Впервые в жизни опытный охотник испытал ужас. Не зря говорят — и на старуху бывает проруха. Страх у каждого свой, а от ошибок не застрахованы даже самые опытные промысловики.
Оригинал этой истории опубликован на Охотники.ру. Текст уникален, часть материала (рассказ от первого лица) сохранён в оригинале.
История эта произошла очень давно, во времена, когда вся страна строила БАМ, а романтики со всех концов Советского Союза стремились осваивать необжитые регионы. Охотник-промысловик Иван на протяжении всей жизни занимался промыслом в тайге Северного Забайкалья. К своим 59 годам он добыл и сдал государству больше сотни медведей, а копытных и мелкую дичь давно и считать перестал. Тайга была для него родным домом. Свой промысловый путь Иван начал в 8 лет, знал в местных лесах каждый кустик, каждый ручеёк.
В один из осенних дней во время чаепития Иван и поведал своему товарищу — местному охотоведу, как год назад его кондрат напугал. Никогда ранее Иван страха на охоте не испытывал, даже когда медведь-шатун его подкараулил и с ног сшиб.
«А этот кондрат меня до жути напугал и чуть вовсе не кончил, зараза!» — сказал охотник. Но что же случилось такого необычного в тот вечер.
Годом ранее Иван с сыном занимались промыслом кондратов (так в тех краях ондатру именовали). Дотянули до октября, фарт был хороший, звери в капканы десятками ловились. От своей охотничьей стоянки Иван всегда шёл на лодке вверх по течению, чтобы вечером, уставши, легче было назад возвращаться. Сын ставил свои капканы ниже, ему всё равно, в какую сторону потом грести. Лодки, используемые в тех краях, назывались — стружками. Ещё их именуют погонками и душегубками. Устройства очень удобные, маневренные, практичные. Но есть и недостатки — легко опрокидывается даже при незначительном нарушении баланса. Поэтому в таких лодках охотники, если и стреляли, то только вдоль. При выстреле поперёк хода отдача могла запросто перевернуть лодку.
И вот вечером Иван плывёт себя спокойно вниз по течению на своей «стружке». В лодке ружьё, 40 капканов, кучка кондратов — десятка полтора, да несколько уток. Вот скоро уже и зимовье, а там и горячий чай и отдых.
И тут из кучи ондатровой самый здоровый кондрат вылезает, недобитый оказался, зубами стучит и на меня прет. Я его веслом хотел, а оно длинное, зверь под него, я ногой, он сапог перескакивает и под плащ мне, аккурат промеж ног лезет. А зубами так стучит, что ясно, чё он делать собрался. Как они кусают, знаешь. Врагу даже за руку такого не пожелаешь. Я, хоть стариком уже числюсь, вроде все равно напугался, не дай бог, схватит! Жалко же! И со страху сам не понял, как из стружка с ревом выскочил. А там глубина — с ручками или даже больше! На дно я камнем ушел, отпихнулся от него и вынырнул прямо возле лодки своей перевернутой. Ну, ухватился за нее и повис.
Вода была уже холодная, осень, октябрь месяц. Хорошо, что зимовье уже показалось в поле видимости. Выплывает Иван из-за поворота, держась за лодку, видит, его сын своих кондратов под навесом сушить развешивает. Затрубил что есть сил. Сын помог Ивану подобраться к берегу. До наступления темноты они успели достать из воды ружьё и капканы. Тушки зверей даже вылавливать не стали.
Я чё еще думаю... Однако в воду я правильно сделал, что сиганул. Ведь если бы он тяпнул по живому, то все одно бы мне дергаться пришлось и за борт лететь. Но кусаный бы сразу утоп, не до того бы было, чтоб за стружок цепляться. Так что этот кондрат мне на всю жизнь запомнился. А виноват-то я сам был. Зато теперь у меня, у пуганого, ни один кондрат больше не оживет.
Вот такая интересная, и даже поучительная история. Казалось бы — безобидный зверь, а такое учудил. Благо дело сын уже возле зимовья был, а то ещё неизвестно чем бы дело кончилось.
Источник