... Прапорщик Кантемиров после трудов неправедных изволили почивать на правом боку, прижав книжку к груди и выставив в сторону зарешечённого окна распухшее левое ухо. Спал, как ребёнок, уснувший после сказки на ночь.
Здоровый сон сморил молодого человека после всех прошедших событий. После личного приказа капитана Аргудаева никто не посмел потревожить задержанного начальника войскового стрельбища Помсен.
Только приказ коменданта гарнизона выдернул Тимура из сладкой дрёмы дневного сна. Сержант-связист, не забыв ночной подгон в виде сигарет для всего караула, аккуратно потряс плечо прапорщика:
– Товарищ прапорщик, комендант вызывает.
Если ты к служивым по-человечески, то и к тебе по-хорошему. Главное – режим не нарушать. «Разбудит утром не петух, прокукарекав, Сержант поднимет, как человека…»
По дороге к коменданту Кантемиров попросился в туалет. После ледяной воды немецкого каземата в кабинет коменданта гарнизона вошёл отдохнувший и посвежевший прапорщик. Немного в мятой форме, без портупеи и с огромным черно-лиловым левым ухом. Подполковник Кузнецов остался сидеть за столом и внимательно разглядывал доставленного арестанта.
Прапорщик дал возможность полюбоваться собой и, вытянувшись в струнку, доложил:
– Гражданин начальник, задержанный Кантемиров по вашему приказу прибыл!
– А ты всё ёрничаешь, прапорщик. И тебе всё мало? – усмехнувшись, спросил комендант. Но, всё же встал, подошёл и протянул ладонь. – Ну, здорово, хулиган.
– Здравия желаю, товарищ подполковник, – ответил на рукопожатие задержанный.
– Вольно. Расслабься. Отвечать на вопросы будешь?
– Никак нет.
– Чего так? – искренне удивился старший офицер. Вроде, ничего плохого не сделал? Руку ему протянул. А борзый прапор стоит тут – выёжывается. А вопросов за день накопилось много…
– Не хочу вас обманывать, Пётр Филиппович, – спокойно ответил прапорщик и впервые за всё время знакомства назвал подполковника по имени-отчеству.
– Даже так, – вновь усмехнулся старший офицер и добавил: – А я могу, хотя бы в общих чертах поинтересоваться – в чём причина твоего скромного молчания?
Задержанный задумался. Комендант гарнизона ждал...
Кантемиров посмотрел на подполковника и сказал:
– Однажды в тире у нас с вами не было никакого разговора про одного сотрудника из Дома советско-германской дружбы. Здесь, в изоляторе, я и мои солдаты только из-за него.
– Опять! Прапорщик, ты что, блин, – притягиваешь их к себе? – комендант тяжело вздохнул, вернулся за стол и поднял снизу пакет с термосом. – Тимур, кофе будешь? Жена ещё бутербродов положила.
– Не откажусь.
– Присаживайся. И что за день сегодня? Ночью твоя драка. Кстати, тебе хорошо по уху приложили. А с утра сегодня побег из госпиталя.
Тимур придвинул предложенную кружку кофе, дотронулся до своего уха и задумчиво произнёс:
– Значит, всё-таки сбежали…
– Что? – Кузнецов глотнул из своей любимой чашки (подарок жены) и уставился на прапорщика.
– Товарищ подполковник, предлагаю вам прямо сейчас позвонить нашему особисту полка.
– Прапорщик, ты не охренел? Какие ещё будут задания от партии и правительства? – офицер потянулся за телефоном на огромном столе.
Служебный кабинет коменданта дрезденского гарнизона по армейским меркам оказался просто шикарным – большая комната с двумя высокими окнами, выходящими на немецкую улицу. Мебель в кабинете сохранилась ещё со времён вермахта.
Подполковник Кузнецов с самого начала службы переставил раритетные стол, диван и книжные шкафы по своему усмотрению, расширил помещение, и сейчас в кабинете коменданта вполне мог провести совещание со своими офицерами командир мотострелкового батальона.
Когда подполковник через стол начал притягивать телефон к себе, аппарат опередил хозяина и зазвонил сам. Прапорщик вздрогнул и чуть расплескал свой кофе. Не к добру звонок…
Старший офицер снова усмехнулся и поднял трубку:
– Слушаю… Соединяй.
Кантемиров заметил, как напряглись глаза коменданта. Кузнецов откинулся на стуле и начал обрывисто отвечать:
– И тебе не хворать… Да ты что… Напротив меня сидит… Кофе пьёт… Могу определить в холодильник…Пока не надо?... Понял.
Подполковник положил трубку, глотнул кофе и тяжело посмотрел на прапорщика. Тимур знал, что на дрезденской гауптвахте имелись четыре самые холодные камеры, так называемые «холодильники», в которых даже летом было довольно холодно.
И чтобы новый губарь быстро почувствовал существенную разницу нормальной воинской службы от арестантской жизни, обычно первые сутки вновь доставленный остужал свой пыл в самых прохладных номерах и проникался духом исправления в гордом одиночестве.
Если за первые сутки узник не получал никаких замечаний от караула, его переводили в более тёплые места в общие камеры к товарищам по несчастью. А для особо буйных один номер из указанных четырёх был с двойной решёткой, но без стекла. Нары в этой камере были приварены наглухо к стене, стола с лавкой не было в принципе.
