На обороте этой фотографии, хранящейся в Центральном государственном архиве литературы и искусства, рукой Марины Цветаевой написано: «Дорогому Алексею Елисеевичу Крученых с благодарностью за первую красоту здесь. Кусково, озеро и остров, фарфор... 18 июня 1941 года. М.Ц.»
Сама Марина Ивановна – в берете, слева в верхнем ряду, ее не станет через полтора месяца в Елабуге, это ее последнее фото. Рядом будущая писательница Лидия Либединская, пока - 19-летняя студентка, но уже мама 1,5-годовалой дочки Лида Толстая. Внизу слева поэт-футурист, создатель поэтической зауми и легендарного «дыр бул щир» Алексей Крученых. Справа, в картузе, 16-летний сын Марины Цветаевой Георгий Эфрон, дома его называли Мур, он выглядел, да и был гораздо старше своего возраста, он пропадет без вести через три года на фронте, в западной Белоруссии.
Пальмы среди берез
Это был будний день, среда. В Кусково компания отправилась по инициативе Крученых. Как вспоминала Лидия Либединская в своей книге «Зеленая лампа», он позвонил часов в десять утра и пригласил в Кусково, где снимал комнату в дачном поселке: «Купишь две бутылки кефира, белые булки, зайдем за Мариной Цветаевой и поедем».
Марина Ивановна с Муром жили тогда в 14-метровой комнате на Покровском бульваре. Двадцать минут до Курского вокзала, 15 на «электрическом поезде» – такие начали ходить на Горьковском направлении с 1933 года – до станции Кусково. По воспоминаниям Либединской, это был первый теплый и солнечный день после долгих дождей. На Цветаевой было простое платье из сурового полотна и белые туфли на резиновой подошве, со шнурками, без каблуков.
От платформы Кусково до дворца-музея полтора километра. Тогда дорога шла через село с тем же названием, административно оно считалось городом. Тротуар заменяли узкие деревянные мостки. По обеим сторонам от них стояли торговые лавки, рядом с одной высилась трехнога уличного фотографа. Коричневый фотоаппарат был накрыт черной накидкой, на заборе сзади красовался натянутый фон – белый замок, море, пальмы. Крученых предложил сделать общее фото. Посмеялись, мол, пальмы среди берез, но подошли и сфотографировались. Фотограф пообещал, что карточки будут готовы через два часа.
«Войны не будет»
Во время экскурсии по Шереметьевскому дворцу, Цветаева сказала, что не любит вещи за то, что они переживают хозяев, и внимательно рассматривала портреты. Потом бродили по аллеям, уставленным белыми скульптурами, сидели на скамейке, обсаженной живой изгородью, говорили о том, когда начнется война. Мур и Лидия с горячностью утверждали, что «войны скоро не будет», а если и будет, то ничего, пережили же мы татарское иго. Цветаева, помолчав, сказала, что фашизм гораздо страшнее татарского ига, и поднялась: «Да что об этом говорить, пойдемте кататься на лодке!»
«Лодка оказалась большой, неповоротливой и тяжелой», - вспоминает Либединская. Гребли по очереди. Марина Ивановна «гребла широко и сильно, весла опускались с ровным всплеском». Причалили к маленькому насыпному острову посреди пруда. Мур купался.
Самое страшное – начать метаться
Обедать пришли на дачу Крученых. Хозяйка накрыла шаткий стол в палисаднике, поставила тарелки с наваристым борщом с мясом. За обедом зашла речь об эмиграции, Цветаева рассказывала, как живет Бальмонт, другие поэты, вспомнила случай из детства: шла с отцом по улице, вдруг из-за угла прямо на них вылетел рысак. Она испугалась и хотела бежать, но отец крепко сжал ее руку и остановился посреди мостовой. Чуть позже, когда пролетка, летевшая прямо на них, резко свернула, отец сказал: «Если на тебя надвигается что-то, с чем ты не в силах справиться, остановись, самое страшное – начать метаться».
«Хороший дом, хочу жить в нем»
Крученых коллекционировал все, что связано с поэзией и поэтами, и всегда носил с собой альбом для автографов. Цветаева написала в альбом «И всё-таки мне мира жаль: Я видела, как цвел миндаль» («Пришло в
голову при виде цветущей вишни, в Кусково, 18 июня 1941 г. А цветущий миндаль я видела в Сицилии, весной 1912 г. Марина Цветаева»)
Вечером, по дороге на станцию, зашли к фотографу и забрали фотографии. На экземпляре, который взяла Лидия, Марина Ивановна написала, имея в виду экскурсию во дворец: «Хороший дом, хочу жить в нем».
18 июня было для Цветаевой знаковой датой: в этот день два года, в 1939-м, они с Муром вернулась из Парижа. Советский Союз встретил ее неласково: мужа Сергея Эфрона и дочь Алю, приехавших раньше, арестовали, жить было негде, стихи не издавались. Отношения с сыном, которого она очень любила, складывались трудно.«Постоянные и бесконечные ссоры с матерью, мы говорим друг другу неприятности, и это глупо», - писал Мур в дневнике, который вел по большей части по-французски.
Поездка в Кусково была для Цветаевой как подарок, как глоток свежего возраста.Recrjdj
«Снимались, как буржуи…»
Мур воспринял этот день совсем иначе. «Сегодня, 18-го, мы были на даче у Крученых, - пишет он в дневнике,. - Катались на лодке, пили кефир, сидели в садике, около беседки, снимались, как буржуи-ублюдки (des couillons), фотография мерзкая, как и следoвало ожидать. Шикарно, что я греб на лодке. Я завидовал парням, которые купались в пруду, они хорошо плавают».
Через несколько строк в дневнике - о девушке Вале, с которой Мур ходит в кино и гуляет по Москве, и о матери, которая «которая меня не понимает и говорит, что я холодный и злой», затем о бытовых неурядицах, о нехватке денег. «В понедельник открывается у Кузнецкого моста магазин иностранных книг, и я надеюсь там продать французские книги. Это единственная надежда достать немного деньжат, т.к. с матерью - не особенно, в Гос. издательстве сейчас мало платят, а мы должны за комнату и все такое».
Но до понедельника было воскресенье, 22 июня.
https://newsvostok.ru/wp-content/uploads/2018/12/gvo_49_2018.pdf
