Я опять вспоминаю. Но это не те воспоминания, полные крови и ужаса. Они — другие.
В них моя спальня залита ярким солнечным светом, а я лежу на мягком футоне, и созерцаю, как лёгкий ветерок колышет занавеси из полупрозрачной, мерцающей ткани, на распахнутых окнах.
Было уже позднее утро, и я давно уже проснулась, но продолжаю лежать, безбожно оттягивая время подъёма в этот невыносимо тоскливый и… пустой день. В день, в котором не было Су — Вона.
Он гостил целую неделю. Целую неделю! Это как целая жизнь, яркая и насыщенная, но пролетевшая очень быстро. И вчера он уехал, забрав эту «жизнь» с собой, и, — в который уже раз, — частичку моего сердца.
А ему всё равно, с грустью думаю я.
Время, однако, неумолимо течёт, и тело моё немеет от неподвижности, и я с большой неохотой тянусь к бронзовому колокольчику. На его требовательный звон, спустя несколько мгновений, является дородная, немолодая служанка, по имени тетя Мэй, принесшая с собой все, что нужно для утреннего омовения.
— Добренького утречка, Принцесса! Как вам спалось? Желаете умыться? — Начинает привычно сюсюкать она. Я хмурюсь и надуваю щеки, и молча позволяю умыть себя.
Когда этот ритуал был завершен, и тётушка Мэй убрала все принадлежности для утреннего туалета, она подходит к массивному, кованому сундуку и открывает его.
— Во что бы вы желали сегодня одеться? — Служанка, порывшись в недрах сундука, показывает мне красивое розовое одеяние с пышной шёлковой юбкой. — Как вам этот прелестный ханбок? Он так подходит под цвет ваших волос.
Когда она напоминает мне про мои волосы, я мрачнею ещё больше, и с откровенной брезгливостью оглядев ханбок, заявляю:
— А я не хочу розовый! Я хочу… Я хочу голубой!
— Голубой? Хорошо.
Однако через мгновение моё предпочтение меняется на изумрудный, а потом — и на сиреневый ханбок, на что служанка с неизменной угодливостью подносит и тот, и другой. В конце концов, мне надоедают эти игры, да и стыдно становится, так что я останавливаю свой выбор на розовом одеянии, которое, как это ни прискорбно, действительно мне идёт.
— Вот видите, как хорошо! — приговаривает тётушка, затягивая на мне пояс и расправляя складки юбки. — А теперь займемся вашей прической.
Я очень тяжело вздохнула, так как мне сейчас предстоял самый нелюбимый утренний ритуал. Ведь у меня не волосы, а просто ужас какой-то! Ни один уже гребень нашёл свой скоропостижный конец, вступая в неравную схватку с этой буйной и непослушной гривой. Да и уложить их, как надо, никогда не представлялось никакой возможности, и они вечно торчали в разные стороны. Но тётушка Мэй, по-видимому, обладала какой-то особой силой: она не только и на это раз уберегла гребешок от неминуемой гибели, но смогла соорудить что-то наподобие причёски и даже приколола заколку.
— Вот, полюбуйтесь! Такая красавица! — сказала она, подведя меня к большому зеркалу.
Несмотря на этот кошмар на голове, и на то, что я сейчас была крайне обиженной на весь мир двенадцатилетней девочкой, я всё же не могла с этим не согласиться:
— Ещё бы! Только почему-то этот глупый Су-Вон не замечает! — Я торопливо прикусываю язык, запоздало сообразив, какую только что глупость сказала.
Но служанка это словно не замечает, и, кивнув головой, спрашивает:
— Вы, наверное, желаете, прежде чем приступить к трапезе, пройти к Его Императорскому величеству и пожелать ему доброго утра?
Не удержавшись, я показываю язык своему отражению, на мгновение задумываюсь, но потом отвечаю, гордо встряхнув головой:
— Не хочу. Он, наверняка, опять занят.
— Тогда, я сейчас же распоряжусь насчёт вашего завтрака, а затем уберу вашу постель.
Служанка взяла мою ночную сорочку и с поклоном вышла из комнаты. Я же, повертевшись маленько у зеркала, кое-что, вспомнив, мигом оказываюсь возле неубранного футона, и некоторое время роюсь в нём.
