В чём главный секрет мастерства театрального художника? Врождённое чувство меры и стиля, умение подчинить собственное «я» (свою индивидуальность, личный взгляд на мир и сцену, фантазию и творческую мысль) законам пьесы и режиссёрскому замыслу; знания и профессиональные навыки (от материаловедения до технической документации); привычка смотреть и видеть (не только интересоваться новейшими тенденциями в сценографии, но просто — смотреть вокруг внимательно и пытливо, как смотрят дети, а потом размышлять, рисовать эскизы, создавать образы, созвучные времени и отражающие его ритмы); непрерывный труд в любых, самых жёстких финансовых условиях?..
Мы спросили бы об этом Маргариту Викторовну, но она категорически отказывается от публичных выступлений, и никогда не даёт интервью. И это тоже о многом говорит: слово — инструмент других профессий, художник высказывается иначе. Смотрите — всё же на сцене, прямо перед вами. А рассуждать на публику, говорить — «некрасиво, не это подымает ввысь…»
Миры Маргариты Демьяновой очищены от ударных эффектов, штурмующих зрительский взгляд. Это вовсе не означает, что они лишены ярких и смелых решений, цветовых и световых акцентов, выразительных метафор… нет, тут другое: безупречный вкус и равнодушие к эпатажности формы. Её способность «играть короля» (в данном случае — режиссёра Вячеслава Васильевича Долгачёва) восхитительна: кажется порой, что они чувствуют и понимают друг друга буквально на расстоянии, неосознаваемо для себя… Мы, разумеется, не знаем доподлинно, как идёт их совместная работа, но складывается впечатление — будто эти два мастера мыслят синхронно, и обсуждения уже не особенно нужны…
Талант не избавляет от постоянной работы, но какой она приносит результат!.. Лёгкость, естественность, иллюзию единственно возможного сценического воплощения каждой новой пьесы или инсценировки. Он — режиссёр внятных глубоких смыслов и спокойных интонаций, без криков и «страстей в клочья»; она — творчески визуализирует его замыслы, не становясь при этом безликим исполнителем, а включаясь в активное со-авторство. А это тоже искусство, и ещё какое — быть со-автором…
Не хочется называть её работы «оформлением» спектакля, хотя и в этом смысле всё в полном порядке — сцена всегда «одета» Маргаритой Демьяновой аккуратно и красиво. Но эта сценография, как и должно быть в хорошем театре, и выражает идею режиссёра, и одновременно помогает актёру, бережно и ненавязчиво подсказывает мизансцены, а зрителя погружает в разные времена и пространства — тоже незаметно, без шума и треска… Вроде и бытовая на первый взгляд среда: деревянная мебель, связки чеснока, посуда… а над всем этим — словно другое небо, отчерченное мистической горизонталью, колодец справа — символ жажды любви («Тойбеле и её демон»). Воссозданная до мелочей обстановка профессорской квартиры («С вечера до полудня») вводит в соблазн восхититься достоверностью и тщательностью предметной оболочки, но — силуэт сталинской высотки даёт совсем иной ракурс, переводит как бы в другое измерение… Изысканность чёрно-белых параметров «Чуда святого Антония», вежливо отсылающих к вахтанговской легенде, и снег — сколько раз мы видели падающий театральный снег, и сколько раз он был простым «украшательством» (потому что работает приём безотказно), а здесь — именно чудо, именно волшебство… «Что угодно, или 12 ночь» стилизована под шекспировские визуальные мотивы, и вместе с тем пронизана чувством театральной игры, пропитана ею, как целебным раствором. Здесь чувствуется, что художник трудится в театре не год и не два, а всю жизнь… Конструктивность, постановочная выверенность — и при этом необычайная эмоциональная заразительность.
Искусство М. Демьяновой пластично, в нём нет каких-то застывших форм, благодаря которым возникает моментальная узнаваемость (к примеру, свисающие палочки и трубы или «компьютерные» раздвижные рамки — визитные карточки от мэтров сценографии), но есть почерк, есть атмосфера, есть некая единая волна вдохновения…
Отдельного упоминания заслуживает «ЧЕХОВ.ПРОЕКТ» — театральная тетралогия, где Маргарите Демьяновой предстояло решить сложнейшую задачу. Помимо того, что Чехов — это само по себе большая ответственность, требовалось вывести спектакли в философское поле, убедительно обосновав со своей стороны неожиданную концепцию «горизонтального» прочтения четырёх шедевров. Удалось блестяще. И не последнюю роль сыграл многообразный, живописный, мастерски поставленный свет — и потусторонний, и лазурный, и тревожный… то создающий объёмную светотень на фигурах актёров, то превращающий их в бесплотные призрачные видения. Минимализм (чёрные прямоугольники кулис, свободное пространство по центру, абрис рояля в глубине) компенсировался изысканностью деталей: цветами, яркой зеленью яблок, изгибом кресла… что-то о красоте, чудом уцелевшей в толще театрального времени. Обрываются полотнища задника, как листки календаря — не вернуть…
Недавняя премьера «Чужие подъезды» — ещё одно подтверждение пластичности и чуткости художника. На сцене — многоэтажки, подозрительно напоминающие дома на Ярославском шоссе; и в виде вытянутых фурок на колёсиках, которые можно открывать, и фоном — сплошная стена, декорированная окнами и балконами. Простая и страшная мысль — каждый из нас, не нашедших себя, бьётся в однокомнатном своём «гробу» — показана наглядно, персонажи внутри «домиков». А где-то далеко от нас, на третьем даже, а не втором плане — музыканты, переливающиеся манящим светом оркестрик, инструменты — мечта о спасительном творчестве…
Решения Маргариты Демьяновой настолько вплавлены в режиссёрскую задачу, и так соотнесены с характером драматургического материала и особенностями конкретного здания Нового театра, что кажутся, повторим, само собой разумеющимися. Но попробуйте их «вычесть», убрать хотя бы умозрительно. На вопрос, состоится ли спектакль, без труда ответите сами.
