятый в штат кондовый собачник, напоминавший своим видом - литовского «лесного брата» в пятнистой зелёной форме и в хромовых сапогах, который этаким лешим ходил по заводу с арапником.
В открытые ворота, некоторые смельчаки ходили смотреть на былое могущество, где в бытность свою совершали производственные подвиги и видели на полу свалявшуюся в клубки рыжую шерсть и обглоданные собаками мослы, и в этих костях мерещились берцовые кости тех смельчаков, пробравшихся ночью в цех, которых загрызли злые псы.
И вот, нам понадобилось перебазировать участок отпуска сварных соединений с установками ТПЧ и комплексом охлаждения воды. Пошли мы втроём, новый начальник бюро, технолог по т.о. сварных соединений Маша и ваш покорный слуга. Подошли к дверям цеха и видим, что железная дверь входа в цех не заперта, но не было видно - остались там собаки или нет. Начальник с Машей остановились и не решались заходить в цех, а на меня вдруг наплыли понты дешёвые и, я движимый своими знаменитыми дурными порывами – смело вошёл в тёмных цех вихляющейся походкой приблатнённого баклана, оглядываясь по сторонам, нет ли где там Полканов - злых собак. Сотрудники мои остались стоять у открытой двери. Ощущения были великолепными с массой выделившегося в кровь адреналина и опять вспомнились пушкинские строки:
Есть упоение в бою И бездны мрачной на краю И в разъярённом океане, Средь грозных волн и бурной тьмы, И в аравийском урагане И в дуновении чумы.
А ещё я после прочёл цитату американского историка С. Дедеша, что храбрость – первое человеческое достоинство, так как она гарантирует все другие качества. Это меня порадовало.
Я тогда, вполоборота развернулся и махнул левой рукой, приглашая войти шефа и Машу, типа – айда ребята, смело входите. Замерили там размеры и «нарисовали» привязку, согласовав со службами, а тот безрассудный поступок помнится с теми же ощущениями. Я ведь на 80% уверен был, что собак в цехе нет, но и тех 20% хватило и самоутвердиться в смелости своей и хватить дозы адреналина. Как писал Алексей Максимович - «безумству храбрых – поём мы песню».
О биологическом равновесии в природе
За высоким голубым, сваренным из труб забором, когда минуешь крутой поворот вправо и рыжую кирпичную трубу находятся владения строительно-монтажного управления. На просторной площадке то тут то там стоят грузовики, краны, бетономешалки и другая техника. Одни машины стоят без колёс, другие – с откинутым капотом, под которым завис водитель в кирзовых сапогах, налаживающий двигатель. Тут же другие водители с монтировочными лопатками одевают на обод скаты, тихо, незлобиво поругиваясь сквозь зубы. Рядом, из пожарного рукава время от времени хлещет горячая вода. Этой водой и в мороз и в зной заливают водители радиаторы движков. Зимой, в сильные морозы из-за этой воды образуются на площадке наледи, торосы и айсберги и стоит густой туман как в долине гейзеров.
Под ногами, мешаясь, бегает гуськом свора рыжих и куцехвостых собак. Таким их инцест сделал. Эти собаки считают площадку своей вотчиной и живут в канале теплотрассы рядом, на склоне.
Между псами и шофёрами сложилось стабильное биологическое равновесие. Они взаимно друг друга не трогают и не цепляют. Но упаси бог появиться на площадке посторонним – какой-нибудь пенсионерке-ветерану, невесть откуда появившейся; или пуще того, мимо продефилирует молоденькая специалистка в коротенькой юбочке и в туфельках на изящном каблучке, привнеся к местным запахам бензина и автола – аромат французских духов Givenchi. Псы сразу окрысятся, дружно поднимут лай под одобрительные возгласы шоферюг, и не успокоятся. Пока не пройдут эти нарушители биологического равновесия.
Летом, когда ласково пригревает солнышко и природа берёт своё, шофёры присядут на ящики на лежащие скаты покурить, поговорить о своём, да и просто помолчать, сливаясь с природой. Меду ними бегает маленький щенок. Его замечает один из сидящих и начинает ему почёсывать брюшко. Щеночек ложится на спинку, задирает лапки и жмурится от удовольствия. Шофёр, огромный детина, гладя его – говорит: - А ну, Брыська, покажи нам, как сургутские б…. лежат (и чего это его так сургутские-то заинтересовали?) Щенок в ответ виляет ему хвостиком.
Позже Брыська зашелудивел и бегал с лысой спинкой, то ли ожог это у него был. Тут же любимый пёс водителей – Балбеска рьяно ухаживает за местной рыжей сучкой, но та его откровенно игнорирует и презирает. Шофёры, видя такое обхождение с их любимым псом, говорят Балбесу сочувственно, успокаивая: - Что, Балбеска, не даёт тебе Найда? Ничего, мы тебе её поймаем.
