Пустыня, песок, солончаки. Молодой человек верхом на поджарой лошадке, нагруженной, помимо него, солидной поклажей, перекинутой через седло в сумах, едва не цеплявших поверхность, устало всматривался в рыжие стены и крыши над ними, росчерки зеленых ветвей, ярко разбавлявших терракот. Он уже знал, что такое мираж, огорчился, но не сильно удивился, если бы поселение исчезло. Он больше удивлялся, откуда здесь взялась вода? Как теперешние жители нашли её и осмелились поселиться здесь. Кто-то обладает умением искать воду с помощью лозы. Но сюда надо было дойти с этой лозой, через пески, привести своих близких. А сам-то он как здесь оказался. Двое суток он не видел ни одного человека. И вот местечко, постройки и деревья, обнесенные каменной стеной. Ему бы коня напоить, степную лошадку, выносливую, неприхотливую, самому напиться, выспаться сколько-нибудь.
Здешние люди, приросшие к своим камням и колодцу, не впустили его к себе за стену. Если бы он ещё понимал их язык, в местном говоре сохранилось несколько слов, по которым он и понял, что лошади его дадут отдохнуть и его самого накормят, но не впустят. Стена — одно название, достаёт ему до плеча. Нет нужды перебираться через неё, чтобы заглянуть, что происходит во дворе. Дома с толстыми стенами, куда не проникает жара, темными проемами входов, куда не впускают лучи солнца. Чем живут здесь люди? Хлев, поилка для животных, какое-то строение, наверняка амбар. Пришелец разговаривал с дочерью хозяина — тот почему-то передавал слова через черноглазую не то девушку, не то ещё подростка, невысокую, одной породы с желтыми черноглазыми ящерками, резво карабкающимися по осыпающейся стене. Она будто сама была одной из них, с закругленным носиком, тонкими губами, ручками с растопыренными пальцами, оканчивающимися тонкими длинными ноготками, растолковала ему, что спать он будет там, и указала на полуразрушенную арку.
Он думал, что его не впускают за стену потому, что он не может заплатить за ночлег. Деньги будут, пытался втолковать он сначала хозяину, потом его дочери. В результате, что деньги скоро будут, он объяснял арке. Похоже, когда-то к ней прилегали стены. Осталось несколько поваленных не то блоков, не то квадратных колонн, и фрагмент стены. За ней можно укрыться от ветра. Колодец. И в отдалении, как показалось пришельцу, небольшая печь.
Девушка назвалась Меладой, может, другим именем, но ему послышалось именно это. В ответ он назвал себя — Забияка, так его звали последние несколько месяцев, до этого он был Скатом, это имя он получил у моря, — можно долго вспоминать, как и где его звали, хоть лет ему было и не так много, двадцать.
Солнце поднималось, стена давала тень. Забияке сидеть бы, прислонившись к теплым камням. Но он не берег силы, развил деятельность. Для начала осмотрел печь. Мелада наблюдала за ним из-за стены. Он не мог сказать, чего больше было в её взгляде: любопытства, жалости или страха. Больше всего его устроило бы любопытство. Жалость? — бывали времена и похуже. Страх — последнее чувство, которое он хотел бы вызывать у девушек. Он попросил Меладу принести его сумы. Она не понимала, тревожно смотрела на небо и тени. Он торопил её, разыгрывая пантомиму: сначала изобразил лошадь, потом седло, потом то, что перекинуто через седло. Рисовал на песке. Решил уже сам пойти и принести. Только тогда девушка принесла его вещи, что-то говорила, наверное «тяжелые», что же ещё, когда перекидывала через стену баулы.
В них была смена одежды, пара фолиантов, завернутых в холстину, и инструменты. Забияка достал молоточек, простукал стены печи, кроме видимых повреждений наверняка были другие трещины, которые не сразу и заметишь. Он позвал девушку. Она замотала головой, жестами показала, что должна уходить. А ему был нужен конский навоз, какая-то посудина, чтобы приготовить смесь, да ведро с веревкой, чтобы достать воды.
— Вернись, — кричал он девушке.
За стеной никого не было видно. Двери плотно заперты, ни звука, ни шевеления. Сиеста, чтобы они провалились все. Его не пускают, потому что ему нечем заплатить. Но он же сказал, что деньги будут, много, им хватит.
