Ефим, тщедушный немолодой дядька 60-ти лет, с выражением лица настолько кислым, что взглянув на него, хочется немедля хлебнуть сладкого чая, толокся на собственной кухне. Завтрак, который он себе готовил, был совершенно нехитрый - манная каша. Но дело не шло: манка комковалась, воняло убежавшим молоком. Отрезая кусочек масла, дедок порезался. Кинул виноватый нож в раковину, намазал зачерствевшую булку вареньем засахарившимся и присел к окну.
Ефиму было невыносимо одиноко. Казалось, жизнь прожита и, если Господь наградит его здоровьем, то проживёт он ещё десяток лет вот так неумело готовя манную кашу, грустно завтракая у окна и старческую слезу со щеки смахивая... Вот ведь жисть: пока был молодым да колотил денежки для семейства - его любили. Детки папаней уважительно называли, жена в глаза лисой заглядывала, а вошёл в возраст - получил пинка!
И уж четвёртый год Ефим, слезу горькую чаем запивает, а жёнушка благоденствует в окружении сына, дочки, внуков. Исхитрились, продали квартиру, принадлежавшую Нюре - жене, и свалили всей кучей в деревню, обновив и благоустроив дом бывшего тестя Ефима. Стало, видите ли модно жить в своём доме и на работу в город на машинах кататься!
А где и как живёт их отец, детей не волнует. "Ты, папа, нас всех предал!"- кажется, так дочь сказала, поддерживая мать в желании развестись. И это почти в шестьдесят лет - только вдумайтесь! Ефим пытался жену втолкнуть в благоразумие:"Кто расстаётся в возрасте, когда обоюдная поддержка всё больше нужна?"
Но Нюрка, как умом тронулась, разводом перечеркнув прошлое. И потребовала не появляться, не тревожить ни детей, ни внуков. Вот какой змеищей оказалась Нюра! А разве б Ефим отказался переехать в деревню - лес, рыбалка (он всё это помнил) ? Не взяли, бросили, как шелудивого пса!
Ну-ну, не спешите носом шмыгать, поддавшись депрессивному описанию утреннего состояния Ефима - хитрюги. Он артист ещё тот даже наедине с собою. Заглянем в его прошлое. Может и смекнём что к чему.
... Отслужив в армии, Ефим вместе с такими же орлами, как сам, подрядился на лето в одном из колхозов помощь строительную оказать - новый коровник поставить. Работать от зари до зари, но заплатить обещали неплохо и бесплатно в местной столовке кормить. Выгодно!
Поселили помощников в местном общежитии для молодых специалистов. Не тесно - по два человека. Общая, но просторная кухня, душ, телевизор в комнате отдыха. В общем, даже на вкус городского Ефима, терпимо вполне. К тому же лес, река с рыбой, которая сама на удочку просится.
Сам он, несмотря на узость в плечах и умеренный рост, был ершист и самоуверен. А ещё на язык ядовит. Может это самозащита такая была, но Ефим оказался из тех клопов про которых говорят с долей насмешливого восхищения: "Мал да вонюч!" В столовке на раздаче девушка по имени Нюра стояла - приятная лицом, но уж очень мощна! Плечи, грудь, бёдра и кулаки (о них позже).
И вот взялся Ефим пошловато проезжаться в адрес этой девицы. Например, интересовался громко:"Почём в бидонах молоко?" Ну, понятно, очередь из мужиков ржёт, Нюра краснеет до слёз, а Ефимка головёнку задрав, с подносом отходит.
В деревнях-то раньше не так скучно, как сейчас жили. В клубе кино, танцы по выходным. Вот и Ефим там отдыхать наладился. Но осторожно: многие девки уже своими, деревенскими парнями "присмотрены" были и заезжих запросто за излишний интерес могли нахлобучить. Нюра, без пары, редко на танцульки ходила.
Но в судьбоносный вечер пришла. Стояла жара и молодёжь бурлила на летней веранде. И Ефим там же ошивался с приятелями. Естественно, слегка подшофе, весёлый. Углядел одинокую Нюру и рядом на скамью присел.
Поболтал что-то, придвинулся и вздумал проверить всё ли у Нюры своё, натуральное со словами:"А то может у тебя лифчик ватой набит?" Нюра, привычно вспыхнув, вдарила Ефима мощным кулаком по тупой башке. Парень, мешком, с лавки свалился.
Лежит и "не дышит." По веранде прокатилось:"Нюрка приезжего строителя убила!" А она и сама перепугалась. Встала перед Ефимом на коленки и давай на грудь нажимать, как в кино видела да в рот дуть - типа искусственное дыхание.
