Начало истории - здесь
Угодил он в кучу мусора. Прелые листья, ветки, истлевший рубероид, опилки издали при его падении характерный звук, спружинили в челюсть его же коленями. Клацнули зубы, и доктор покатился вниз по склону.
Ленька лежал ничком на куче щебня. От прикосновения Олега он дернулся и застонал.
- Ленчик, ты как? – по-отечески обнял парня Ярков, чуть приподняв его голову. Света звездного неба оказалось достаточно, чтобы различить мертвенную бледность веснушчатого лица.
- Пи-и-ть, - прошептал парень и облизнул губы.
- Потерпи, Лень… - только и смог сказать доктор. Умирающий вне-запно дернулся, часто задышал и отрывисто прошептал:
- Ку… От… Суэээ….
- Что, Ленчик, что, повтори!!! – Олег припал ухом к Ленькиному рту, но не уловил дыхания. – Господи, Ленька-а-а-а!
Его быстро окружали. Положив голову парня на щебень, он рванулся в сторону ближайших кустов, но был сбит с ног прикладом. Подскочивший околоток от души врезал лежавшему доктору по почкам.
- Линять намылилась, тля! Ща мы тебя отшлифуем.
Олег чудом успел убрать голову с того места, куда с чавкающим звуком через мгновение вонзился армейский ботинок на шнуровке. Схватив-шись за него, доктор попытался зацепить ногой второй ботинок. У него получилось, околоток, матюгнувшись, опрокинулся назад себя. Но подско-чившие соратники не дали Яркову убежать. Удары сыпались со всех сто-рон, старались мальчики на совесть. Зверели юнцы буквально «на глазах».
Поначалу Олег прикрывал голову, но вскоре его «распечатали», вы-секли пару искр из глаз, и больше он ничего не помнил.
Ледяной холод, плеснувшийся под рубаху, вернул его к действитель-ности. В мареве неясно плавала голова Сутулого. Откуда-то сверху доно-силось:
- Ты, сурок, всерьез хотел сигануть в лес, что ли? Ну и что? И сгинул бы, как капитан Татаринов со шхуны «Святая Мария»! … Первопроходец, ля!
Говорить Олег не мог. Язык распух, онемел, словно ему собрались удалять половину зубов ротовой полости. Губы саднило, из расквашенного носа вовсю текло.
- И поделом тебе досталось, хоть обижайся, хоть нет… - продолжал демагогию Сутулый. – И парнишу похоронил… Почем зря… Осталось не-договорено у нас с ним. Теперь уж ничего не попишешь. Ладно, сутки тебе на восстановление фуфла и штопанье рыла. Костоправ наш тебе поможет… Вы же знакомы, чай, вместе чучело-то потрошили.
- Кончай с ним лобызаться, Селуяныч! – раздалось над самой головой доктора.
- Тебе лишь бы ногами сучить, да на курок жать. Сыч пердучий! Полизвилины на центнер дерьма!
- Зря ты так, Селуя…
- Ты меня еще учить станешь? – оборвал его Сутулый, схватив за грудки. Олег с трудом смог различить его блестевшую лысину. - На хрена парнишу успокоил? Не договаривались! Тебе с игрушечной двустволкой в тире мух пугать!
- Так ить… убег бы…
- Иди проспись, - отпустил его Сутулый. – А то извилина, того и гляди, выпрямится…
Большеголовый сосредоточенно колдовал над его лицом, напевая себе под нос затертый попсовый шлягер. Олег морщился от боли, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
- Терпи, казак, атаманом будешь! – выродил, наконец, большеголовый, любуясь результатом своего труда. – Сотряс, конечно, конкретный… Полоскало - будь здоров, но до свадебки должно зажить…
- Я в разводе, - кое-как прошепелявил опухшими губами Ярков.
- Тем лучше, меньше причитаний услышишь. А то ведь бабы любят слезу пускать, сам знаешь… По поводу и без повода… Лучше, так сказать, по мужски: сухо и коротко.
Поддерживать разговор он не стал, в голове все гудело и трещало. Пе-риодически подкатывала тошнота.
- Сейчас бы покапать, … пирацетамчик, лазикс… - мечтательно произнес большеголовый. – Только мечтать, как говорится, не вредно. Во всем надо видеть положительные моменты. Жив ведь остался, это однозначно. Даже почки целы, моча без примеси крови…
- Ты и мочу собрал? – удивился Олег.
- Обижаете, коллега! – ухмыльнулся лекарь. – Как в лучших клини-ках Сиэтла…
- Мели, Емеля…
Большеголовый продолжал о чем-то лопотать, а в гудящей голове Яркова всплыли предсмертные слова Леньки. Вернее, не слова, а звуки: «ку…от…суээ…» Что они могли означать? Парень стремился сказать что-то важное, на последнем дыхании. Но что?
- Какое сегодня число? – спросил он у большеголового.
- С утра двадцать первое было.
- А который час?
- Дело к вечеру, к смерти ближе, - протенькал эскулап, взглянув на часы. – Именно так говорила моя прабабушка последнюю четверть века своей жизни. Если быть точным, то шестнадцать сорок. Ночью тебя хотят брать на дело… Что-то ты там про кладбище набрехал их шефу… Уж не знаю. Я должен тебя на ноги поставить к этому времени. Прямо скажу, за-дачка не из легких… Но ведь и я не всмятку сварен!
- Эт… точно, - согласился Ярков.
«Куотсуэ… Куотсуэ… Куотсуэ… Что это может быть? Случайно Ленька не мог… от фонаря. Не тот случай. Это либо верхушки слов, на вы-соте предсмертного выдоха вылетевшие наружу, либо…»
Ярков снова отключился на неопределенный промежуток времени.
Очнулся от нашатырного удушья. Перед ним наискосок подобно пере-зревшему подсолнуху плавала чем-то озабоченная физиономия Сутулого.
- Ну, как, мститель, готов роль Сусанина сыграть? – не очень уверенным голосом спросил «Селуяныч». Потом выпрямился и повернулся к большеголовому, который стоял на коленях справа от Олега и держал в руках вскрытую ампулу. – Не окочурится по дороге-то?
- Гарантирую, - уверенно прошамкал «диагност». – Если что, по ще-кам его, да под нос нашатырек. Ранний восстановительный период, так сказать…
- Да мне насрать на твое «так сказать»! Ты мне маткой отвечаешь за его здоровье, усек?
- Тем, чего не имеешь, отвечать всегда легче, - сострил большеголовый.