— Нашла! — с торжеством говорю я, выуживая из недр постели своё тайное сокровище, о котором не знает даже Су-Вон.
В слепящем солнечном свете ярко блеснул камень удивительно-глубокого синего цвета. Но он был очень грубой огранки и «цепочкой» служил ему обычный плетеный шнурок. Дикое, варварского вида украшение, совершенно неподходящее для Принцессы! Но, полюбовавшись игрой света на гранях камня, я одеваю его на шею и прячу под слоем одежды. И, как раз вовремя, так как возвращается тётушка.
— Кушать подано! — говорит она.
Позавтракав без особого аппетита, я как обычно, вышла в сад. Как же скучно, с тоской думаю я, прохаживаясь по садовым дорожкам, которые сегодня, казались, особенно пыльными. И этот сад… Он ведь был такой роскошный! Стройными рядами стояли яблони и вишни, под чьей сенью так было приятно скрыться от палящего солнца. Были даже несколько плакучих ив, окунавшие свои ветви в прозрачный пруд, в чьей хрустальной глубине сновали разноцветные рыбки. А если пройти дальше, на другую сторону сада, то наткнёшься на беседку, где стояли два десятка золотых и серебряных клеток, чьими узницами служили самые экзотические и сладкоголосые птицы. И цветы! Множество красивейших цветов, источающих тончайший аромат. И, казалось бы, как можно тосковать и печалиться, когда вокруг такая невообразимая красота?! Но я бы отдала… Я бы всё отдала, до самого последнего камешка, если бы только Он всегда мог бы быть со мной.
Так почему же, отец?
Я смотрю на своё отражение на зеркальной глади пруда, и тут до меня доносятся звуки пения. Я, встрепенувшись, с удивлением смотрю в сторону яблоневой рощицы, откуда оно и доносится. Голос мне незнаком и поэтому я, недолго думая, направляюсь на его звук. И там, среди яблонь, я обнаруживаю светловолосого мальчика, почти, что моего возраста: он постригал кусты, орудуя огромными ножницами, и пел свою незамысловатую песню.
— Кто ты? — спрашиваю я.
Мальчик оборачивается, и моё сердце сжимается: на мгновение мне кажется, что я вижу Су-Вона. Но это наваждение быстро растаяло, потому что вижу, хотя мальчик и светловолос, всё же его волосы на оттенок темнее, да и глаза его не зелёные.
— Кто ты? — повторяю я свой вопрос.
Мальчик же, с любопытством глазея на меня, задумчиво говорит:
— Красные волосы… — Но он недоговаривает, так как вдруг вскрикивает, и, как подкошенный, падает ниц.
— А-а! Простите меня, Принцесса! Простите меня за мою грубость!
— Что? Какую грубость? — растерялась я.
— Я, наверняка, побеспокоил вас своим пением, да и не поклонился, как подобает, сразу!
— Ясно, — протянула я. — А где дядюшка Бао?
— Дядюшка Бао, — начал было мальчик, но я его перебила, уперев руки в бока:
— Да встань ты уже! Я разрешаю.
— С-слушаюсь.
Мальчик распрямил спину, но с колен всё же не поднялся.
— Так что с дядюшкой Бао?
— Я его внук — Мин-Су, и я ему помогаю.
— Так ты теперь что, тоже садовник? — спросила я, с удивлением его разглядывая.
— Я слишком молод для подобной ответственной должности, так что я пока что-то вроде разнорабочего и помогаю своему деду.
Я хмыкнула, и тут мою красноволосую голову посетила потрясающая идея:
— Слушай, поиграй со мной.
— Что?! — опешил мальчик. — Я не могу, у меня работа! К тому же, вы — Принцесса, а я — простой слуга, разве так можно?
— Поэтому ты и должен со мной поиграть. Ведь я твоя Принцесса, а значит, ты должен меня слушаться.
— А разве… вам больше не с кем играть?
— Не с кем, — грустно вздохнула я. — В замке нет никого моего возраста. Хотя порой приходит этот… сын главы Клана Огня.
— Сын самого генерала Кана Су-Джина?! — Глаза мальчика загорелись восторгом. — И он предлагает вам с ним поиграть?
— Игры, которые он мне предлагает, страшно глупые. Да и сам он глупый, — кисло проговорила я. — Так что поиграй со мной, Мин-Су!