Ефим глаза открыл в тот момент, когда девичьи губы, полураскрытые, к нему приблизились и судорога такой силы по его телу прошлась, что полегчало лишь в первую брачную ночь с Нюрой. Да, Ефим посватался к девушке.
Она противилась, но авторитетный отец, учитывая, что дочь спросом не пользуется, а тут городской, образованный (Ефим имел диплом строительного техникума), не больно пьющий - убедил дочь принять предложение. И кулаком пристукнул. Нюра ответила "да." Может, иначе что было, но соседи калякали, что именно так.
Гоголем Ефим в Нюрино семейство влился. Дом у тестя справный, хозяйство большое. Паши - не хочу! Молодому зятю не больно хотелось. До женитьбы он сам себе хозяин был - отработает на коровнике и хоть спать, хоть гулять может да и житьё свое в деревне он считал временным. Любовь, которая зла, превратила Ефима в раба тестя и тёщи. Только в дом войдёт, они уже знают какие дела его заждались.
Новоиспечённому супругу охота поужинать, Нюру в спальне потискать да храпака дать, а тут накормят и так на огороде, в хлеву ухайдакают, что для любовных забав сил нет. И язык свой Ефиму пришлось прикусить, и командирские замашки бросить. Словом, семейная жизнь оказалась довольно безрадостной. Впрочем, на молодую жену - крепкую, сильную, "во всех местах натуральную," Ефим смотрел с восхищением.
И в город уехать манатки не складывал. По той причине, что жена молодая с ним артачилась ехать и тесть её в этом поддерживал. Вот поэтому не плюнул и не уехал. Любил Фима свою пышнотелую Нюру до трясучки. И ревновал. Если б не тесть с тёщей за стенами, изводил бы Ефим жену подозрениями и упрёками до утра. А так только зубами и супружеской кроватью скрипел яростно.
К концу третьего года родила Нюра близнецов - сына и дочь. Вдруг стала мужа слушать, а на отца меньше смотреть. Ефим это уловил быстро и, востребовав "зажатое" тестем приданое, увёз Нюру с детьми в заждавшийся его город - под крыло своей матушки.
Вот уж где Нюре небо показалось с овчинку! Свекровь, впервые увидевшая Нюраню на свадьбе, не могла привыкнуть ни к "здоровенной деревенской невестке," ни к внучке - Нюриной копии. К внуку, как две капли на сына похожему, женщина относилась более благосклонно.
Пять лет Нюра "примачкой" жила. Домашние дела, обеспечивающие уют и кормёжку всех домочадцев, свекровкина дача - всё это, без обсуждений, вменялось именно ей. Свекровь так и говорила:"На тебе пахать можно, Нюрка. А если не пахать - зачем ты нужна?" То, что сноха ещё и работает в школьной столовой, за дополнительную нагрузку не считалось.
Ефим Нюрой командовал, не разрешая обзаводиться подругами, без него по магазинам ходить и к отцу в деревню жене путь был заказан: опасался Ефим влияния тестя. Да и мало ли с кем там без него Нюрок могла встретиться?!
Вроде должно радовать - ревнует муж, а женщине с каждым годом становилось всё тошнее. Как в клетке жила Нюра. Надо признать, что Ефим, не смотря на тщедушность, жилистым был и на стройке не кубики складывал, а кирпичи. Зарабатывал хорошо, но часть денег забирала свекровь, говоря, что не может за просто так держать у себя нахлебников.
В результате, у неё шуба каракулевая, а на Нюре столетнее пальтецо. Наполнившись обидами доверху, женщина поехала в деревню к отцу на поклон:"Прими меня, батя, обратно с детьми!"
Но тот стоял за семью:"Вышла замуж - терпи. У вас дети." Впрочем, отвалил дочке денег на кооператив. Всё, что нелёгким трудом накоплено, даже "похоронные." На крыльях прилетела Нюра домой. Надеялась и Ефима обрадовать, а тот набычился:"С мамой, чем тебе плохо? Дети под присмотром пока ты неизвестно, где шляешься. Она знает, как правильно устроить бытовые дела..."
Нюра впервые вспыхнула спичкой:"А чьими руками она их устраивает?! Сыта по горло. Деньги мои и распоряжусь я ими по своему разумению."
Вот так купила Нюра трех комнатную кооперативную квартиру. Мать Ефиму шипела:"Что это за жена, которая мужу не подчиняется? Смотри, окончательно сядет на шею и раздавит - бзднуть не успеешь!" И так накрутила, что заявился Ефим, к переехавшей на новую квартиру Нюре, подвыпивший и с намерением поучить уму разуму. Довольно смешно это выглядело.