Песок есть. Навоз Забияка нашёл сам, трудно ли через стену перелезть, там же нашёл и посудину. Обратно опять через стену, раз через ворота не впускают. Спросить разрешения взять посудину не у кого, все попрятались, понятно, жара стояла нестерпимая. Забияка подумал о новом имени, которое возьмет себе, что-то связанное с жарой, сразу и не придумаешь. Строительную смесь он сделает, трещины в печи замажет, всё-таки она хорошо сохранилась, отражатель на месте, и башня целая, не хватает пары кирпичей. Забияка пошёл искать подходящие камни вокруг стены. Воздух дрожал, готовый пролиться. Когда реальность так искажается, трудно что-то найти. Думаешь, вот он, кирпич, а на самом деле маленький камушек, но пренебрегать не следует ничем, всё в дело пойдёт. Он возьмёт себе имя Навозный жук, подумал Забияка, в той стране, где он жил какое-то время, жук подбирал всё, что встретится на его пути, потом навоз становился золотом, почти золотом, потому что свой дом, потомство подороже золота будет. Жукам тоже было жарко, как и ему, говорил он себе, только видят они, наверное, по-другому, им не мерещится, что валун ползёт, как черепаха, и что у него человеческое лицо с глупой ухмылкой. Пусть ползёт, Забияка тоже ползал, собирая камни. Они вдвоём ползают, и не определить, далеко они друг от друга или близко, солнце расплавило воздух, расплавило расстояния, расплавило мысли.
К вечеру за стеной произошло оживление. Захлопотали женщины. Зазвучали голоса. Кажется, там смеялись, в интонациях появилась легкость, на какую, раньше думал Забияка, местные жители не способны. Поесть ему принёс молодой мужчина, судя по одежде и внешности, нездешний, такой же путник, как и он. Забияка ел деревянной ложкой рагу. Пришелец сидел напротив на груде камней и с интересом разглядывал его. Другого смутил бы подобный интерес, но Забияка однажды стоял у позорного столба, после этого его трудно было удивить вниманием, со стороны кого бы то ни было.
— Меня зовут Умник, — представился пришелец.
— Забияка.
— Ты здешнюю речь не понимаешь, — скорее утвердительно сказал Умник.
— Пару слов только, — ответил Забияка.
— Я так и подумал, — происходящее, видимо, забавляло Умника, — а я знаю местное наречие, когда-то пришлось трепаться с одним типом, буквально, поневоле, за одной решеткой сидели. Так вот, мне подумалось, хозяева, наверное, не предупредили тебя, что к колодцу наведывается полуденный призрак.
— Да, я что-то видел, но не рассмотрел, занят был.
— У них за стеной как-то с водой не очень, а к колодцу призрак не пускает. Вот они и посылают приезжих. Можно сказать, скармливают их ему. После того, как призрак убьёт кого-нибудь, он на какое-то время успокаивается.
Забияка кивнул. Он с сожалением оглядел пустую деревянную тарелку, ложку. Что смотреть, когда есть больше нечего. Забияка поднял взгляд на собеседника. Повыше него будет, длинноногий, если судить по коленям, едва не достающим до подбородка. Одежда когда-то была богатой, поистрепалась не только в дороге, если верить тому, что он сказал.
— Призрак. Убивает. — повторил Умник, — я из благодарности тебе это говорю. На твоём месте мог быть я. Ты раньше приехал.
— Я понял, — Умник поднялся. — Не знаешь, у хозяев есть уголь? Я заплачу им потом.
Умник привык не показывать удивления. Опыт подсказывал ему, что у него ещё будут причины пожимать плечами, покачивать головой, поэтому он поскупился на жесты. Вернулся с углём. Умник тем временем приготовил смесь из навоза, песка и воды. Замазал трещины в печи, починил кладку. К темноте управился.
— Ты почему здесь? — спросил он Умника, — тебе же дали место в доме, за стеной.
— Ночью, как я понимаю, не опасно, призрак полуденный, а я человек любопытный.
Ночи здесь были холодные. Звёзды яркие. Стена остывала, отдавая тепло. Под утро выпадет роса, предупредил Умник, продрогнем.
— Может, и нет никаких призраков, — сказал он, — просто жарко, мираж, а люди от солнца умирают.
Он, не дождавшись ответа, продолжил:
— Как-то страшновато здесь спать, не находишь? Давай сторожить по очереди. Мне всё равно не спится. Я завтра уезжаю. Можем вместе поехать.
— Зачем тебе попутчик? — спросил Забияка.
— Я человек общительный. Люблю компанию. Всегда можно что-то новое узнать. Вот почему тебя Забиякой зовут? — спросил Умник. — Не хочешь, не говори. Я, если буду молчать, усну. Обычно люди не задают друг другу вопросов в дороге. Если кто хочет рассказать, так сам рассказывает. Вот я и расскажу. Я младший сын. Мне ничего не светит. Поэтому, когда я убрался из родного дома, все только вздохнули с облегчением. Хотя, была маленькая надежда на дочь владельца соседних земель. Может и уговорила бы отца на наш брак, если бы я не убил её брата. Она прекрасна. Никогда не видел девушки красивее. И не увижу.
— Вернись за ней, — сказал Забияка, — может, она всё ещё любит тебя.
— У неё четверо братьев. Может они владеют мечом хуже меня, и не такие проворные, как я, но их четверо. Ты, я вижу, тоже младший сын. И гонится за тобой что-то похуже, если соглашаешься ночевать здесь.
