«Звёздочка» глава 245
Татьяна возвращалась с матерью домой в состоянии эйфории. Она тарахтела без умолку не в силах остановиться и замолчать. Ей, казалось, что с молчанием всё прервётся и она потеряет ту душевную связь с матерью, которую она только что приобрела, а потеряла давным-давно и не могла найти.
Такое с ней было однажды: в тринадцать лет, в памяти осталось только послевкусие блаженства и присутствия Бога в душе.
А случилось это в День седьмого ноября. На озере появился первый лёд. Родители ушли в гости отмечать праздник. Татьяна со своими младшими сёстрами гуляла по крутому берегу озера и любовалась сверху зеркальной гладью первозданного льда. Потом сёстры спустились к озеру, прошли по деревянному мостику и остановились. В руках у Иришки был пупс, который ей сегодня подарили родители в честь праздника. Она выронила его, и он отскочил, ударившись об мостик на лёд. Иришка заверещала:
— Моя ляля-я. Да-а-ай ме…
— Сейчас не ори, — прикрикнула на неё Танюшка, и сказала Любаше, — Смотри за ней, я мигом.
— Ты куда? Лёд тонкий, опасно, тут же глубоко! Мамка ругаться будет, — предупредила её Любаша беспокоясь.
— А мы ей не скажем, да? — Танюшка взглянула на младшую сестрёнку и наказала, — Молчи.
Но Иришка молчать отказывалась: пупс у неё был единственный и терять его она не хотела.
— Лялю да-а-ай! — требовала она, истерично топая ногами по деревянному мостику. Танюшка спустилась с мостика и осторожно пошла по льду, ботинки скользили, до пупса оставалось совсем немного. Вдруг она поскользнулась и упала. Она встала, сделала небольшой шажок, потом другой и лёд затрещал под её ногами.
— Лялю дай! Моя ляля-а, — кричала Иришка, и Танюшка машинально наклонилась за пупсом, схватила его и стала проваливаться под лёд. Она отбросила пупса на берег и цепляясь за лёд попыталась выбраться из ледяной купели, но лёд ломался, как шоколадка на дольки.
— А-а-а, помогите-е! — орала на мостике Любаша, — Танька утопла-а!
«Это всё? — промелькнула мысль в голове у Танюшки, — Нет, не всё, я жить хочу-у».
Варежки слетели, пальчики моментально замёрзли и перестали слушаться. Локтями она ломала лёд и упрямо твердила внутри себе: «Нет!» Когда сил почти не осталось она спросила мысленно: «Бог, ты есть? — и отчётливо услышала. — Да-а!»
Она вздрогнула от неожиданности, но голос спросил:
— Теперь ты веришь мне?
— Спаси, поверю...
Кричать не было сил, всё было как во сне, когда ноги почувствовали берег, и она поняла: «Буду жить, я буду жить. Он есть…»
Выбравшись, она упала на берег, и не смогла встать. Любаша подошла к ней и испуганно спросила:
— Ты жива?
— Да-а.
Танюшка подняла голову и почувствовала прилив сил. Тело горело изнутри, как будто в самовар, с легка тлевшими угольками, подбросили шишек.
— Беги, Танька-а, беги-и домой! А то помрёшь…
И она поднялась на крутояр*, а потом побежала домой, удивляясь своей прыти. Дома не было никого, родители всё ещё находились в гостях. Она с трудом развязала шнурки на ботинках, пальцы её не слушались, потом скинула с себя мокрую одежду, залезла на недавно протопленную русскую печь и укрылась одеялом. Мысли донимали её: «Бог-то есть, а я не верила. И что теперь делать? Может я того? — она покрутила пальцем у виска и решила, — Буду молчать».
Любаша с младшей сестрой пришла вскоре. Зайдя в избу, она в первую очередь спросила:
— Танька-а, ты живая?
— Да-а! — отозвалась та с печи.
— Точно?
— Конечно! — в состоянии эйфории ответила ей Татьяна. — Знаешь как у меня тело горит!
— Как? — раздевая Иришку, переспросила Любаша. Татьяна слезла с печи и сказала.
— Смотри голяшки какие красные и руки тоже. Жаром прям изнутри обжигает.
— Ого! — глядя на сестру удивилась Любаша. — Танюшка, ты у нас морж!
— Похоже на то.
Иришка услышала незнакомое слово и стала его повторять, показывая пальцев на старшую сестру:
— Мо-о-ож, мож, Тата.
— Тихо ты… Нельзя! — пригрозила ей Любаша, боясь, что малышка проболтается матери с отцом и им влетит.
