Как только в СССР в конце 1929 года и начале 1930 года стали проводиться мероприятия по сплошной коллективизации, сразу же в разряд непримиримых врагов этой самой коллективизации были зачислены священнослужители. Газеты выходили с лозунгами на первых полосах: «Борьба с религией – это борьба за социализм!» В православии, как известно, есть два самых великих, почитаемых всеми верующими, праздника: Рождество Христово и Пасха – Светлое Христово Воскресенье. Но если Рождество, приходящееся на зимний месяц январь (до 1918 года на декабрь), время затишья в сельской жизни, ещё как-то терпели районные и колхозные руководители, хотя тоже и показывали своё стремление к разрушению вековых традиций. То праздник Пасхи, который приходился на разгар весенне-полевых работ и сева яровых культур на донских просторах, вызывал не просто неприятие, а лютую злобу к тем, кто вырывал из рядов севцов, плугатарей, погонщиков, конюхов, воловников добросовестных работников и призывал их не работать в такую горячую пору. Начиналось всё с лозунгов. Газета «Труд» Каменского района Северо-Кавказского края от 9 апреля 1931 года, в преддверии Пасхи, свою первую страницу открыла лозунгом: «Не праздновать, а работать в пасхальные дни!» Сказано, но, увы, не сделано. Ушли многие работники с полей в местные церкви на пасхальные торжественные службы. Да ещё и после праздника несколько дней прихватили на пьянки, да гулянки. Вывод был сделан такой: надо сделать так, чтобы ходить на религиозные службы было некуда. Для начала обратились к статистике. Оказалось, что в Шахтинско-Донецком округе в начале тридцатых годов ещё сохранилось 220 церквей и молитвенных домов. Из этого количества в городах Шахты, Каменск и Сулин было всего восемь церквей и десять молитвенных домов, остальные божьи дома нашли себе приют в станицах и хуторах. Родился план, по которому ежегодно часть из этих очагов религии стали закрываться, как тогда писали «по многочисленным пожеланиям трудящихся». Религиозные праздники были объявлены поповскими и кулацкими, пережитками буржуазного времени, выгодными эксплуататорам и вредными для колхозников. Утверждалось, что религия не мирится с ударничеством, с социалистическим соревнованием, с новым коммунистическим отношением к труду и служит одной из причин массовых прогулов. Помимо закрытия церквей стали усиливать нажим на служителей культа. Рассуждая при этом так: некому будет служить в церкви и туда никто не придёт. А порой искали индивидуальные подходы и находили тех, кто был слаб духом. Характерен такой пример. Газета «Знамя колхозника» от 14 июня 1930 года, орган Донецкого окружного комитета ВКП (б), которая издавалась в городе Миллерово Северо-Кавказского края, опубликовала поступившее в редакцию за два месяца до этого, письмо дьякона местной церкви некого Тюсина: «Своей службой религии я делал один лишь вред советской власти, тормозил скорейший переход на социалистический строй, а поэтому порываю навсегда с религией». Правда, через два месяца, от своих слов Тюсин отказался и снова стал дьяконом, но такой примечательный факт остался на странице окружной газеты. Принимались и другие меры для дискредитации священнослужителей. В районных газетах регулярно печатались статьи на тему: «Доходы святых отцов». По сравнению с доходами рядовых колхозников того времени, они были просто громадными. Архиепископ Шахтинского округа Николай получал 200 рублей в месяц, а его подопечные, служившие в местных церквях священники, по 130 рублей. И это тогда, когда простой колхозник (не ударник), в первый год своей счастливой жизни в коллективном хозяйстве, получал от 20 до 50 копеек за рабочий день и по полкило зерна на тот же трудодень, что при минимальной годовой норме в 200 трудодней выглядело очень скромно. И все эти доходы, заметим, за целый год, а не за месяц. Потому и печатались подобные сведения о доходах, чтобы читатель мог сопоставить, но своё возмущение направить не на того, кто им устроил такую радостную и счастливую жизнь, а на священнослужителей. Хотя им и так доставалось по всякому. И детей их в школы не пускали, не давали им учиться, и потребительские книжки в местное сельпо не выдавали, и скот не допускали в общественное стадо, и даже на случной пункт поповскую телочку или, чудом сохранившуюся кобылу, не принимали.
В 1931 году в издательстве «Московский рабочий» вышла книга «Религия и колхозное строительство», автором которой был обозначен некто В.Шишаков. В ней рассказывалось о том, как священники относились к коллективизации и приводились различные примеры из жизни на селе. Нашлось в книге место и для таких эпизодов: «В станице Манычской Багаевского района Северо-Кавказского края, поп, узнав о переходе на сплошную коллективизацию, обратился к женщинам: «Как же вы церковь бросаете? Ведь вы то, не безбожники, и я вам буду нужен. Попросите в совете, чтобы и меня приняли в колхоз».
Приводились в книге примеры, когда настоятели церквей говорили: «Не ходите в колхоз, иначе бог дождя не будет давать, без хлеба останетесь». Или на проповедях упоминали фразу, якобы из священного писания: «Блажен тот, кто спасётся от колхозного наваждения». Конечно, всё это было рассчитано на легковерных. А разве мало было таких? И среди тех, кто читал подобные книги, и среди тех, кто действительно слушал проповеди в церквях. Фронт идеологической борьбы умышленно переместили в область религии. Так было проще. Церкви в начале тридцатых годов были почти в каждой станице и в большом хуторе. Вот он - идейный недруг, налицо, рядом, на виду и далеко ходить не надо. Незадолго до празднования Пасхи, все партийные и комсомольские ячейки в колхозах докладывали о том, как они подготовились к этому событию. Особенно приветствовалось проведение комсомольских антирелигиозных карнавалов. Это когда по улицам шествовали колонны молодёжи с лозунгами, несли чучела толстых попов, распевали частушки и требовали от всех в церковь не ходить, куличи и яйца не освящать, детей на праздник не пускать. В пасхальную ночь возле церкви устраивали киносеансы и агитконцерты. А ещё ходили комсомольские патрули и зорко высматривали молодежь у станичной церкви, отбирали корзинки со снедью, принесённой для освящения. А уж если в ряды верующих тайком проникал комсомолец, или готовящийся для вступления в комсомол, молодой колхозник, то персонального дела было не избежать.
Комсомольская печать была полна коротких заметок об исключении из молодёжного союза за тайное венчание или крещение в церкви родившегося ребёнка, за посещение богослужений, особенно в дни больших религиозных праздников. В то же время священники во время служб в церквях провозглашали верующим о возможной божьей каре для тех комсомольцев, которые в составе молодёжных бригад, спасая положение, выезжали в поле в дни пасхальных торжеств. Такое вот было противостояние. Кто от этого выиграл? Ясно одно – веру в бога победить не удалось и Пасху сейчас празднуют, но без давно развалившихся колхозов.