В этом месте разговора полагалось сделать паузу. Умник бы терпеливо ждал. Забияка вспоминал бы подробности или увёл разговор в сторону. Им помешал шорох. Не изменяя положения, Умник и Забияка отвели глаза в сторону звука. Казалось, кто-то скребся в колодце. Ждать пришлось недолго. Из колодца выбралось что-то крупное, с лапами, как у черепахи. Нечто довольно резво обогнуло стену, у которой они сидели и, судя, по царапающим звукам, взобралось на неё.
— Смотрит на нас сверху, — Умник толкнул Забияку локтем.
— Он нас не трогает, и мы его не трогаем, — сказал Забияка.
— Этот, похоже, тоже тебя сторожит, чтобы ты не сбежал, или ночью у него нет власти, — хмыкнул Умник, — отчего или от кого бежишь-то?
— Я знаю, как делать золото из свинца, — сказал Забияка. — Один влиятельный человек хотел, чтобы я делал для него золото. Много. Так нельзя. Ты можешь произвести золота ровно столько, сколько тебе нужно. Я не чувствовал в себе сил, чтобы произвести столько золота, сколько нужно тому человеку. И я ушёл. Он донёс инквизиции. Теперь вот ловят.
— Сдается мне, этому, — Умник указал на гигантскую черепаху, сидевшую над ними на стене, — тоже от тебя что-то нужно.
Под утро они всё же задремали. Когда проснулись, никакой ночной черепахи на стене не было. Возможно, странное существо просто приснилось или он приняли за него выступ арки. Печь была готова. Позавтракав, Забияка достал инструменты.
— Помощь нужна? — спросил Умник.
— Не откажусь, — сказал Забияка.
Он растирал порошки с дурным запахом, потом заливал их раствором, прокаливал, перегонял. Умник раздувал меха, подавал, подносил. За действиями Забияки следил полуденный призрак. Черепаха с лицом человека появилась раньше положенного времени, когда воздух задрожал над печью, а сами Умник и Забияка тоже, как виделось со стороны, стали терять чёткие контуры.
Под вечер Забияка сказал Умнику, чтобы тот подал ему форму. Её поставили прямо на стенку колодца. Забияка подхватил щипцами тигель и вылил расплав в форму. Они оставили слиток остывать.
Мелада уже не боялась выходить за стену, она принесла им еды и одеяла. Делала она это для Умника, он успел перемигнуться с ней. Она даже резко развернулась пару раз, чтобы юбки её закружились и косы взметнулись.
Умник ночью отлучался куда-то, слышал сквозь сон Забияка. Он взял одеяло Умника, два одеяла лучше, чем одно. Когда Умник вернулся, то забрал полагавшееся ему одеяло. Предрассветный сон самый сладкий. Когда Забияка проснулся, слитка не было.
— Я не могу оскорбить тебя подозрением, — сказал он.
— И не оскорбишь, потому что я тебя тут же мечом продырявлю, — пообещал Умник.
— Хозяйская дочь? — спросил Забияка.
— Она со мной была, — сказал Умник.
Сам хозяин? Слуги, родственники, кони? Кто был здесь? Никого, кроме нас и призрака. Куда же пропал слиток? Здесь лежал. Где? Там, где монета. Какая монета? Да вот же. На стенке колодца. Золотая. Смотри, призрак выменял твоё золото на свою монету. Видимо, ты недостаточно чистое золото произвёл, и он показал тебе, как надо проводить превращение. Она фальшивая. Выходит, призрак тебя надул. Так они кричали и размахивали руками у колодца. Монета, подпрыгивая, полетела в пыль. Кажется, я начинаю понимать, почему тебя назвали Забиякой. Ты кидаешься с голыми руками на человека с мечом. Не бросал бы монету, может, пригодится, тоже кого-нибудь надуешь, пока настоящее золото не произведешь.
Хозяева собрали их в дорогу: лепешки, фиги, мясо. Воду Умник и Забияка сами набрали в колодце за стеной. Умник не замечал, как Мелада плакала украдкой, то ли не хотел неприятностей, то ли уже и вправду забыл о ней и мыслями был в пути.
— Тебе лучше будет остаться здесь, — сказал Забияка девушке, — он бросит тебя в первом кабаке.
Кажется, она поняла, может, она и знала язык, на котором говорил Забияка, а может, это был общий язык для всех страдающих и сочувствующих.
— Куда ты теперь? — спросил Умник.
— Куда-нибудь, где есть университет.
— Что ж, нам по пути. Наемные убийцы нужны и там, где есть университеты. Провожу тебя, а там видно будет.
Умник вскочил на мощного черного коня, такой даже для старших сыновей был роскошью. Нагруженный конёк Забияки казался едва ли не жеребенком рядом с ним.
— Меня прозвали Забиякой за то, что я подрался с демоном. Он был мелким.
Они выехали на дорогу. В полдень остановились в тени рощи, выросшей как-то в дюнах, видно, ловец воды с лозой сюда не добрался, а семена деревьев, который ветер принёс, её нашли. Когда воздух задрожал от зноя, им обоим сквозь дрему привиделось, что дрожащий полуденный призрак, наполовину человек, наполовину черепаха, прилег рядом с ними на границе тени.