- Простите, как девичья фамилия вашей супруги?
- Что? – очнулся он, остановившись. – Кепочкина… Так и есть!
- Сестра милиционера Кепочкина?
- Здесь больше нет жителей с такой фамилией! – неожиданно зло пояснил собеседник.
- Она имеет отношение к финансам общины?
- Она бухгалтер… - Глаза его вмиг расширились: - Языческий бог! – вскрикнул он, и в его устах это прозвучало как кощунственное ругательство. – Я не хочу больше ни о чем говорить, оставьте меня в покое! – сникшим голосом попросил он и отвернулся к окну.
Я не стал настаивать на продолжении беседы и вышел. Было ли смятение Владимира Аросевича искренним и действительно он ведать не ведал о существовании договора с мэрией?
После некоторого раздумья я был склонен считать, что он не врал… Подъезжая к гостинице, заметил на крыльце Жанну. Сердце радостно екнуло, но тут же вспомнилась картина на вечерней дамбе…
- Привет! – обрадованно заулыбалась она и двинулась навстречу.
- Как дела? – прохладно поинтересовался я, отстраняясь от ее поцелуя.
- Ты извини меня, я не хотела тебя обидеть…
- Пойдем, у меня для тебя кое-что есть.
Мы прошли в номер, где я отдал ее томик «Детской психологии», - тот самый, что беспардонно стибрил у нее Демидов, которого я подкараулил у здания редакции будучи в Москве, и, немного наподдав, велел вернуть книгу, заставив написать отдельно слова прощения за свой поступок для ее хозяйки.
С трудом разобрав его каракули, Жанна рассмеялась.
- Ты был в Москве?
- Да, недолго.
- Как там погода?
- Уже почти осень – сыро и идет дождь.
- Так хочется домой… - погрустнела она.
- Скоро твоя работа здесь будет окончена, - пообещал я.
- Ты…
- Все будет хорошо, - прервал я, - а теперь извини, мне надо работать…
Она удивленно взглянула на меня, и я увидел, как глаза ее стали наполняться слезами.
Я отошел к окну и стал наблюдать, как воробьи дерутся за найденный где-то кусочек черствого хлеба, и вскоре почувствовал, что остался в номере один. День клонился уже к вечеру и догорающие отблески солнца окрасили уличный пейзаж в красноватые тона, вызвавшие яркое чувство дежа-вю; люминесценции далекого чувства охватили сознание, пошли мощным потоком, прорвав временные пласты; я – малыш лет пяти от роду, в больших резиновых сапогах, запускаю бумажный кораблик в огромной луже на дворе дачи; только что закончилась гроза, сопровождавшаяся шквальным ливнем, от которой я прятался в доме под кроватью и никакая сила меня не могла оттуда выкурить; теперь же тучи разошлись и выглянуло вечернее солнце. В этом видении меня окружали близкие люди, многих из которых уже нет в живых. Целая пропасть дней – одинаковых двадцатичетырехчасовых отрезков – отделяет меня от того времени… Все вокруг изменилось, и я уже никогда не буду бояться грозы и не смогу с такой же легкостью увидеть в грязной луже огромный океан, и лишь этот красноватый луч шлет мне привет из прошлого, будя волнующие воспоминания.
Стало тоскливо на душе и одиноко. Наверное, все же мне следовало жениться…
Усталость навалилась как-то враз, и стоило мне коснуться головой подушки, как я тут же уснул.