Позвонил Макс, сказал, что адски скучает, что сорвался бы прямо сейчас, чтобы Настю обнять. Сказал, чтобы не волновалась о подарках девчонкам, он уже купил. Сказал, что у него есть сюрприз для неё на Новый год. И не столько важно было, что он говорил, как его голос, дрожащий, с теми особенными мягкими бархатистыми нотками, которые ни с чем не перепутаешь, и та аура тепла, чувственности, желания, которая заполняла всё пространство вокруг Насти, вырываясь из телефона.
Как будто порывом ветра снесло всю ту грязь, которую на неё выплеснул Витя. И не страшно и не больно уже, а смешно: зануда старший братец вспомнил о воспитании сестрички. Как же убоги, ущербны его попытки её задеть побольней, ну, чисто подросток в пубертате: чем пакостнее слово, тем больше он себя чувствует победителем. Кризис среднего возраста у мужика. Пожалеть надо. Да и один, любящей женщины нет, с сыном контакта нет, так, приходящие подруги, меняющиеся, как дни в календаре. А Макс – вот он, такое живой, добрый, сильный. И аргументы не надо искать, вот они – на ладони.
Чуть не в припрыжку бежала к Вите. Он открыл, радостный: сестра каяться пришла, ан нет.
- Ну что, прекратила свои шашни? Надеюсь, в будущем такого не повториться? А впрочем, если повториться, я тебя опять направлю.
Но она, не слушая, насмешливо улыбаясь и пританцовывая, проходит, походя взъерошив ему волосы. Перед зеркалом начинает вертеться, любуясь на новую кофточку. Витя обескуражен: с чего это Настя так игриво настроена? Что-то тут не то.
- Витенька, достань банан из уха и внимательно меня послушай. Это не шашни. Я, возможно, за него замуж выйду, а возможно и так буду жить, не регистрируясь. Это мы сами без тебя решим. А на все твои обзывалки скажу. как в детстве: помнишь: «Кто обзывается, тот так и называется». И вообще тебе должно быть стыдно, что ты свою сестру такими грязными словами обзываешь. Я ведь обидеться могу. Я ведь тебя не обзываю, так и ты будь повежливее.
- Что?! А теперь меня послушай! Как ты будешь жить, буду решать я на правах мужчины и твоего старшего брата. Если у бабы мозги между ног, то кто-то должен её в стойло ставить. И поскольку у тебя нет ни отца, ни мужа, ты обязана меня слушать. Своих мозгов у тебя, как вижу, нет! Он на тебе не женится, попользуется и бросит. То ты дочерей какой-то чуши обучаешь, из-за которой они у тебя шалавами вырастут, а то решила наглядный пример им преподать?! Не выйдет!
- Витя, ты меня оскорбляешь. Намеренно. И не в первый раз. Зачем ты это делаешь?
- Я тебя не оскорбляю. Я констатирую факт.
- А я констатирую факт, что ты превратился в хама. В тупого хама, не дорожащего ничем. Ты не понимаешь, что ты меня отталкиваешь? Ты на себя посмотри! Если уж кто из нас шлюха, так это ты. Из койки в койку прыгаешь всю жизнь. Из-за этого и семью потерял. Сына своего много навоспитывал?
- Не смей на мужика рот открывать! Я мужчина и сам буду решать, как мне жить.
- Витя, я сейчас уйду. И не приду до тех пор, пока ты не образумишься и не извинишься за оскорбления. И не будешь меня уважать. И Макса.
- Тебе придётся выбрать: я или он. Твоя семья или шашни с первым встречным. Если ты сейчас же передо мной не извинишься за своё хамство, и не бросишь его, я тебя вычеркну из жизни.
Настя с печальным сожалением смотрит на Виктора, но ей лицо приобретает выражение отстранённости, решимости и смирения.
Настя идёт по улице, ей и тяжело и легко одновременно. Потеряла ли она брата насовсем? Потеряла единственного родного человека, частичку, связывающую её с детством, с мамой и папой? Или ещё есть шанс, что он образумится? Но от принятого и исполненного решения легче: она не откажется от Макса, она чует свою судьбу, какая бы ни была, но отныне они связаны сильнее, чем её связь с братом. Придётся нести эту печаль и тяжесть, у каждого своя плата за любовь.
Виктор скрипит зубами в бессилии, вихрем проносятся в голове обрывки последней встречи. Какая счастливая пришла, веселая, лучилась улыбкой. А ведь она красивая, Настенька. Никогда этого раньше не замечал. Ну, простушка и простушка. Миленькая. Еще когда замуж выходила, удивлялся, как такой парень на нее клюнул. Живая она, бойкая, это да. А тут, какие губы, какая улыбка, и эти волосы ореолом. Изменилась. А глаза какие стали! В первый раз в жизни увидел в ней женщину, а не младшую сестру. И снова проносятся какие-то её фразы, вот песенку замурлыкала, вот перед зеркалом крутится, танцует, очередную юбку купила, как ребёнок. Как ворох фотографий – они, дети, вместе с родителями. Настенька – невеста. Вот с Валькой и Женькой, как тройняшки, и у неё такое же, почти детское личико.
И опять Настенька перед глазами, пританцовывает, смеётся, отвернулась от него и пошла лёгкой походкой. Лёгкой походкой.
К О Н Е Ц
Начало истории здесь