Сорок четвёртая липецкая школа, шестой класс. Школа непростая: здесь учились дети и внуки первых людей города и области, здесь преподавала химию жена самого Франценюка, владыки НЛМЗ (тогда он был ещё заводом, а не комбинатом). А родным братом директора Шурика (в миру Александр Георгиевич, любили мы его) был председатель горисполкома (мэр по-сичасошному, как сказали бы бабуси).
Но по закону каждая школа, даже такая блатная, как наша, была обязана принимать и детей из близлежащего микрорайона. И их принимали, они учились в классах «Б» и «Г». В классе «В» учился я, а класс «А» в последние два года учёбы был математическим. Уж не знаю как, но в наш «элитный» класс попала девочка Лида Свинцова. Дело не в происхождении, несколько детей рабочих были и у нас, просто приоритеты были другие, общие: читать, развиваться, учиться музыке, вести умные беседы, играть в умные игры. А Лида до мозга костей впитала лексикон своей семьи и выглядела на общем фоне нелепо. Учительница географии однажды вызвала её к доске и попросила перечислить континенты. Лида их знала, но вот с ледовым материком вышла закавыка: она назвала его — АНТРАКТИДА. Училка улыбнулась, поправила Лиду и попросила произнести это слово ещё раз. Но и в третий, и в пятый, и в седьмой раз Антрактида продолжала гордо выситься на том же месте. Географичка тогда расчленила слово на слоги, каждый медленно произнесла вместе со Свинцовой. Затем попросила её соединить эти слоги воедино. «Ан-т… Тида… Антр… АН-ТРАКТИДА!!!!». Хоть ты в стельку расшибись!
Дети всё-таки существа злые, как ни крути. После этого случая Лиду без внимания не оставляли, высмеивали каждое её действие, каждый произносимый слог. А прицепиться-то было к чему! Очень скоро мы выудили из неё лабоЛаторию, тУбаретку и кАЛидор (коридор). Она стала изгоем в нашем коллективе, девочкой для битья. И причина вовсе не в том, что она произносила эти слова. А в том, что она не могла произнести их иначе! Пыхтела, старалась, тренировалась до полной абракадабры, но так и не смогла. Видимо, какие-то обстоятельства непреодолимой фонетической силы системно впечатывались в гены её предков много тысяч лет. Но апогеем её шутовской карьеры стала одна из цариц тогдашних наук. Хорошо помню тот день, когда она, в чистеньком белом фартуке, стоя у доски, отчётливо брякнула: ЯДРЁНА ФИЗИКА. Класс заржал, завыл, застучал ногами в истерическом припадке, даже учительница не удержалась! Видимо, Лида уже дошла до критического предела терпения, и вскоре она покинула наш класс. Но память о ней, как видите, жива.
В шестом классе я решил записаться в школьную спортивную секцию. Подошёл к физруку Владимиру Семёнычу (о, только сейчас заметил, что его звали, как Высоцкого!). Он спросил, во что я хотел бы научиться играть. Я чётко выпалил: «Валетбол!» Он захохотал, спросил, что за название. А мы, и действительно, так называли и писали это слово, правильно-то никто не научил. И нам казалось, что произошло оно от картёжного валета. Хотя логической взаимосвязи не было никакой. Но ведь и взрослые вокруг говорили точно так же! Все! И во дворе мы тоже играли в валеТбол! Так я и не попал в эту секцию, от обиды и горького недоумения...
И ещё словечко из лексикона новообращённых горожан. Город по территории был меньше в несколько раз, чем теперь. Уже за военным городком начинался огромный пустырь. Самыми крайними микрорайонами были 8-й и только начавший строиться 9-й. А на липецком языке их названия звучали именно так: 8-й микОРрайон и 9-й микоррайон. Однажды дома мне попалась на глаза наша газета «Ленинское знамя». И там была статья о планах строительства новых микрорайонов Липецка. Стоп-стоп-стоп! Это слово повторялось много раз: мик-ро-рай-оны… Когнитивный диссонанс. Но ведь статьи проверяют перед выпуском, не могли же они допустить столько ошибок сразу! Я подошёл к папе, поделился своим недоумением. Мой добрый папа всё мне объяснил, это маленькое открытие стало откровением. Микро, а не микор! Это значит — маленький!