Нюра, казавшаяся выше мужа, корпулентная, стояла посреди комнаты, уставив руки в бока и выпятив грудь. Ефимка скакал перед ней кулаками размахивая. Сын с дочкой перепугались сначала, заплакали. Да Нюра ударить себя не дала. Взяла мужа за шкирку и, с усмешечкой, из квартиры выставила. Пока он в себя приходил, соображая, кто кого проучил, дверь захлопнулась.
Минута, другая прошла и вошло в Ефима не желание заблажить и посулить Нюре все известные кары, а восхищение. Как когда-то в деревне, на танцах, когда она его кулаком шибанула. Месяца два вымаливал у жены дозволения жить вместе с ней и детьми.
Поскольку Нюра действовала не по злобе, а скорее в состоянии аффекта, слово развод не прозвучало. Опять зажили вместе. Свекровь Нюраня теперь видела редко и про дачу её забыла. В деревню стала часто мотаться, помня щедрость отца с матерью.
Не на пироги ездила, а бесконечно помогать. Но и толк был - картошку, овощи тесть привозил мешками. Мясо, яйца - всё экологически чистое. Ефим вкушал и кривился, всем видом показывая, что через силу в него кусок лезет. Всё потому, что он теперь считал себя примаком.
И даже, когда тесть на первую их машину - "москвич" денег добавил, не обрадовался. А чтоб никто не догадался, что его на самом деле точит, высмеивал пышность жены. Разными способами: колким словечком, вырезанными из глянцевых журналов фотографий стройных красоток: "Глянь, Нюрок, как должна женщина выглядеть!" Она смотрела, вздыхала. Что-то накапливалось, и впала Нюра в депрессию.
Это очень нетрудно, когда к тебе прибежали нежданные сорок лет и тебе даже в 56-м размере тесновато становится. Сын и дочь уже учились в выбранных институтах и материнскую грусть не замечали. Они с детства привыкли, что папа с мамой вечно пикируются, но любят друг друга.
Нюра маялась на диетах, блекла лицом, слабость испытывала, а толку выходило на грош. Ну, не выпало ей быть такой, как тощие красотки из журналов! Ей бы характер проявить, может ещё раз Ефима по лбу кулаком стукнуть, чтобы мозги встали на место. А она прогнулась под него и ревновать стала. Ефим это дело быстро просёк и некоторое время счастливым, гордым ходил. Как будто за счёт пригнувшейся жены, сам плечами стал ширше.
Дочь замуж вышла, сын обзавёлся женой. а папаню их чёрт кочергой в ребро ткнул: стал Ефим наряжаться, одеколониться, какие-то дела у него отдельные от семьи появились. Прямых улик не было, но Нюра чуяла - появилась у пятидесятилетнего мужа зазноба. На совет пригласила сына и дочь. Так, мол и так. Отец задурил и, как быть она не знает.
На тот момент брат с сестрой очень собой были заняты. У обоих подрастали дети, что-то не ладилось на работе и материнская забота им показалась несерьёзным делом. Ну, бывает, дурят родители. И, не в первый раз, прозвучало для Нюры:"Перетерпи! Наладится." Другими словами, конечно. Всё - таки детки помнили, что мать перед ними. Но смысл такой же.
Меж собой брат с сестрой перетёрли, что вряд ли отец гуляет. Немолодой, не супермен и деньги не особенно его карман оттягивают. Так, дразнит привычно мать, а она - тоже пересчитывая собственные морщинки, страдает и видит в мухе слона. И даже им было немного смешно от игры слов: отца они увидели мухой, а маму... Хех.
Ефим же и впрямь в амуры ударился. Его зазноба не из глянцевого журнала была. Не королева красоты, но годами моложе Нюры. И тоже, между прочим, не Дюймовочка. Разведёнка сорока лет, проживающая с сыном вместе с родителями. Такая - стервозная. Из тех, кому нужны не мужики, а их кошельки. В смысле, хоть какая-то выгода.
Ефим к тому времени со стройки ушёл и брал заказы на ремонт квартир. У него появилась возможность не отчитываться перед Нюрой сколько заработал и где до темна время проводит. Запросто врал, что клиента нашёл из соседнего города, домой не наездишься. Словом, мог неделями не появляться.
Мама и отец его умерли один за другим, так и не помирившись с невесткой. Имущество - трехкомнатную квартиру, завещали они Ефиму. А дача, как начали в серьёзный возраст входить, была продана и "проедена." Нюра заикнулась: "Что думаешь с квартирой делать?" Не о себе она радела, о детях думала. Жили они - сын у тещи с тестем, муж дочери однокомнатное жильё имел, в нём и толклись вместе с ребёнком. Очень кстати было продать или разменять наследство!
