Читатель канала «Московские истории» Владимир Федоров, родившийся и выросший в послевоенном Останкино, вспоминает давно исчезнувшую деревню Кашенкин луг, память о которой осталась только в названии улицы, прятавшихся в водорослях заболоченного пруда жирных карасей и как отсутствие дорогих удочек влияло на фантазию юных рыболовов.
По всей видимости, деревня с названием Кашенкин луг возникла на пойменных лугах реки Каменки (точнее, Кашенки, смотри карту Москвы 1929 г). Ее последние избы, доживающие свой век, мне, мальчишке, посчастливилось видеть до времен массовой застройки Москвы.
Это были покосившиеся домишки с дощатыми почерневшими сараями, с длинными картофельными грядками, сохранившимися с крепостных времен давно ушедшего века. Куры, свиньи и другая скотина свободно разгуливали внутри полуразвалившихся огородок, свободно выбредая за их пределы.
Деревня, пережившая свой век, неуместная в городе, как дикий зверь, сбрасывающий свою линялую шкуру, всегда была неожиданной. Зимой тихо притаивалась под огромными сугробами с нависающими снежными шапками крыш, оставляя меж домами для своих обитателей узенькие протоптанные тропиночки. Вечерами, после рабочего дня, за огоньками замороженных окон начиналась жизнь, и ее печное творение сопровождалось вытянутыми облаками дыма на фоне холодного звездного неба, исходящими из одиноких закоптелых труб.
По весне деревня еще долго оставляла на улице, за забором, оттаивающие кучи с домашними отбросами, наверное, для удобства коммунального сбора помоев.
Перед долгими летними гуляньями преображалась, скидывая всю грязь и копоть пристанционной Останкинской деревеньки, стыдливо прикрываясь кустами сирени и высокой луговой травой.
После наших бурных каникул, золотой осенью, светлела и желтела, выставляя на показ россыпи собранной картошки, свеклы и огурцов, заготовленных для подвалов.
Пребывая в гостях у школьных друзей, ступать по подворью следовало с осторожностью, избегая следов от домашней живности. Такого неухоженного селения я не встречал даже в забытых богом краях, где проживала моя деревенская бабушка. Если Кашенки можно было любить, то только как любят старое брошенное кладбище - с грустью и нежностью.
Упомянутые места - с остатками былого луга на границе Останкинского пруда, ближней дубравы с соседними избами Кашенкинской деревни и речушки Горленка, исчезнувшей потом в городских трубах, были в нашей детской жизни замечательным пространством обитания.
Заманчивый заболоченный угол пруда с впадающим осоковым ручьем со временем, безвозвратно пропал под сваями Останкинской телестудии. Был он знаменит - луговой красотой, застольными местами для скатертных, праздничных посиделок взрослых и жирными карасями, кормящимися красным мотылем, небывало, размножившимся от дрожжевых стоков ближнего пивзавода.
Ловить удочкой ввиду их сытости было бесполезно, сетями или корзинами - невозможно из-за черного, засасывающего ноги прудового ила.
Мечта, каким-то образом заманить этих жирных карасей в свои сети посещала многих мальчишек.
Наш опытный, учившийся на два класса старше нас сосед по бараку Витя Новиков предложил простое решение.
- Давайте ловить рыбу, как на корабле-траулере: корзина из сетки привязывается к пароходу, и он тащит ее, захватывая всю рыбью стаю.
На наш наивный вопрос, где взять пароход, последовал категорический ответ:
- Берем лодку напрокат — вот тебе и пароход.
Предложение всем понравилось, накопили три рубля мелочью, и, получив на час лодку, Витя пригнал ее к ближней купальне. Мы уже ждали нашего капитана. Первая попытка закончилась ничем — корзина тонуть не хотела. Решили положить внутрь камень, корзина все равно всплыла. Не получилось со второй и третьей попытки. Прокатное время стремительно ушло.
На следующий день Витя пришел с новой идеей: найти в качестве бесплатного плавсредства в каком-нибудь из затонов брошенный плот. Действительно, нашлось даже несколько отсыревших плотов, но только один из них мог выдержать нас троих. Витя распределил обязанности. Саша лег на живот посреди плота и удерживал корзину, мы начали отталкиваться. Плот не хотел двигаться в нужном направлении. Он вращался! Тем не менее, мы умудрились поймать, вместе с тиной, несколько хороших карасей. Это вдохновило, мы понимали: надо плыть туда, где есть водоросли, в которых попрятались крупные караси.
Витя наседал:
- Толкай сильней!
Но плот кружил на одном месте. В волнении Витя сделал пару неосторожных шагов в мою сторону. Угол плота задрался, и мы, сползая и падая друг на друга, съехали вместе с пойманной рыбой в воду.
Последующие опыты не принесли успеха. Плавая в поисках рыбы, мы незаметно для себя оказались на глубине, упустили палку и в суете все оказались на одной стороне плота. Он начал медленно тонуть, все глубже и глубже погружаясь в воду. Затем противоположная сторона плота, как девятый вал, высоко поднялась из воды и вдруг, резко перевернувшись, нас накрыла. Скользкие доски ударили Витю по голове, а меня вдоль спины. Наконец мы, достав дна ногами, постепенно выбрались.
На берегу, отдышавшись, поняли, что не хочется больше так ловить и надо переходить на одинокие, как нам тогда казалось, - скучные и дорогие удочки с поплавками, лесками и крючками.#владимир федоров
Еще истории Владимира Федорова: "Я попытался передать ностальгическую грусть и любовь к ушедшему детству", "Их было всего 28 домов-бараков, по 32 комнаты в каждом".
