Максим Глазун — течение, солнечный блеск на поверхности и глубинная тьма, сама водная стихия. Его поэтика — в ассоциативном движении, в объеме деталей, в следовании за звуком.
***
панелек пыльных палиндромы
по лестницам ведущим вспять
выходят улицы из комы
и насекомые не спят
теплы советские полипы
им только снится вечный быт
глазные рюмочки залиты
и некто как его забыт
за родину за что за шторой
шеренга вшивая машин
рошана или нет нашора
канализационный шик
из люков запахи и злюка
сдвигает камни серафим
полны гробы под нами скукой
кривится в радужке эфир
и сказки тоже исказили
кошмары шарят по шкафам
скелеты лезут из узилищ
их душит кожи целлофан
***
люди кошке в комнате мешают
перед нею техника большая
мебели естественный рельеф
великанов плоские ладони
косточка куриная в бульоне
на её убогом алтаре
низкая без плана и заботы
рыскает нуждается в заботе
шерстяное вечное дитя
ловкий имитатор карапуза
человеку тяжело без груза
человеку тяжело хотя
***
не было печали
крыльев за плечами.
змеи-погремушки
ползунки линейки
няня, где же кружка?
*склейка* где же *склейка*
прошлое икара
ничему не учит —
кто он, до удара,
не опишешь лучше.
слабая подводка —
подвиг пионерский.
смерть всегда находка —
нет сильнее жеста.
капли восковые
каждый раз впервые