— Зя-а…Мож, Тата, — настойчиво твердила Иришка.
— Она нас сдаст папке с мамкой, — испуганно произнесла Любаша, а потом окликнула. — Танька?
— Чё? — одевая на себя сухую одежду спросила Татьяна.
— Надо пальто твоё просушить.
— Как?
— Утюгом.
— Думаешь получится?
— А мы проверим, — сказала Любаша и взяла электрический утюг и включила его в розетку. На стол она постелила старенькое байковое одеяло, отжала как смогла пальто и собралась его гладить.
— Давай я сама, а то спалишь, — отобрала у сестры утюг Татьяна.
Иришка подошла к ведру с водой, стоящее на полу возле печи и опустила в него пупса, а потом старательно пролепетала:
— Мож, Тата. Тата, мож-ж.
— Вот пакость а? То так слово попросишь сказать и не дождёшься, а тут сразу запомнила. — озадаченно произнесла Любаша.
— Да она забудет, когда мамка с папкой придёт, — махнув рукой, ответила Татьяна.
— Сомневаюсь я что-то, вредная она, хоть и маленькая. — заметила Любаша и почесала рукой свою белёсую макушку, прядки волос выбились из косы.
Пальто Танюшке удалось немного подсушить утюгом, потом она его повесила на стул у печи. Лишь слипшийся цигейковый воротник выдавал следы произошедшего происшествия.
Танюшка не терпелось рассказать сестре о том, что она услышала голос Бога, но побоялась, что та не поверит и подумает, что она сошла с ума, и лишь спросила:
— Любаш, а ты как думаешь, Бог есть?
— Не-а, пионеры в Бога не верят, — уверенно заявила она.
— А кто тогда меня спас?
— Кто-кто, ты сама…
— Нет, сама бы я точно утонула…
— Думаешь Он есть?! — глядя широко распахнутыми от удивления глазами, воскликнула Любаша.
— Да.
— А я не верю… Зачем Он тогда тебя утопить хотел?
— Чтобы я в Него поверила, — вдруг сделала вывод Танюшка.
— Ну ты даёшь, Танька-а… Папка узнает, выпорет.
— Ну ты же не скажешь?
Любаша мотнула головой и заверила сестру:
— Нет.
***
Родители вернулись домой ближе к полуночи. Иришка к этому времени крепко спала, родителям Любаша с Татьяной о приключении на озере ничего не рассказали. Но утром Иришка всё же проболталась, повторив купание пупса в ведре и угрожая ему пальчиком:
— Тата, мож. Незя-а!
Мать всполошилась:
— Шурка, чё э́нто она лепечет?
— Да кто её знает? Видишь играется с пупсом.
— Видеть-то, вижу, но с чего бы э́нто? — предчувствуя сердцем неладное задумалась Галина.
— Да чё ты к ней пристала, Галька? Играется дитё и пущай играется.
Галина подошла к Танюшке, сидевшей на лавке у стола, и прижала её к себе, а потом погладила её по голове:
— Горячая ты вроде… Дочка, с тобой всё в порядке?
— Да, мам, — ответила Татьяна и смущённо произнесла. — Я люблю тебя, мам…
— И я тебя тоже, люблю! — ответила мать. Сердце Танюшки ликовало. Ей давно не хватало любви матери, и она вдруг ощутила её любовь.
Любаша подошла к матери и ревниво глядя ей в глаза задала вопрос:
— А меня, мам?
Галина улыбнулась и ответила:
— И тебя тоже люблю, Любка. — но продолжала гладить Танюшку по голове. Взгляд её упал на исцарапанные льдом руки старшей дочки, и она немедля спросила. — А чё э́нто тако? Где э́нто ты так вся исцарапалась, а?
— Да я с кошкой играла…
***
Вот и сегодня Татьяна шла с матерью и вновь почувствовала, что это её родная любящая мать и теперь она будет жить с ней рядом.
— Молодец ты у меня, Танюшка! Любка-то с Иркой не такие, а ты сто пятьдесят рублей взяла да выторговала. — мать улыбнулась и удивлённо произнесла. — Чудно! Буду и я теперь городской бабой.
Пояснение:
Крутояр* — крутой берег
© 18.04.2021 Елена Халдина, фото автора
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данной статьи.
Все персонажи вымышлены, все совпадения случайны
Продолжение 246 Поспешная радость
предыдущая глава тут 244 Ну так я же деревенская, не то, что вы городские
Прочесть "Мать звезды" и "Звёздочка"
Прочесть Позвони мне