В поликлинике можно услышать много интересных историй. Это в очереди. Я отправился на прививку от ковида. Взял книжку и небольшую бутылочку с водой, чтобы дождаться своей очереди.
Пришел. Сижу – жду. Справа от меня две женщины от делать нечего обсуждали всякую всячину. В том числе и пандемию. Затем неожиданно заговорили о воспитании детей.
Одна из них сказала, что поднимать дочь на ноги легко и радостно, но только до определенного момента. Придет переходный возраст – вот тогда и держитесь, мама и папа. В их семье первая половина этого периода прошла сравнительно тихо. Но после окончания школы что-то произошло. Девочка вдруг начала вести себя, как будто она живет не в семье. Что у нее нет родителей. То есть как бы выросла, стала взрослой, и теперь можно ни перед кем не отчитываться.
Первым делом она заявила, что полюбила парня. А он живет далеко на севере области в каком-то поселке. Любовь не картошка: не выбросишь за окошко. Собрала вещички и уехала с ним. Родители пробовали поговорить с ней, образумить ее. Но не тут-то было. Она прикрикнула на них, назвала их своими «тюремщиками» и уехала. Но этого мало: несколько дней не включала телефон.
У отца с матерью много седых волос появилось.
Через полгода доченька нарисовалась дома. У нее перемены: начала курить. И делала это открыто. Меланхолично заявила, что в парне ошиблась: это не любовь.
Затем пришел здравый смысл. Он, наверное, ушел погулять. И вот вернулся. Девочка выучилась, получила диплом. Вышла замуж и родила ребенка. Но от того жуткого времени у нее остался испорченный характер. То есть она стала резкой и несдержанной. Может запросто накричать на родителей.
Видно, что она любит мать и отца. Но как будто затаилась, начала считать любовь неприличной. Поэтому внешне – резкий тон, нежелание что-либо обсуждать. И полное неприятие возражений.
Вторая дама выслушала и заметила, что и сыновья тоже несладко даются. У нее сын в пятнадцать лет начал курить. Отец с ним поговорил по-мужски. То есть не словами: вы меня поняли. И мальчик затаился. То есть как будто ушел в себя. Перестал с родителями общаться: все отмалчивался. Самой светлой стороной его жизни вдруг стали друзья: это и мама, и папа, и весь белый свет.
Школа тоже ушла на периферию его интересов. Кое-как доучился. Затем дурака валял. Болтался до армии, после которой стал другим человеком. То есть перебесился.
Они помолчали и сказали, что неважно, мальчик в семье или девочка. Неважно. Трудно и с тем, и с той. Прикурить могут дать.
Причем нельзя сказать, что ребенка не воспитываешь. И семья самая нормальная. А дети вдруг как с цепи сорвутся.
Я не смог дождаться своей очереди. Встал и ушел. На улице вдохнул свежий воздух, чтобы освободиться от печали больничного коридора и грустных воспоминаний этих женщин. Вспомнил свою дочку, те уже далекие годы.
Женщины в коридоре тысячу раз правы: нет ничего труднее, чем поднять ребенка на ноги, вывести его в люди. Вроде в этом деле радости много, света и счастья, но горечи тоже хватает.
Шел и думал, что многодетным женщинам раньше медаль давали «Мать-героиня». И не зря давали. Словами не передать, как им тяжело. Не знаю, есть ли сегодня такая награда. Не слышал.
А прививаться после пойду. Когда начнутся огородные работы. Может, тогда народа меньше будет.