Идти пришлось довольно долго, несмотря на кажущуюся близость объекта. Поле закончилось и ноги ступали теперь по грунтовой дороге. Извиваясь, она подвела меня к подножию загадочного кургана. На поверку он оказался гораздо выше, чем я себе представлял – земляной холм метров восемь в высоту, поросший густой травянистой растительностью; вершина его была усечена.
Взобравшись на самый верх, я посветил фонариком и увидел железный люк, крышка которого была накрепко привинчена несколькими болтами-«барашками», отвинтить которые не составило руда – резьба оказалась густо смазана солидолом! Откинув в сторону массивный «блин» и осветив черное нутро, ужаснулся: до дна было никак не меньше двенадцати метров! В лицо тут же дохнул тяжелый запах химии.
Вниз вела ржавая, но довольно крепкая на вид металлическая лестница. Осмотревшись вокруг – высившиеся по сторонам столбы будто застыли, дивясь моей дерзости – и не заметив ничего подозрительного, я стал осторожно спускаться. Когда-то внутренней стенкой кургана служила огромная емкость, сваренная из толстого железа; теперь же металл местами полностью прогнил и со стен то и дело осыпалась земля. Здесь было прохладно и на теле тут же выступила испарина. Тишина густой субстанцией заполняла пустоту, но стоило мне ступить на пол, как гулкое эхо от шагов тут же начало метаться в замкнутом пространстве.
Железо под ногами местами вспучилось, местами разорвалось и теперь торчало острыми гребнями. Луч фонаря почти не доставал до противоположной стенки, бессильно рассеиваясь. Неплохое место, если хочешь спрятать здесь человека – живого или мертвого!
Не успел я подумать об этом, как заметил неподалеку от себя небольшой земляной холмик – не такой большой, какой бывает на месте свежезарытой могилы, но размерами вполне ее напоминающий! Большой железный лоскут на этом месте был небрежно вырезан и лежал поодаль.
Подыскав более-менее подходящий железный обломок, я принялся раскапывать рыхлую землю.
Я знал, что искал, и все же вздрогнул, когда серо-позеленевшее, изборожденное глубокими морщинами старческое лицо появилось в ярком круге света. Мертвые глаза были широко раскрыты, а голова повернута под неестественным углом.
Это был труп Горелова, и, судя по тому, что тела еще почти не коснулось разложение, умер он совсем недавно, - может быть даже не далее, чем сегодня утром! Черт возьми, приземлись я здесь вчерашней ночью, я мог бы спасти несчастному жизнь! Вечно я везде опаздываю…
Неожиданно посреди днища возникло огромное круглое пятно льющегося откуда-то сверху света. Невольно я отшатнулся к стенке, не сразу поняв, что бы это могло быть, но вскоре сообразил, что это зажглись те самые прожектора на поверхности, чей свет через закрытый люк проникал теперь сюда. Неужели меня обнаружили?!
В доказательство этого в пятне возник чей-то темный двигающийся неясный силуэт и послышались шаркающие шаги спускающихся по лестнице людей. Спустившись до середины, один из них пошарил лучом света от мощного фонаря и остановил на мне, слепя.
- А, Петр, вот ты где! А мы тебя всюду ищем, совсем сбились с ног, а ты здесь прячешься.
Лукавый голос, явно принадлежащий Кепочкину, эхом отдавался под сводом; ненароком почудилось, что я стою в центре огромного средневекового готического храма. Во второй фигуре я узнал фермера Загоруйко с охотничьим ружьем за плечами; спустившись, он тут же снял его и направил в мою сторону, цедя сквозь зубы:
- Попался, гаденыш! – И взвел курки.
- Ну что ты, Виктор, разве так обращаются с гостями, пусть даже и незваными?! – пролебезил мент.
- Непрошеный гость – хуже собаки! – не согласился с ним Загоруйко, еще больше зверея.
- А, хозяева пожаловали! – в тон им поприветствовал я и незаметно нажал кнопку записи на болтавшемся на брюках брелке-диктофоне. – А я думаю, кто это старика здесь похоронил – ни креста, ни почестей…
- Он сам помер сегодня, - сердце прихватило… - словно оправдываясь, произнес Кепочкин.
- Это ты его сюда предложил закрыть, - угадал я. – А умер он, скорее всего, от голода – две недели ведь продержали здесь!
- Неправда, мы его кормили, даже кефир приносили! – Я поправил диктофон, чтобы лучше все это зафиксировать – изобличали себя ребята как на духу! – И вообще, не появись ты, жив был бы Горелов, живехонек.