— Но! — На лице Мин-Су явственно читалась крайняя степень нежелания, но, мгновение спустя, это выражение смягчилось.
— Похоже, у меня нет выбора, — пробормотал мальчик, положив секатор на травку, и поднимаясь. — Так во что вы бы хотели сыграть, Принцесса?
— Я хотела бы, — начала я, в предвкушении сжав кулаки, — поиграть в прятки. Само собой, ты водишь!
— Хорошо. — Улыбнулся Мин-Су. — Сколько мне считать?
— Считай до тридцати.
— А не мало?
— Нет. Я этот сад, как свои пять пальцев знаю, и я так спрячусь, что ты меня вовек не найдешь! — заверила я мальчика.
— Хорошо. — Мин-Су отворачивается, закрывает глаза, и начинает считать: — Один, два…
Я же, приподняв подол юбки, недолго думая, ринулась к озеру.
Я чуточку слукавила. Да, я действительно, знаю свой сад вдоль и поперёк, но по правде говоря, прятаться здесь особо было негде. Разве что в кустах, но это совершенно несерьёзно. Поэтому я решилась залезть на одну из ив, что росли возле пруда. Принцессам, конечно, не положено лазить по деревьям, но, возможно, Мин-Су того же мнения и не станет, по крайней мере сразу, там меня искать.
Залезла, я на удивление легко, хотя изорвала подол юбки. Но это ничего, ведь у меня их много!
Как можно удобнее устроившись на суку, я, притаившись, стала ждать. Не знаю, сколько прошло времени, но тут, прямо перед моим носом, появилась небольшая птица с радужным оперением.
— Ты же одна из моих! — с удивлением невольно воскликнула я. — Как ты выбралась из клетки?
Птица, склонив хорошенькую головку набок и глянув на меня кругленьким блестящим глазом, издала несколько мелодичных трелей.
— Очень красиво! — похвалила я её. — Но тебе следует вернуться в клетку.
Я протянула руку, но птичка, разумеется, не хотела даваться и поэтому сделала несколько задорных скачков вдоль ветки.
— Постой!
То, что произошло дальше, я помню с трудом, но одно, несомненно, точно: я слишком увлеклась в ловле этой маленькой негодницы и слишком далеко проползла в погоне за ней по суку. Сама птичка, конечно же, весело упорхнула, а я, услышав громкий треск, почувствовала, что меня ничто не держит, и упала в воду. А плавать я, совершенно, не умею! И подняв тысячу брызг, я, что было силы, закричала:
— Помогите!
А потом темнота. Но вынырнув из её омута, я очнулась в своей комнате.
— О небо! Йона, ты наконец-то очнулась! Как же ты перепугала, доченька моя!
— Папа? — удивилась я, приподнимаясь на постели: он сидел рядом и держал меня руку.
— Да, точно! Я же упала в пруд, папа!
— Да, доченька моя, ты чуть не утонула, — мягко ответил отец. — Если бы не этот храбрый юноша, — добавил он, бросив взгляд в сторону. Обернувшись, я увидела Мин-Су, который сидел чуть в отдалении: стиснутые кулаки его лежали на коленях, а лицо было бледным и напуганным.
— А, Мин-Су! — обрадовалась я.
Он согнул свою спину, прижавшись лбом к полу.
— Простите меня, Принцесса! Это я виноват!
— Что за глупости ты говоришь? — рассердилась я. — Отец, ты ни думай, Мин-Су ни в чём, ни в чём не виноват! Это я заставила бросить работу и поиграть со мной. И я залезла на дерево, а там была одна из наших птиц. Она как-то сбежала из клетки, и я пыталась её поймать. Ну, и… сглупила.
— А я и не думал в чём-либо винить этого юношу, — заверил меня отец. — Мин-Су, подними лицо, — обратился он к юному слуге.
— Ваше Величество… — пробормотал он, подчинившись.
— Я хочу ещё раз поблагодарить тебя, Мин-Су…
— Да, да, Мин-Су, спасибо! — вмешалась я.
— И, — продолжил отец, потрепав меня по голове, — у меня к тебе небольшая просьба. Не мог бы ты, по возможности чаще, приходить и играть с моей дочерью?
— Что?
— Папа?!
