— А ты чего не идешь? Вставай!
Я недоуменно смотрю на нее:
Оха — девушка из моего класса. Крепкая, как и все сицилийцы, в мешковатом, свободного покроя платье и таких же мягких сандалетах. На верхней площадке лестницы сидит, скрестив ноги, на подушках рядом со мной. Девушка плотно кутается в шаль, почти не видно ее лица. На самой Охе меховая шляпа, одежда тоже теплая, ее тельце кажется таким маленьким и хрупким, что у меня сердце разрывается от жалости. Этот ребенок, должно быть, стал жертвой какого-то чудовища, я не исключаю, что он будет еще жив, когда подоспеют полицейские.
— Я не ухожу, я только присаживаюсь.
— Пойдем, я тебя провожу.
Оха встает и направляется в конец коридора, где находятся другие комнаты. Я провожаю ее взглядом, и тут распахиваются двери, и два силуэта выскакивают из них, пробегая по коридору.
Это миссис Мур, на ходу поправляя длинный шарф и захлопывая за собой дверь. Кажется, ее совершенно не волнует, что я стою рядом и слушаю ее разговор.
Следующая комната совсем пуста, но за тонкой дверью слышны стоны и приглушенный говор.
Кто бы это мог быть? Наверное, мулатка с детьми. Я поднимаюсь на цыпочки, чтобы заглянуть в щелку.
Слева от двери Миссис Мур стоит, раскачиваясь взад и вперед, ее голова опущена, плечи поникли, и она, казалось, безвольно уцепилась руками за дверной косяк. Женщина с животиком, высокая, худая, и за ее спиной видно голое изголовье кровати. Напротив, в углу, стоит женщина лет сорока, и в руках у нее разорванное пополам свадебное платье, обрывки которого разбросались по комнате. Она склонилась над ними, грубо швыряет остатки ткани в угол и отчаянно рыдает, словно две женщины, которые уже давно друг с другом не разговаривали и из-за этого забыли, как это делается.
Обе женщины, кажется, не замечают меня, они не обратили ни малейшего внимания на мое появление, так что я проникаю внутрь и осторожно оглядываю комнату. На полу, сбившись в кучу, сидят дети, на лицо им наброшена какая-то тряпка.