«В который раз ты будешь его смотреть?», – спросил муж, когда я сказала, что иду на «Ромео и Джульетту». Не помню, давно перестала считать. Но раз 15 видела точно. «Ну да, ну да, – кивнула знакомая. – У меня есть любимые фильмы, которые я пересматриваю несколько раз».
Между повторным походом в кино и на балет есть большая разница. Если вы пересматриваете любимый фильм, в нем все остается неизменным: актеры, интонации, реплики, пейзажи за окном и интерьеры в квартире. Когда вы смотрите фильм в 15-й раз (если у вас есть фильмы, которые вы готовы смотреть 15 раз), вы знаете его наизусть. С балетом иначе. Конечно, есть вещи, которые не меняются: музыка (музыка Сергея Прокофьева в «Ромео» может заставить плакать даже без танцевальной части, но с ней – наверняка), хореография (это, конечно, если вы ходите на постановку одного балетмейстера, у другого она будет иной, и сравнивать всегда интересно), сценография – оформление сцены и костюмы. Остальное может быть иным. Тем же, но иным. Потому что любой спектакль – живой организм, балет – особенно. Исключение здесь только одно: артисты балета не импровизируют. Если в драматическом театре или на киноплощадке это случается, а иногда и приветствуется, в балете такое недопустимо: воля хореографа – закон. До жеста, до каждого арабеска, каждой позы и поддержки (но иногда артисты стараются облегчить себе жизнь, немного изменяя рисунок, думаю, их за это ругают).
Я видела разных Ромео и Джульетт в нашем театре и видела разные спектакли в разных театрах. Хотите верьте, хотите нет, но тот, что идет в Минске в постановке Валентина Елизарьева – один из лучших. Он верен себе: избавляется от ненужных для развития сюжета персонажей – убрал кормилицу, но зато добавил Вражду – змеями извивающуюся по сцене и подсовывающих врагам шпаги, даже если те не слишком хотят драться. «Зачем?», – спросила я как-то Валентина Николаевича. Он сказал, что Вражда буквально разлита в воздухе, витает над городом, руководит мыслями и действиями, а он просто сделал ее видимой, проявил.
Одни из важных образов балета у Елизарьева – крест и круг. Крест возникает часто – и в виде (вполне ожидаемом) распятия у патера Лоренцо, и в руках влюбленных, и в мечах. Крест – проклятие, крест – судьба, крест – обреченность и неизбежность. А круг, который возник в первом елизарьевском спектакле – «Кармен-сюите», когда Хозе душит Кармен в объятиях, сжимая их круг на ее горле – в «Ромео и Джульетте» тоже есть: его образует вокруг своей непокорной и влюбленной дочери семья Капулетти вместе с Парисом. Джульетта пытается вырваться, но они держат крепко, иногда с кинжалом – для острастки. Все эти образы и символы считываются не с первого раза. Поэтому на один и тот же балет можно ходить много раз: всегда увидишь что-то новое, чего раньше не замечал. Ведь балет, как мы договорились – живой организм.
Интересно, что когда его только ставили, первый и лучший (пусть простят меня те, кто танцует сегодня) исполнитель этой партии Владимир Иванов, как он сам мне говорил, думал: «Только бы не Ромео». Он хотел быть Тибальдом. Но Елизарьев увидел его именно в Ромео. И хотя Иванов выучил две партии и танцевал и Ромео, и Тибальда (он все-таки был прекрасным и очень эмоциональным танцовщиком), его Ромео остается – возможно, пока – у нас непревзойденным (конечно, на мой субъективный взгляд). Инесса Душкевич была потрясающей Джульеттой, но сегодня мне понравилась Людмила Хитрова. Она другая, и в этом смысл ходить на один балетный спектакль несколько раз: с разными исполнителями спектакль меняется, обретая другие интонации и краски. Сегодня моим любимцем был Константин Героник в роли Меркуцио – это вообще самая искрящаяся партия в этом спектакле. Когда-то ее очень хорошо делал Саша Фурман. И Юрий Ковалев – очень классный Тибальд, видела его несколько раз, и всякий раз он хорош.
А вот праздничного финала – Монтекки и Капулетти примирились над могилой влюбленных – у Елизарьева нет. Хотя мост и наведен, но Вражда все так же правитьгородом и властвует над умами горожан. История на все времена.