— Видишь ли, у Йоны почти нет друзей, а я не могу, к сожалению, уделять ей времени столько, сколько ей необходимо.
Я, сжав кулаки, с нетерпением уставилась на мальчика, но он молчал, опустив лицо.
— Это не приказ, Мин-Су, — с неизменной мягкостью продолжил отец. — Если ты не хочешь…
— Дело не в том, что я не хочу, — быстро пробормотал мальчик. — Я, действительно, очень хочу подружиться с Принцессой. Но для меня очень важна работа, для моей семьи…
— И поэтому и прошу приходить по возможности.
— Тогда, — Мин-Су, наконец-то, поднял голову, и лицо его уже не было ни бледным, ни напуганным, — я буду приходить к Принцессе, и играть с ней.
— Мин-Су! — обрадованно воскликнула я, и хотела уже подскочить, но мой порыв был остановлен небольшой, но твёрдой рукой моего отца.
— Милая моя, я, конечно, понимаю, что ты сейчас же хочешь бежать и играть со своим другом, но врачом тебе велено какое-то время полежать в постели.
— Но папочка!
— Никаких «но»! — строго осадил меня отец. — Я итак перепугался до смерти…
Взглянув на его лицо, показавшееся мне немного осунувшимся, я виновато пробурчала:
— Хорошо.
— Ну, что же, дети мои, — сказал он и с кряхтением поднялся. — К сожалению, мне пора идти. И если тебе будет, что-то нужно, милая моя, — знай, — что тётя Мэй всегда поблизости.
Проходя мимо Мин-Су, отец задерживается, и осторожно кладёт мягкую ладонь ему на голову:
— Спасибо тебе, мой мальчик.
Мин-Су, зардевшись, молча кивает головой.
— Папочка! — говорю я ему вслед. — Прости меня, что не пожелала тебе сегодня доброго утра.
— Ничего, моя милая, ничего, — говорит отец и осторожно прикрывает за собой дверь.
Мальчик, глядя на только что закрывшуюся дверь, говорит:
— Ваш отец, Его Величество, такой добрый …
— Добрый, — соглашаюсь я. — Только трусоват малость. Но ты подсаживайся поближе, Мин-Су!
— Хорошо.
Он не поднимаясь, на коленях подползает ко мне.
— Так значит, ты придёшь завтра?
— Насчёт завтра, я не знаю…
— Ах, да! У тебя же работа.
— Но может получиться и завтра, — торопливо говорит Мин-Су, а потом, немного погодя, добавляет:
— Только, Принцесса, я не хочу больше играть с вами в прятки.
— Это почему же? — удивляюсь я.
— Оказывается, — мальчик начинает в замешательстве ерошить волосы на затылке, — прятки — очень опасная игра для Принцесс.
— Что ты такое говоришь! — возмущаюсь я.
Глядя, мгновение друг на друга, мы начинаем смеяться, и я, по относительно недавно устоявшейся привычке, тяну руку, чтобы нащупать сквозь слой одежды тот синий камень. И не обнаруживаю его. Растерянно оглядываю себя. Ну, конечно же! Тот ханбок промок, а меня переодели. Только где…
— Что-то случилось, Принцесса? — Мин-Су мигом заметил перемену моего настроения.
— Вам плохо?
— Нет, — я отрицательно качаю головой и беру бронзовый колокольчик. На его звон тотчас же является тётушка Мэй.
— Что вам угодно, Принцесса? Может, хотите отобедать?
— Нет, тётушка. Ты ведь переодевала меня? — Увидев утвердительный кивок, я торопливо продолжила: — А ты не видела такого синего камня?
— Синего камня? — удивилась она. — Да, он такой совсем-совсем простой и некрасивый, но такой синий-синий.
— А разве у вас такой был, Принцесса?
— Значит, не было… — растерянно и тихо, одними губами шепчу я. —Ничего, тётушка. Можешь, идти.
— Хорошо.
— Озадаченная служанка, с поклоном удалилась.
Какое-то время стояла полная тишина.
— Так что за камень, Принцесса? Вы что-то потеряли? — над ухом раздался обеспокоенный голос Мин-Су. Но я смотрела не на него, а на свои руки, очень сильно стиснувшие одеяло. Я ведь обещала… Одно движение — и я уже стою, но меня за руку хватает мальчик.
— Куда вы?! Вам ведь велено лежать!
