Приехала с группы.
Опоздала туда.
Встретили меня душевно.
Книгу уже закончили читать, перешли к личным историям.
Я рассказала о себе.
Как впервые попробовала алкоголь в 15 лет, потому что хотела повзрослеть. Как в 17 надралась до блевоты, и на заплетающихся ногах ползла, и как мой будущий первый муж дотащил меня домой, и там маман прямо при нём надавала мне по щекам.
Как я долго не пила - а потом понеслось... Жёстко зависела от игровых автоматов, вспомнила о себе, как шла по улице за какой-то тёткой и думала: вот она зайдёт в подъезд, а я её ударю, отберу её сумку, и пойду играть, но что-то удержало от преступления. Именно тогда, охваченная ужасом от своих проигрышей, я стала пить больше и чаще.
Вспомнила, как с большой баклажкой пива и сыном в коляске пришла на кладбище и там пила, пока не уснула на скамейке, а сын ходил по дорожкам. Просто повезло, что он не утопал за ворота кладбища на дорогу или в другую сторону до оврага.
О том, как я просыпалась и с ужасом видела, что на часах 10 утра, а в 9 начинался рабочий день.
Как ноги сами вперёд головы бежали в магазин.
Как я хотела перестать пить с нового года и продержалась неделю.
Как пришла второй раз и надеюсь, что мне поможет, и сегодня трезвая.
Хорошо я говорила, или сумбурно и бестолково, я не помню.
Слова лились и лились - не остановишь.
Когда взялись за руки, мои руки были ледяными, а у тех, кто меня держал, тёплые, даже горячие.
Читали молитву, я поняла, что ни слова не помню, и невпопад повторяла за остальными, в каком-то трансе была.
Мне налили чай. Он был кипятковый, и я обожгла рот.
Снова было жаль уходить.
Я шла по снегу и несла в бумажном стакане горячий чай.
До станции шли мы вчетвером.
Потом шли вдвоем с хорошей девочкой.
Она очень открытая, порывистая и юная. Такая умница, говорила мне, что нужно работать с наставником.
И я захотела, чтобы она мне стала наставником.
Но это, конечно, ерунда. Я старше, и наверное, будет сложно.
Но с теми, что пожилые или ровесницы, мне не хочется. Одна из них такая закрытая и утонченная, а вторая наоборот слишком хохотливая и простая. Но я их почти совсем не знаю. Может ещё кто придёт.
Решила месяц пока походить, присмотреться. Пусть хоть немножко хмель из башки выветрится. Чувствую себя как пьяная, спотыкаюсь, теряю вещи, смысл того, что читаю и слышу, доходит медленно, словно сквозь туман.
Приехала домой голодная и уставшая. Пошла с собакой, ещё и разозлилась, что этот дуралей брехал на чужих собак и как заполошный метался вдоль соседнего забора, а потом застрял в сугробе.
Мне ведь это всё нельзя - уставать, голодать, злится.
Родители мужа звонили по скайпу, у его сестры день рождения.
Такие счастливые. Они хорошие. Отец у него тоже алкаш, но он не злой (или просто не разозлила я его), а мать реально золотой человек и добрая, и хозяйка золотая и не жадная - последнее отдаст и поможет.
Но мне не хотелось их видеть и улыбаться. Муж показывал, какой бардак и говорил: вот такие у меня хозяюшки. Еле-еле как-то изобразила радость и наврала, что всё у нас хорошо.
Свекровь собирается приехать.
Мне с ней сложно. Мне перед ней стыдно за то, что я не люблю её сына, своего мужа. И я не хочу чтобы она много знала и расстраивалась.
Но врать и притворяться тоже сложно.
Вообще, мне всегда и со всеми сложно. Усложнять просто. Накручу херни и сижу в ней, как в тумане.
Спать не хочется. Но подъёма нет, куда-то радость вся улетучилась после того, как они позвонили.
Вспомнила как тогда, на 17 лет, моя пьяная голова лежала на плече у будущего бывшего мужа, а в небе сверкали звезды.
Как давно я не смотрела на небо. Очень давно.
Вот, нашла песню классную про звезды, и как космическая станция летает смотрела ещё.
"Ни дождика, ни снега, ни пасмурного ветра
В полночный безоблачный час,
Распахивает небо сверкающие недра
Для зорких и радостных глаз,
Сокровища вселенной сверкают, словно дышат,
Звенит потихоньку зенит,
А есть такие люди, они прекрасно слышат,
Как звезда с звездою говорит..."
Я научилась молча плакать, чтобы никто не слышал. Лежу, сжав зубы, и слёзы текут. В уши, правда, когда затекают, противно. Но когда рассказываешь и слушают, а потом плачешь, как будто оживаешь, выныриваешь из этой мертвечины, которая внутри, снаружи - везде.