Надо сказать, что через площадку частенько приходилось проходить, да потом по крутой железной лестнице идти по цехам. Часто примелькавшихся псы принимали за своих и не обращали никакого внимания. А если их подкормить разок куриным крылышком – будут радостно вилять своими огрызками, пытливо заглядывая в глаза, с чего бы с нашей стороны такая доброта.
А иногда из двери бытовки выходит пышная и важная кладовщица в синей, отглаженной спецовке, и позвякивая связкой ключей - направится с водителем бетономешалки к дверям склада. И тут. На втором этаже, прямо над вывеской службы, открывается окно и перегибаясь, рискуя выпасть, покажется другая дородная дама с ярко накрашенными губами и громким, властным голосом прикажет кладовщице: -Валя! Не выдавай ему подшипники! В требовании виза №№ синим фломастером подписана. Мне один знакомый рассказывал, что практиковалось у них иногда, по договорённости с кладовщиками, когда не хочется выписывать просители какой-либо дефицитный товар, а он требовательно настаивает выписать – подписывать в таких случаях синими чернилами. Вроде и выписал начальник, а кладовщица придерётся, зная фокус. И не выдаст просителю желаемое, отправит исправлять требование. Это я так, к слову, отступив повествование о собачках.
И тут вдруг, за забором «нарисуется» одинокий, шелудивый пёс, сдуру забредший сюда в поисках лучшей жизни. Его тут же засекут собачьи радары куцехвостых, и тогда вытянув шеи и сделав стойки, развернувшись веером, пойдут гнать с собачьим благим матом чужака, приблудного, шелудивого пса. И не один инженер тогда из соседнего корпуса АБК подумает: - Ну, погнали наши городских в сторону села. Пёс же, поджав свой драных хвост поспешит ретироваться.
Зимой 1998 года, после неоднократных жалоб, крепко облаянных и даже искусанных собаками работников, сетовавших к тому же и на порчу собаками их вещей – вышел по заводу приказ о запрете подкармливать собак на территории завода и изгонять их с подведомственных территорий. Типа, неча им делать здесь.
На жалобы быстро отреагировали кому надо, выдав вот такое АКТ-ПРЕДПИСАНИЕ №21:
На территории акционерного общества скопилось большое количество бродячих собак, что создаёт опасность работникам акционерного общества при движении по территории (имели место укусы, повреждение одежды).
Происходит это оттого, что работники подразделений подкармливают бездомных собак, создают им условия существования. Особенно много собак в СМУ, УСХ (на эстакадах и складах), цехе №34.
На основании вышеизложенного О Б Я З Ы В А Ю:
Всех начальников цехов: 1.1. Проверять наличие собак, живущих в помещениях и на территории цех Срок:21.03.98
1.2. Запретить подкармливание собак и изгонять их с территории цеха. Срок: с 19.03.98 и постоянно.
При невыполнении данного предписания ответственность за укусы и повреждения одежды собаками будет ложиться на Вас.
Начальник №№№ имярек.
На полученном акте-предписании некоторые отчаянные начальники цехов наложили от себя в сердцах резолюции на этой бумаге, вроде: - Мне что. По норам лазить проверять наличие?; - А они меня не искусают?; -Чем прикажете изгонять, палкой?; - Мне только собак гонять не хватало!
А все-таки стали отлавливать собачек, изгонять, изводить.
На площадке, жизнь которой я описал, из собак остался один Балбес. Спрятали его шоферюги, не отдали. Умный был кобель, не смотря на погоняло, её по молодости лет ещё дали, да так и приклеилась кличка. Он так и помер на участке своей смертью. Не отдали своих собачек – Лярву (Машку) и Муху работники трубопроводного цеха. Также, грудью встали и за собаку Пальму охранники.
Тоже была умнющая собака, каждое утро всех встречала на проходной. По просьбе даже лапу давала пожать. Одаривала два раза в год симпатичными, пушистыми колобками-щенятами. Всей их растаскивали работники завода по домам и дачам. Но до поры до времени, пока это самое биологическое равновесие не нарушил директор, выезжая с завода на своём чёрном лимузине. И надо было Пальме за лимузином погнаться? Гнала она этот чёрный лимузин с отчаянным лаем два квартала по городу. – Чужой Пальма, чужой! Взять его, ату! Радостно прикрикивали некоторые работники вослед Пальма. По какой другой причине, но и Пальмы не стало. Не видел её больше никто. Некоторые горько шутили:
- Вот, и Пальму сократили.
Борис Евдокимов
2021
(фамилии и имена изменены)