— Пусти меня, Мин-Су! Он ведь утонул в пруду, и я должна пойти, немедля отыскать его!
— Да что за камень? Объясните мне толком.
Мин-Су, всё же, заставил меня опуститься назад на футон, и я начала торопливо объяснять:
— Этот камень — моё тайное сокровище и оберег. И ещё я обещала, во что бы то ни стало, его сохранить.
И хотя по лицу мальчика было видно, что из этого он мало что понял, он всё же, сказал следующее:
— Ясно. Раз обещали, значит, дело серьёзное. И поэтому, вы продолжайте лежать и поправляется, а я пойду и отыщу этот синий камень. Вы ведь не умеете плавать, как вы его отыщите?!
— Ах, да… Точно.
— Вот-вот, так что не волнуйтесь, Принцесса, я его живо найду.
— Спасибо тебе, Мин-Су, спасибо! — Я восторженно глядела на мальчика.
Мальчик, улыбнувшись мне на прощание, быстро вышел из моих покоев. Однако, Мин-Су, так и не пришёл в тот вечер, так же как и на другой день. Как я потом узнала от дядюшки Бао, мой друг очень сильно простудился.
— Мелкий паршивец отлынивал от работы, — мрачно рассказывал старый садовник, занимаясь своими делами. — Он весь вечер купался, и за это-то Бог его и наказал!
Узнав это, я мигом направилась к отцу и потребовала от него самые лучшие лекарства для Мин-Су. Он пообещал и на третий день после случившегося, когда я, как обычно, гуляла по саду и очень сильно скучала, я услышала его голос:
— Принцесса!
Я радостно оборачиваюсь, и сталкиваюсь лицом к лицу, с запыхавшимся юным слугой.
— Мин-Су, ты наконец-то выздоровел!
— Благодаря вашим лекарствам!
Отдышавшись, мальчик, воровато оглядываясь по сторонам, с таинственным видом отводит меня в сторонку. Порывшись в карманах, он протягивает мне руку и в его ладошке невозможной синевой, словно застывший осколок неба, сверкает моё тайное сокровище.
— Так ты его нашёл! — От восторга я подпрыгнула на месте и нетерпеливо, сложенной чашечкой, протягиваю ладони.
— Так я же обещал!
— Но ты ведь простудился! Из-за меня…
— Но вы меня и вылечили.
— И тебе, наверное, досталось от своего дедушки.
— Это ничего, — успокаивает меня Мин-Су, и опускает мне на сложенные ладони камень.
— Поэтому, Принцесса, особо не переживайте. И просите меня о чём угодно. Я всё для вас сделаю!
Я счастливо улыбаюсь, и мой друг также улыбается, словно отражая мою радость. Моя рука с камнем медленно сжимается в кулак, а он ведь, похож на клык какого-то неведомого зверя и имеет острый кончик. Он сильно впивается мне в кожу, и я чувствую, как по руке начинает течь тоненькая струйка крови. Моя улыбка тает, как мартовский снег.
— Ты лжец, Мин-Су.
Но мальчик, стоящий напротив меня продолжает улыбаться, словно застывшее изваяние. И всё исчезает. Нет больше ни роскошного, райского сада, ни высокого неба. Всё съёживается, скручивается, и больше нет ничего, кроме серых, сочащихся влагой и покрытых мхом стен. И я не стою на изумрудной траве, а лежу, свернувшись клубком на вонючей подстилке и синий камень лежит в моём окровавленном кулаке.
— Ты лжец, — тихо повторяю я, обращаясь к видению перед моим взором, который уже не тринадцатилетний мальчик, а семнадцатилетний юноша.
А ты ведь говорил, что сделаешь всё, чтобы я не попросила. Но ты солгал! Я — твоя Принцесса! — стояла перед тобой на коленях и умоляла остаться. Но ты жестоко меня оттолкнул и ушел, даже не обернувшись, и бросил в этом каменном мешке. Почему же? Ты ведь всегда был так добр со мной! Так добр… прямо как Он.
Я почувствовала, как дыра, образовавшаяся на месте моего сердца, становится, всё темнее, и больше. Ведь я помню… Слишком хорошо помню, как замковые стражи, которых я знала с детства и которые клялись защищать меня и моего отца, направили против меня своё оружие.