И каждый вечер перед отбоем наряд выливал на бетонный пол ведро воды с хлоркой для разнообразия тюремного существования. Хватало максимум двух суток в особом номере для полного осознания постояльцем содеянного проступка и объективной оценки своего нехорошего поведения…
Кузнецов напряженно переваривал только что полученную информацию. Задержанному оставалось только ждать и не мешать тяжёлым думам старшего офицера.
Комендант хлебнул ещё кофе, приготовленный любимой женой, и сказал:
– Наколдовал ты, прапорщик, на свою голову. Звонил начальник Особого отдела штаба армии – полковник Полянский Анатолий Жанович. Надеюсь, слышал про него?
– Знаком. Встречались однажды в доме Потапова.
– Даже так, – удивился комендант и продолжил. – Так вот, наш главный особист именно тобой интересовался и сейчас сообщил мне по секрету очень интересный факт, который всплыл только сейчас.
Кантемиров внутренне напрягся, но постарался не подать вида. Очень старался… Что ещё могло случиться? Может, его деньги под кабелем нашли? Мудрый подполковник, едва взглянув на парня, сразу всё понял, ещё раз ухмыльнулся и подумал: «Салага… Явно при делах…»
Прапорщик не выдержал и спросил:
– Какой факт?
– Твой солдат и два сбежавших с госпиталя рядовых родом из одного города. Полчаса назад этих двух прибалтов показали по западному телевидению. Перебежчики уже за границей. И Полянский считает, что ты, боксёр, отхерачил своих бойцов только за то – что они тоже хотели сбежать в ФРГ.
Начальник стрельбища со стуком опустил свою кружку на стол и вскочил. Никаких нервных клеток не хватит, чтобы сохранить спокойствие у двадцатичетырёхлетнего парня при таком раскладе. Да это же просто – пипец какой-то!
Спокойно сидящий за столом офицер тихо и жёстко приказал:
– Сядь на место, прапорщик! И слушай дальше.
Кантемиров вернулся за стол и залпом допил свой кофе.
Кузнецов продолжил:
– Сейчас мне приказали усилить конвой у ваших камер. И с сегодняшнего дня ты, Кантемиров, становишься почётным узником. Прямо, как товарищ Тельман в своё время.
Комендант гарнизона внимательно посмотрел на задержанного:
– Тимур, ты знал, что эти солдаты сегодня ночью сбегут на Запад?
– Знал.
– А теперь, давай не обманывай меня и говори всё, как есть.
– А вам это надо, Пётр Филиппович? – выпрямился на стуле и с вызовом спросил бурый губарь. – Сами же говорили, что никогда не хотели связываться с этой конторой.
– Говорил. И тебе не советовал. А вот ты взял и сунул свою глупую прапорщицкую башку в петлю гебистов. И на хрена, тебе это надо было? Тимур, ты, в самом деле, избил сержанта с рядовым из-за побега?
– Всё было не так. Никто и никуда бежать не хотел. Особенно Ромас.
– Ромас – твой пилорамщик?
– Так точно.
– Прапорщик, давай с самого начала. У нас остался в запасе примерно час. Полянский ждёт командующего армией с аэродрома. Хотя, Потапов уже не совсем командующий. Ещё с четверга, как с семьёй улетел в Москву за новым назначением. Уже прилетел и выдвинулся в город. Кстати, ты знал?
– О новой должности знал. Генерал сам мне говорил в прошлые выходные. О том, что улетел в Москву с женой и Дашей – не знал. Не до того мне было…, – начальник стрельбища тяжело вздохнул.
– Охотно верю, – вслед вздохнул подполковник и спросил: – Тимур, а мне ты веришь?
Молодой человек поднял голову, несколько секунд рассматривал собеседника, старшего по возрасту и званию, и сказал:
– Товарищ подполковник, вы сейчас единственный человек в гарнизоне, кому я действительно верю. Жаль, Григорьев заменился.
– Спасибо, – серьёзно ответил офицер, помолчал немного и спросил: – Так что, поговорим? Или будем ждать генерала с особистами?
– Что эти особисты, что эти комитетчики – все на одно лицо…, – зло ответил задержанный, раздумывая над своей дальнейшей судьбой.
– Не скажи, прапорщик, – протянул подполковник. – Были мы как-то раз вместе с тем же Жанычем в одной заграничной командировке… В одной очень жаркой и пыльной стране… Достойный офицер... Да ладно, прапорщик, сейчас речь не о нас, а о тебе. Говори.
– Пётр Филиппович, разрешите ещё кофе. Очень вкусный.
– А то! Жена варит, – комендант гарнизона придвинул термос ближе к «бурому губарю».
Когда Тимур закончил под кофе и бутерброд свою незатейливую историю про себя, сотрудника КГБ и рядового Драугялиса, комендант гарнизона встал из-за стола и прошёлся по огромному кабинету. Затем вернулся и сообщил докладчику:
– Допивай кофе и марш в камеру. А я думать буду. Приедут Потапов с Полянским, вначале сам с ними поговорю. Ухо не болит?
– Башка трещит. От вашего кофе легче стало. Жене спасибо от меня.
– Хорошо, передам. Пошлю фельдшера в камеру, даст таблетку. Сегодня будет непростая ночь, товарищ прапорщик.
– У меня уже пошла вторая непростая ночь, товарищ подполковник.
– Иди, отдыхай, узник совести. Вызову… (продолжение следует)