Ефим ощетинился:"Я столько лет гостем живу на твоей территории! Помню на чьи деньги квартира куплена. Вот теперь и у меня она есть!" Потом, правда, понял, как это выглядит и сказал, примирительно:"Срок вступления в наследство пол года. Будет время подумать. Но нужно хату капитально привести в порядок - столько лет ремонта не было! На это может и поболее года уйдёт - средства нужны и время."
Логично вроде. Нюра больше о квартире не заикалась, помня, как, действительно, отказала мужу в прописке. Ведь между ними тогда разгорелся конфликт и она ни в чём не была уверена. Для женщины стало открытием, что муж так болезненно переживал все эти годы своё неучастие в покупке жилья. Даже совестно стало.
Она вообще в этот период была очень неуверенна в себе и ранима. Уступчивая, чрезмерно понимающая, без вспышек боевого задора. Посматривала на себя в зеркало и вздыхала. Нюра и подумать не могла, что в унаследованную мужем квартиру, вселилась его любовница Тоня с пятнадцатилетним сыном.
Ефим, отговариваясь тратами на ремонт, денег давал жене мало. Нюра обходилась своей зарплатой и, даже через пять лет, оформив пенсию. Именно так - целых пять лет она не знала, что Ефим "разрывается" на две семьи. Жили они, как соседи - без разговоров по душам, без общей постели. Казалось, Ефима совершенно не интересуют ни собственные дети, ни внуки. Но, видимо, последний узелок не развязался ещё - про развод никто из супругов не заикался.
Брат с сестрой, дети Ефима и Нюры, не в первый раз обсуждая почему наследство отца "живёт" само себе, воскресным ранним утром, в квартиру покойной бабушки заявились. От матери они знали, что папаня заночевал именно там. Вот всё и открылось. Любовница Антонина хозяйкой расхаживала по квартире, и сынок её обретался здесь же.
Здоровенький хлопец и нагловатый. Ефим, от неловкости, говорил фальцетом и наезжал на сына и дочь. Кричал о своём праве быть счастливым. Выяснилось, что Антонина с отпрыском, имели не только прописку, но и право распоряжаться своими долями в жилье "дяди Ефима." Так его новый "сынок" называл.
Скандала громкого не случилось. Семья - жена, сын, дочь отреклись от мужа и отца. При разводе дележа имущества не было: Ефиму выдали личные вещи и не потребовали ключи от машины. Захлопнули за ним дверь и навсегда забыли. Не до него стало: продали квартиру Нюры и в деревню уехали. Не всем шалманом. Дочь с мужем, получив денежку на увеличение квадратных метров, остались в городе. Семья сына (и даже невестка, что очень характеризует Нюру) выразила желание переехать в деревню.
Дедушка, отец Нюрани, ещё жив был и именно он подарил идею жить вместе. Надстроили, благоустроили, улучшили. Зажили. Никто никому не мешал: дом заимел два входа. Нюра окончательно вышла на пенсию. Скучно ей не было: заботы об отце, дела огородные и хозяйственные, приглядеть за внучкой тоже следовало. Сын с невесткой мотались на работу в город, но на машине это вполне приемлемо. О Ефиме не вспоминали.
А он, бедолага, сломал ногу, оступившись на лестнице. Антонине быстро ходить за ним надоело. А что: возможная часть квартиры Ефима ею получена, денег от "кавалера" нет. Да что там - самой приходится на него тратиться. Ефим, дурак, намекнул, что теперь, когда он свободен, можно бы и в ЗАГС отправиться. Но Тоня, вильнув мощным бедром, кукиш ему показала. И сын её к "дяде Ефиму"относился презрительно. Курил прямо в квартире и пиво пил - тот ещё школьничек!
Едва костыли отбросил, Тоня заявила:"Давай разъезжаться! Тебе и малосемейки хватит, я подобрала вариант." И жить бы Ефиму в комнатушке с общей кухней на двух хозяев, если б не вспомнился сын родной. Поседевший, с бегающим взглядом Ефим, попросил слёзно о встрече. Сын (юрист с немалым стажем и связями) добился от Антонины покупки для отца однокомнатной квартиры. И, откланявшись, увернувшись от благодарных объятий, снова про папашу благополучно забыл.
... И теперь "тщедушный, немолодой дядька 60-ти лет, с выражением лица настолько кислым, что взглянув на него, хочется немедля хлебнуть сладкого чая," толчётся на маленькой кухне вдвоём с одиночеством. Вот ему и адресуются бесконечные монологи Ефима о том, как бессовестно его бросили - жена, дети, внуки. Бывшие.
Благодарю за прочтение. Голосуйте. Подписывайтесь. Пишите. Всех со светлой Пасхой. Здоровья вам, дорогие читатели. И давайте иногда помнить: с неба смотрят на нас. Лина